— Еще она утверждает, что на мне была оранжевая ряса Маджере, когда она увидела меня в первый раз. Ты тоже была там, Королева. Ты-то знаешь, что я был в зеленой рясе, которую ты сама дала мне.
Зебоим посмотрела на него. Посмотрела на его рясу. Снова на него. Она уже не видела его. Взгляд Богини сделался рассеянным.
— Любопытно… — проговорила она задумчиво.
Глаза Морской Королевы сузились, снова сфокусировавшись на монахе. Она опустилась перед ним на корточки, грациозная, гибкая, смертельно опасная.
— Посвяти свою жизнь мне, монах, и я тебя освобожу. Прямо сейчас. Я даже освобожу кендера и шавку. Отдай мне свою веру, и я тут же призову корабль минотавров, они отвезут тебя куда пожелаешь, в любую точку огромного мира.
— Я не могу отдать тебе то, чего у меня больше нет, госпожа, — ответил Рис мягко. — Моя вера, моя душа в руках Маджере.
— Мина всегда держит свое слово, — взорвалась Зебоим. — Мина убьет и собаку, и этого презренного кендера. Они будут умирать медленно и мучительно — и все из-за тебя.
— Маджере присмотрит за своей собственностью, — возразил Рис, бросая взгляд на посох, прислоненный к стене.
— И ты позволишь тем, кто доверяет тебе, умереть в муках, хотя ты запросто можешь спасти их?! Хороший же ты товарищ, монах!
— Рис не позволит нам умереть в муках! — громко закричал Паслен. — А мы хотим умереть в муках, верно, Атта! Ой! — прибавил он тихо. — Что-то не то получилось.
Зебоим встала, величественная и холодная.
— Быть по-твоему, монах. Я могла бы уничтожить тебя прямо сейчас, но не хочу лишать Мину удовольствия. Знай, я буду наблюдать, буду слизывать каждую каплю крови! И на случай, если ты думаешь, будто бы это тебя спасет…
Она нацелила палец на эммиду, и посох взорвался во всполохе ядовито-зеленого света. Щепки разлетелись по пещере. Одна из них содрала кожу с руки Риса. Он быстро прикрыл рану, и Зебоим не успела заметить.
Богиня исчезла с раскатом грома, порывом сырого ветра и ехидным смешком.
Рис посмотрел на свою руку, на длинную неровную царапину. Из раны сочилась кровь. Он зажал ее краем рукава. Все, что осталось от посоха — поранившая его щепка, — лежало на полу рядом с ним. Монах поднял обломок и зажал в ладони.
Он получил от Маджере ответ и был доволен.
— Не грусти, Рис, — бодро сказал Паслен. — Я не против умереть. И Атта тоже. Должно быть, это весело — стать призраком. Я смогу проходить сквозь стены и завывать в ночи. Мы с Аттой будем к тебе приходить, когда станем привидениями. Хотя надо сказать, что я не часто встречал призраки собак. Интересно, почему? Может быть, души собак завершают свой путь, освобождаются и вольны бежать и играть вечно на травянистых лугах? Наверное, они охотятся на души кроликов. Но только если у кроликов есть души… Ой, не надо мне было упоминать о кроликах…
Рис терпеливо ждал, пока кендер закончит свои метафизические рассуждения. Когда Паслен выговорился и уселся играть с Аттой в «камень, ножницы, бумага», он сказал:
— Ты ведь можешь протиснуть кисти рук в наручники, правда?
Паслен прикинулся, будто не слышит.
— Бумага заворачивает камень. Ты снова проиграла, Атта.
— Паслен… — настаивал монах.
— Не мешай нам, Рис, — произнес Паслен, отвлекаясь. — Эта игра требует внимания.
Он сделал еще попытку:
— Паслен, я знаю…
— Нет, не знаешь! — крикнул Паслен, сердито посмотрев на Риса, затем, возвращаясь к игре, легонько постучал по лапе Атты. — Так нечестно. Нельзя менять мнение на полпути. Ты же сначала сказала «камень»…
Рис сидел тихо.
Паслен поглядывал на него краем глаза, неловко поеживаясь. Он продолжал играть, но забыл, что собирался назвать — камень, ножницы или бумагу, — и от этого вся игра пошла насмарку.
Вдруг он закричал:
— Ну, ладно, хорошо! Да, наручники у меня на запястьях болтаются свободно.
Он посмотрел на свои ноги и просиял:
— Но мне ни за что не вытащить из кандалов ноги!
— Ты сможешь, — возразил Рис, — если соскребешь с солонины немного сала и смажешь их.
Кендер закусил нижнюю губу:
— Я испорчу сапоги.
Рис покосился на его сапоги. Розовые большие пальцы кендера торчали из дыр.
— Когда начнет темнеть, — сказал Рис, — ты освободишься, заберешь Атту, и вы уйдете.
Паслен покачал головой:
— Только с тобой. Мы используем то же самое сало, чтобы намазать тебе руки…
— У меня наручники слишком тугие, а кандалы на ногах еще туже. Я не смогу бежать. А вы с Аттой сможете.
— Не прогоняй меня! — взмолился кендер.
Рис обнял его за плечи:
— Ты хороший, верный друг, Паслен, мой самый лучший друг. Благодаря твоей мудрости я вернулся к Богу. Посмотри на меня.
Паслен замотал головой. Слезы катились по его щекам.
— Я умею переносить боль, — продолжал монах. — Я не боюсь смерти. Маджере ждет меня. Мне будет легче умирать, зная, что вы с Аттой в безопасности. Ты ведь не откажешь мне в этой последней жертве, Паслен?
Кендер несколько раз тяжело глотнул, потом проговорил несчастным голосом:
— Да, Рис.
Атта смотрела на хозяина. Хорошо, что она не понимала, о чем он говорит. Она наверняка решительно отказалась бы.
— Прекрасно, — поставил точку Рис. — А теперь, как мне кажется, нам следует поесть, выпить воды и немного отдохнуть.
— Я не голоден, — пробормотал Паслен.
— А я голоден, — заявил монах. — И Атта тоже.
При упоминании о еде собака облизнулась и поднялась, помахивая хвостом.
— И мне кажется, ты тоже, — добавил с улыбкой Рис.
— Ну, разве что самую малость, — признал Паслен, с траурным видом вытащил руки из ручных кандалов и, звеня цепью, пошел за котомкой с солониной.
Океан сильно бурлил, когда Зебоим бросилась в воду, и, когда она поднялась на борт корабля минотавров, от нее шел пар. Капитан низко поклонился ей, команда опустила косматые головы.
— Куда ты желаешь попасть, о славная Королева? — униженно спросил капитан.
— В Храм Маджере, — приказала Богиня. Капитан потер морду и с извиняющимся видом воззрился на нее:
— Боюсь, я не знаю…
Зебоим махнула рукой:
— Он находится на какой-то там горе. Забыла название. Я тебе расскажу, как добраться. Поторопись.
— Да, славная Королева. — Капитан еще раз поклонился и принялся выкрикивать приказы.
Команда кинулась к парусам. Зебоим вскинула руки, призывая ветер, и паруса тут же надулись.
— На север, — сказала она.
Волны вздымались и пенились под носом корабля, ветер гнал его вперед, к облакам.