В следующую минуту Спуриус был загнан в дальний конец крыши и прижат к краю.
«Ну вот и дошли до точки!» – подумал Меф, готовясь двинуть своего пылающего ферзя в завершающую атаку.
Неожиданно на лице Спуриуса появилось изумившее Мефа торжество.
– Смотри: твоя светленькая приперлась тебя спасать! Какая удача! Прикончи ее, Ахмед! – внезапно крикнул кому-то Спуриус.
Уже поворачиваясь, Меф понял, что позволил обмануть себя. Спуриусу важно было, чтобы противник отвлекся. Его сабля, обратившаяся в плеть, обвила клинок Мефодия и змеей ужалила Буслаева в кисть. Боль была такой острой, что Меф сжал зубы. Сила, которой невозможно было противостоять, вырвала меч из его ладони и отшвырнула его далеко во мрак. Светящейся полосой клинок прорезал мглу и исчез в окружавшей вагон тьме.
Спуриус сделал короткое рубящее движение. Лезвие его сабли, точно бич, послушно обвило шею Мефа и своим острым краем уперлось чуть левее кадыка. Меф не мог даже шевельнуться. Стальной ошейник сдавливал ему шею.
– Не дергайся! Сам понимаешь, что будет, если моя змейка тебя ужалит! А ей этого так хочется! – произнес Спуриус нежно.
– Это был подлый обман! – прохрипел Меф.
– Не терзай мое сердце! Я не прощу себе этой лжи до конца жизни! – пообещал ему Спуриус. – Лучше спроси: почему я не прикончил тебя сразу?
– Не буду спрашивать!
– Так уж исторически сложилось, что я люблю пытки. Кроме того, мне бы очень хотелось получить у тебя силы Кводнона. Но не все сразу. Вначале надо стать владыкой Тартара. Где там наше завещаньице?
Голос Спуриуса звучал гибко и доброжелательно, точно он обсуждал с лучшим другом совершеннейшую мелочь. Только сейчас Меф осознал в полной мере, почему Спуриус казался подлым даже Арею, которого мало чем можно было удивить. Разговаривая, Спуриус не терял времени даром, обшаривая карманы Мефа. Маленький пакет с эйдосом Улиты оказался в его руке одновременно с пергаментом.
Спуриус взглянул на пергамент и ухмыльнулся.
– Как-то мне страшновато его вскрывать. Ну не загадочное ли я существо? Ты не подождешь немного рядом, пока я не посмотрю подарочек? Только никуда не уходи! – сказал он Мефу все с той же интонацией величайшей дружественности.
Спуриус отпустил рукоять сабли и жестким толчком ладони в подбородок опрокинул Мефа на крышу вагона. Буслаев попытался освободиться, но при первом же его движении клинок, как змея, куснул его в шею.
– Моя нелепая сабелька конного боя очень на тебя обижена. Не дергайся! Будь хорошим мальчиком! Подумай о чем-нибудь приятном! Например, о том, что твой эйдос, скорее всего, достанется свету! – Спуриус погрозил Мефу пальцем и тотчас, забыв о нем, занялся пергаментом.
Расправил, погладил шершавую бумагу и, опустившись на колени, коснулся лбом печати. Меф услышал, как он шепнул:
– Не мог же Кводнон, в самом деле, завещать мрак этому дауну Лигулу? Это было бы ай-ай-ай как неправильно!
Можно было решить, что Спуриус сам себя уговаривает. В голосе его послышалось нетерпение:
– Но что это я тяну? Пора вступить во владение моей маленькой империей! Не просто же так Боватингмо так долго берег для меня этот пергамент? Пора! Мрак, я иду к тебе!
Спуриус облизал губы и острым желтым ногтем решительно перерезал нить с печатью. Торопливо сдернул печать и одним движением широко распахнул пергамент. Меф увидел, как с пергамента на лицо Спуриусу хлынул дрожащий синеватый свет. Бывшее лицо «пастушка» озарилось до последней морщинки. Только теперь морщины казались трещинами в земле, в которые вот-вот хлынет раскаленная лава. Это длилось всего мгновение, но мгновение это, как в воске, отпечаталось в памяти Мефа. В зрачках Спуриуса вспыхнул темный огонь. Это была мгла, пустая, пожирающая мгла, которая, подобно черной дыре, жадно всасывала в себя все, что не могло сопротивляться.
Вскинув руки, Спуриус закричал не то от боли, не то от счастья. Это был страшный, ни на что не похожий вопль, гневным штопором ввинчивающийся в небеса. Крик птицы, дракона, человека. Крик власти и крик смерти.
«Вот он и стал повелителем мрака! Все-таки хорошо, что не я!» – беспомощно подумал Меф, и именно в этот момент на щеках Спуриуса появились провалы. Вначале лопнула правая щека, затем, быстро потемнев, левая. Десны обнажились, нос запал. На лбу проступили быстро разраставшиеся следы тления. Волосы вспыхнули и исчезли, оставив неприятный паленый запах.
Спуриус попытался отбросить пергамент, но было уже поздно. Меф еще разобрал хрип:
– Идиот! Я же сам предсказывал ему, что он умрет от нитки!
Затем последовали страшные, непередаваемые проклятия, которыми Спуриус осыпал своего вероломного хозяина. Он все проклинал, а его тело уже ссохлось до костей. Но даже кости продолжали еще биться и стучать о крышу вагона. Видимо, дух Спуриуса лихорадочно пытался покинуть мертвую плоть, но не мог, навеки связанный с ней чем-то более могучим, чем он сам.
Меф закрыл глаза. Гибкий клинок продолжал змеей обвивать ему шею. Даже сквозь зажмуренные веки Меф увидел голубую вспышку. Он почувствовал, как пергамент рыхлой медузой переполз на кости Спуриуса и, поглотив их, исчез. Завещание Кводнона было зачитано.
* * *
Через какое-то время Меф услышал скребущийся звук и бормотание. На вагон кто-то взбирался, причем довольно резво. Буслаев открыл глаза и увидел, что к нему на четвереньках ползет татуированный детина. Некоторое время он задумчиво созерцал обугленное пятно, оставшееся на месте, где пергамент настиг Спуриуса, а затем глубокомысленно хмыкнул.
– Я вырос за полярным кругом, где шесть месяцев ночь. Мне всю жизнь хотелось увидеть море! – сообщил Мефу детина и захохотал.
– Кто вы? – спросил Меф.
– Секретное подразделение света! Страж Даниил! – представился детина, озабоченно оглядывая живой ошейник Мефа. – Значит так. Сейчас сиди и терпи! Я не думаю, что будет больно, но если дернешься – я тебя предупредил!
Детина извлек флейту и, пристально глядя на клинок Спуриуса, стал играть. Звуки были неожиданно неприятные, дребезжащие, точно кто-то топтал стекло. Меньше всего они были похожи на звуки света. Меф удивился было, но неожиданно понял, что ничего странного в этом нет. Флейта лишь разговаривает с клинком на понятном ему языке, который, разумеется, не может быть языком света.
Меф ощутил, как тугая пружина клинка постепенно разжимается. Недоверчиво, настороженно клинок отпрянул от его шеи и стал медленно, как ползущая змея, спускаться по телу вниз. Теперь Меф понял смысл этого «не дергайся». Сабля стекла по плечу Мефа, по бедру и лениво поползла по крыше вагона. Детина дождался, пока ее рукоять на ладонь отдалится от ноги Мефа, и его флейта издала резкий, похожий на приказ звук.
