Бернхард Хеннен - Королева эльфов. Зловещее пророчество (Elfenkonigin ru)

Почему она не может забыть мужчину, которого убило загадочное волшебство и который не любил ее? Почему не возвращается ее чувство к мужчине, который действительно любил ее? Если поразмыслить трезво, то счастье — вот оно, стоит лишь протянуть руку. Почему бы просто не принять любовь Фальраха?

Или нужно отказаться от какой бы то ни было любви, чтобы снова стремиться к трону? В Вахан Калиде, во время следующих выборов короля. Если собравшиеся там князья выберут ее правителем, она сможет вернуть трон, не пролив ни капли крови. Не этот ли путь уготовила ей судьба? В ее ли власти повернуть свою жизнь в иное русло?

Что делать, она не знала.

— Приведите ко мне предводителя серокожих, — произнесла она тихим, но пронзительным голосом.

Эльфийка знала, что за занавеской из камней, тыквенных зерен и кожаных полос сидят три кобольда и ждут, что она решит, кому надлежит занять место Облона и стать шаманом и предводителем племени.

Немногим позже в мертвецкую втолкнули старика. Теперь у него был подбит и второй глаз. Похоже, обманутые кобольды начали мстить мнимым троллям.

— Что ты знаешь об ингиз?

Кобольд облизал губы длинным узким языком. Он напомнил Эмерелль язык змеи, несмотря на то что не был раздвоенным.

— Это создания, полные ненависти. Они завидуют нам изза нашего мира. Даже из-за пустыни. И завидуют из-за тел. — Он стрельнул заплывшими глазами, словно проверяя, какое действие оказали его слова.

Эмерелль ничего не сказала. Ее лицо ничего не выражало.

Старик нерешительно заговорил снова:

— Существуют магические тропы великой силы. Мой народ не может ходить по ним. По ним путешествуют лисьеголовые наездники драконов, один из которых есть в твоей свите. Иногда, когда я пересекаю пустыню, я нахожу такие тропы. Я чувствую их. Они образуют большую сеть. Ее создали альвы.

В эту сеть пойманы ингиз. Но здесь, где живем мы, ячейки сети очень широкие. Может быть, она была порвана, когда здесь сражались драконы. Здесь ингиз подходят к нашему миру ближе, чем где бы то ни было. Войти в него они не могут, но их голоса иногда звучат у нас в головах. Они проникают в наши сны, чтобы напугать или сподвигнуть на дурные поступки. Если хороший человек вдруг становится плохим или женщина — склочной, их ввели в искушение ингиз. Они несут в мир зло. Выйди в пустыню. Можно идти десять дней и не пересечь ни единой магической тропы. Там нет ничего. Нет жизни. Близость ингиз убивает мелких существ вроде птиц, жуков и ящериц.

Его слова напомнили Эмерелль о тех мрачных днях в замке Эльфийский Свет, когда цветочные феи умирали или бежали прочь, когда смех исчез из дворца. Мог ли старик слыхать об этом? Или он говорит правду? Она прошептала слово силы и проникла в его мысли. Проникла в самую его суть. Они не лгали, когда называли себя троллями. Они глубоко верили в то, что являются троллями. Все было именно так, как он сказал. Его народ так долго носил в себе эту ложь, что она стала для них правдой. Верил он и в то, что говорил об ингиз.

Разве не драконий огонь сделал эту землю такой нереальной?

Действительно ли тени ингиз ближе здесь, чем где-либо еще в Альвенмарке?

— Расскажи мне о ловцах снов, Добон. — Она прочла в мыслях кобольда кое-что о невежественных ритуалах его народа.

— Ты знаешь мое имя? — Кобольд подскочил от испуга. — Кто ты такая?

— Враг ингиз. Некоторые говорят, что я хуже, чем они. Но в отличие от них я из плоти и крови. И можешь сесть, ибо нет места, где ты был бы в безопасности, если я решу покуситься на твою жизнь.

Едва слова эти сорвались с ее губ, как она пожалела о сказанном. Неужели дело в близости ингиз, что она выходит из себя быстрее, чем раньше? Может быть, яд их чистой злобы коснулся ее? Вспомнился Фейланвик. Нет, она перестала контролировать себя раньше, чем пришла сюда.

Добон перестал пятиться. Но дышал тяжело. Нет никаких сомнений, он поверил каждому ее слову.

— Ты девантар?

Она рассмеялась. Это уже чересчур!

— Нет. — Откуда он знает о старом враге? Война между девантарами и альвами была так давно, что было утрачено большинство легенд об этом. — Так расскажи же мне о том, как ловят сны.

— Ловить сны могут в основном мужчины, несмотря на то что наши женщины способнее. Для женщин опасность больше. Если они носят в себе ребенка, то темные сны ингиз могут убить его. Или, хуже того, могут попытаться сожрать его душу, чтобы родиться в его теле. Если женщина становится ловцом снов, то прекращает общаться с мужчинами и живет только для магии снов. Может быть, именно поэтому они и сильнее. — Старик говорил медленно, запинаясь. Ни одного необдуманного слова не срывалось с его губ. Эмерелль казалось, что он делает это не потому, что хочет обмануть ее или скрыть что-либо. Он просто боялся ее. — Каждую ночь наши ловцы отправляются на охоту, чтобы сразиться с ингиз. Они всегда одни. Их сражения не терпят зрителей. Ловец снов начинает день с подготовки к ночи. Натирает кожу свежей глиной. Затем выбирает доверенное лицо, которое нарисует на теле сеть для снов при помощи извести или толченого древесного угля.

Это магический узор. Двух одинаковых узоров не бывает.

Ловец снов знает, какие линии и знаки привлекут ингиз в эту ночь, потому что носит во рту кусок сушеного хаттах, чтобы усилить магию. Он рисует палкой узор на песке. Его доверенное лицо тщательно переносит рисунок на его тело. Это длится до полудня и дольше. Затем ловец снов покидает лагерь. Он всегда идет один. Его ведет хаттах. Единственная его защита — духи наших предков, которые всегда рядом. Он отыскивает место, подходящее для того, чтобы ловить темные сны прежде, чем они достанут ничего не подозревающих спящих.

Это всегда такое место, которое находится выше земли. Гребень особенно высокой дюны. Гора или одинокая скальная игла в глубине пустыни. Как только подходящее место найдено, ловец снов сплевывает остатки хаттах, поскольку они ослабят его, когда он станет сражаться с пожирателями душ.

Когда наступают сумерки, он начинает петь. У каждого своя песня. И он берет в рот раковину. Ты наверняка видела их.

Маленькие скрученные раковины, немного похожие на рога.

Наши ловцы снов носят их в качестве украшений.

Эмерелль коротко кивнула. Она молчала, чтобы не перебивать без нужды рассказ Добона. Наконец он стал говорить свободнее, не запинаясь.

— Я думаю, что очень важно выбрать место поближе к небу. Знаешь, ингиз живут в черноте неба. Некоторые даже полагают, что темнота исходит от них.

Королева сочла это глупым суеверием, но промолчала.

— Дурные сны летают над страной, когда опускаются сумерки. Сети для снов приманивают их. Ловец никогда по-настоящему не спит. Если он сделает это, то окажется во власти снов, как и все остальные. Он находится в трансе, состоянии на грани сна и бодрствования. Тогда духи наших предков очень близко, они подбадривают ловцов. Когда приходят дурные сны, их нужно пережить, несмотря на то что не спишь. И они ловятся. В маленький рог-раковину, который носит на языке каждый ловец снов. Дурные сны, которые насылают ингиз, теряются в изгибах маленькой раковины. Они не могут выйти оттуда. Сохранять раковину нужно девяносто девять ночей. За это время сон теряет всю свою силу. После этого ловец снов может носить рог-раковину в качестве украшения, в знак того, что выстоял против ингиз.