Старуха стянула с плеч сложенный в несколько раз платок из овечьей шерсти, в который куталась тогда, когда никто не мог ее увидеть, расстелила на лежаке, легла, укрылась другим его краем. Ее удивляла эта комната. Насколько Ксилолит знала, среди камней никто и никогда не мог отказаться от законных излишеств. Борясь со старческим сном, она так и сяк прикидывала — для кого могли выстроить такую странную комнату. И вдруг память подсказала — однажды она видела человека, который добровольно отказался от всего лишнего кроме небольшого золотого украшения на груди, мало того, не признавал даже некоторых необходимых человеку вещей. Он был одет в темные одежды, он шел по двору, а зеваки — Ксилолит среди них, ведь она была тогда маленькой девочкой — приникли к окнам и вышли на открытую галерею. Как же его называли? Ксилолит силилась вспомнить: све… све… светильник? Нет: светильщик. Да, вроде бы, так. Шептались, что он пришел из другого мира и будет говорить о лучшей жизни. Многие ходили потом к нему, говорили с ним, даже участвовали в каких-то обрядах. Но развлечение наскучило быстро. Ксилолит помнила, как мама пришла однажды, раздраженно бросила в угол свою шаль и сказала, обращаясь почему-то к ней, пятилетней крохе:
— Я считаю, что лучше пойти поработать.
И они с подругами сели к рабочему столику за брошь из белого золота, изумрудов и бриллиантов. Ксилолит помнила, как дробился в камнях и отражался в маминых зеленых глазах свет десятков свечей. Чем старше она становилась, тем больше вспоминала таких вот моментов из детства, и это делало ее немного счастливее. Она вспоминала еще и еще и, успокоенная, уснула крепким сном. Она могла бы обратиться за помощью к патрулю, который проходил совсем близко, но не услышала его приближения.
Ксилолит не случайно оказалась в старой части замка. Когда-то именно эта часть была основной и парадной но за последние сто лет королевская резиденция была значительно расширена. Появилась традиция селить в замке всех самых именитых или особенно угодивших королю дворян. Расширили кухню и другие хозяйственные постройки, и селиться в Старом крыле стало немодно — к нему примыкали все службы. Потом и парадные залы крыла начали считаться слишком далекими от входа и потому непригодными для торжеств. Мастерские, малый тронный, большая оружейная палата, некоторые из королевских покоев опустели. Сюда заходили, но редко — больше на экскурсию, чем по делу. За некоторыми залами ухаживали слуги, но лишь за теми, что строил сам основатель королевства Малахит. И только большой малахитовый зал до сих пор считался самым красивым залом дворца, и в нем все еще устраивали балы и заседания Совета.
Ксилолит тихонько шла к малому тронному залу. Вот и он. Дверь оказалась слишком тяжела для старухи, но на ее счастье кто-то уже приоткрыл дубовую створку.
Ксилолит подошла к трону Малахита. Кресло с высокой спинкой из цельной каменной глыбы, за ним — такие знакомые темно-синие занавеси. Она очень волновалась, когда отодвигала их в сторону. Золотые круги поплыли у нее перед глазами. И вот та самая малахитовая плита. Ксилолит всмотрелась в рябь темных и светлых малахитовых разводов, попыталась настроить давно ослабевшее зрение. Но когда картинка сложилась в единое целое, старуха испугано ахнула. Кто-то отшлифовал камень так, что от плана замка не осталось почти ничего, кроме центральной, и ныне жилой, части. Она была уверена, что сделали это сегодня ночью.
Старые, высохшие, узловатые пальцы медленно провели по зеленому камню. Подумать только, здесь есть даже ее нынешняя комната. Интересно, сколько веков назад ее построили? Она стояла у этой стены и вспоминала, как ребенком она прибегала сюда в дни, свободные от торжественных приемов. Ей было лет десять, она обожала тайны и при помощи карты играла в замок со страшными лабиринтами, тем более что старая часть замка и в самом деле навевала такие мысли: комнаты здесь были маленькими, коридоры узкими и запутанными. Иногда надо было повернуть раз пять, чтобы оказаться всего лишь в соседней комнате. У Ксилолит тогда было две фигурки из ее камня — мальчик и девочка с испуганными лицами. Она сама их сделала и играла, будто эти дети заблудились в замке страшного людоеда, водила фигурками по бесконечным коридорам. Начинала всегда из центра, вот отсюда. Пальцы без труда нашли нужные насечки. Странное дело, участок карты был стерт, но Ксилолит будто видела, какой стена была тогда, шестьдесят лет назад. Ни на что не надеясь, она стала вспоминать: вот здесь был коридор, и вот тут…
Через полчаса она отошла от стены. На лбу выступил липкий пот, руки дрожали от напряжения, но она вспомнила все четыре коридора, ведущие из замка. Три коридора были известны. Четвертый скрывался вот здесь, в старом крыле. Насколько могла вспомнить Ксилолит, вел он в королевские винные погреба, а там, может быть скрытая бочками, а может быть, и нет, должна была быть прочная деревянная дверь. Куда бы вот только она могла вести? — задумалась старуха. Восточная стена возвышается над обрывом. Вдоль него идет лишь одна тропинка, та, что подходит к самой кухне. Но никакая иная дверь на нее не выходит. Да и судя по тому, что погреба спрятаны в полуподвале, винный выход должен открываться гораздо ниже кухонного.
Все это Ксилолит не нравилось. Она могла неверно вспомнить план. Она могла забыть еще о каком-то из выходов. Медленно, держась за стену, старая древесная лягушка выползла в коридор. Судя по солнцу, было где-то в районе полудня. Из открытого в коридоре окна доносились невнятные далекие звуки: то ли удары, то ли выстрелы из оружия пришлых людей. Старуха была гордой, ей невыносимо было думать о том, как она сейчас придет к любому из принцев, как будет излагать свои подозрения, и как от нее отмахнуться, словно от мухи, приставшей в самый неподходящий момент. Или напротив, как ласково отведут в комнату, проверят этот проход, а потом за спиной станут шептать, что старость, конечно, не радость, что старуха так захотела участвовать в войне, что начала бредить…
Ксилолит решила все проверить сама.
Она проснулась, осторожно встала, укуталась в шаль и вышла за дверь.
Там стоял Балин.
Убийца задушил Ксилолит легко, от страха и неожиданности она почти не сопротивлялась. Только, пожалуй, успела подумать, что зря она была такой гордой — иногда полезно, чтобы над тобой посмеялись, и что зря она судила о людях так поверхностно. Предатель толкнут труп внутрь кельи, закрыл тяжелую, облицованную камнем дверь, и сорвал старую дверную ручку. Это была единственная вещь, которая позволяла обнаружить вырубленную в скале комнату. Он подождал, пока пройдет четырехчасовой патруль, и вернулся на свое обычное место — в розовую гостиную, где впервые за долгие годы в кресле не восседала Ксилолит.
