— Эгей, добрый народ! — окликнул Бильбо эльфов, высовываясь из окна. — Вы хоть знаете, который час? Да ваша песенка разбудит и пьяного гоблина! Но все равно — спасибо вам.
— А от твоего храпа проснется и каменный дракон, — со смехом отозвались эльфы. — Но и тебе спасибо. Дело к рассвету, а ты почиваешь с самого вечера. Пожалуй, отоспишься за всю дорогу!
— В доме Элронда и сон — лекарство, — сказал хоббит, — будем лечиться, покуда есть возможность. Еще раз доброй ночи, друзья. — С этими словами он нырнул в постель и проспал до самого утра.
Усталость как рукой сняло, он много шутил, пел и танцевал с эльфами. Но далее чудесный Раздол не мог его удержать — он не переставал думать о доме. Через неделю хоббит попрощался с Элрондом, вручил ему на прощание маленький подарок, который тот благосклонно принял, и они с Гэндальфом вновь тронулись в путь.
Едва выехали из долины, небо на западе потемнело, в лицо ударил ветер с дождем.
— Вот тебе и весенний ветерок! — пробормотал Бильбо. — Ну да ладно, мы едем домой. Будем считать, это — привет из дома.
— Впереди еще долгий путь, — возразил Гэндальф.
— Зато последний, — отозвался Бильбо.
Добрались до реки, обозначавшей границу Дикого Края, переправились бродом — вы, должно быть, его помните. В горах таял снег, каждый день шли дожди, поэтому вода в реке поднялась, но перебрались без приключений и поскакали дальше — к Хоббитании.
Все было как прежде, лишь компания уменьшилась и стала тише, да троллей на сей раз не встретилось. Бильбо припоминал прошлый год — что было, о чем говорили (казалось, минул добрый десяток лет), — а потому сразу приметил то место, где свалился в реку и где свернули с тропы после встречи с Томом, Бертом и Биллом.
Неподалеку от дороги нашлось и золото троллей — в целости и сохранности.
— Мне и так хватит до конца дней, — сказал Бильбо, когда они с Гэндальфом выкопали золото. — Бери его себе. Вдруг пригодится?
— Безусловно пригодится, — ответил маг. — Но, знаешь ли, от тюрьмы да от сумы… По-моему, оно тебе скоро понадобится.
Наполнили золотом переметные сумы, навесили их на пони, которые оказались далеко не в восторге от прибавившейся поклажи, а сами пошли пешком. Кругом зеленела листва, трава вымахала уже в рост хоббита, солнце припекало. Бильбо частенько останавливался отдохнуть и вытирал лицо красным носовым платком — этот платок он одолжил у Элронда.
Все на свете имеет конец, и наша история — не исключение. Одним июньским днем перед путниками раскинулся край, где Бильбо родился и вырос, где все пригорки и деревья были ему знакомы не хуже собственных пяти пальцев. Поднявшись на взгорок, он увидел вдалеке свою Кручу, остановился и вдруг нараспев произнес:
Дорога — это значит путь
По чащам, по горам
И под горой, где тьма и жуть,
И по речным волнам,
Зимой — в мороз, а летом — в зной,
Ведь путь всегда таков —
Всегда под солнцем, под луной,
Коль нету облаков!
Дорога — это надо знать —
Всегда на край земли!
А ноги сами тянут вспять
Туда, откуда шли;
Пускай огонь и тьма кругом,
Пускай враги вокруг, —
Всегда я вижу милый дом,
Любимый сад и луг!
— Мой милый Бильбо! — проговорил Гэндальф. — Что с тобой случилось? Ты ли это?
Вот пересекли мост, миновали мельницу и подошли к норке господина Торбинса.
— Хо! — вскричал Бильбо. — Что тут такое?
У дверей толпился народ, хватало всяких — и почтенного вида, и не слишком, а многие сновали в дверь и выбегали обратно. Мало того, при этом они даже не вытирали ноги!
Если господин Торбинс удивился, то все прочие изумились, если не сказать больше! Ведь Бильбо появился в разгар аукциона. На воротах висело большое объявление, где красным и черным было написано: «Июня двадцать первого числа господа Грабл, Грабл и Копанец будут продавать с аукциона вещи господина Бильбо Торбинса. Аукцион состоится в Торбе-на-Круче, Хоббитания. Начало в десять ноль-ноль». Так как близился полдень, многие вещи уже успели продать по сходной цене — как поется в старых песнях (и как обычно бывает на аукционах), распродали ни за грош. Родичи Бильбо, Лякошель-Торбинсы, старательно измеряли комнаты, прикидывая, поместится ли там их мебель. Короче говоря, Бильбо объявили пропавшим без вести, и отнюдь не все в Хоббитоне обрадовались, когда он нежданно возвратился.
Вообще возвращение господина Торбинса наделало много шума. Добрых десять дней на Круче и в Приречье не утихали разговоры. А на то, чтобы власти официально признали Бильбо живым, потребовалось несколько лет. С вещами дело обстояло проще: убедившись, что от уговоров толку мало, Бильбо просто-напросто взял да и выкупил свою собственную мебель и прочую хозяйственную утварь. К сожалению, серебряные чайные ложки так и не нашлись; Бильбо подозревал, что они осели у Лякошель-Торбинсов. А те никак не хотели признавать в нем господина Торбинса и даже отворачивались, когда встречали его на улице. (Понимаете, им очень уж хотелось переселиться в чудесную норку Бильбо.)
Вскоре выяснилось, что Бильбо расстался не только с чайными ложками, но и со своей репутацией. Он был другом эльфов, его уважали гномы, маги и тому подобные личности, заглядывавшие порой к нему на огонек, а вот в Хоббитании к Бильбо относились иначе. Соседи держали господина Торбинса за сумасброда; дружили с ним разве что племянники и племянницы по линии Туков, и то тайком от родителей, которые вовсе не поощряли дружбы с «этим Торбинсом».
Мне неловко это говорить, но мнение соседей нисколько не тревожило Бильбо. Он наслаждался спокойной, размеренной жизнью; и даже котелок на огне, казалось, посвистывал теперь куда мелодичнее, нежели в те дни, что предшествовали Нежданному Угощению. Свой меч Бильбо повесил над каминной полкой, а кольчуга висела в гостиной, пока он не сдал ее в борошень, то бишь в музей. Золото и серебро господин Торбинс расходовал в основном на подарки, полезные и роскошные, — хотя бы по этому можно судить, как он относился к своим племянникам. А кольцо никому не показывал и надевал, лишь когда надо было спрятаться от незваных гостей.
Соседи качали головами, приговаривали: «Совсем Торбинс спятил», — и стучали себя по лбу; мало кто верил его россказням. А Бильбо писал стихи, порой навещал эльфов и был счастлив до конца своих дней (а прожил он долго-долго).
* * *
Осенним вечером несколько лет спустя Бильбо сидел в кабинете и писал воспоминания, которые собирался назвать «Туда и обратно, или Прогулка хоббита». И тут в дверь позвонили.
Это оказался Гэндальф, и не один, а с Балином!
— Входите, входите! — засуетился Бильбо.
