Бетик быстро сел верхом на подоконник и высунулся в окно. Как он и предполагал, добраться до окон над внутренним балконом было непросто, а падать пришлось бы с еще большей высоты. Шепотом выругавшись, он нащупал ногами опору и начал пробираться поперек внешней стены. Позади осталось футов десять, когда в мрамор возле его головы ударила мушкетная пуля и рикошетом с противным визгом перелетела через макушку. Оглянувшись через плечо, Бетик увидел, как у парапета надвратной башни стражник торопливо перезаряжает свое оружие.
Бетик двинулся дальше. Сколько времени требуется на перезарядку мушкета? Тридцать секунд? Минута? Сердце у него отчаянно колотилось, но тут он добрался до окна и надежно уцепился за подоконник. Рискнул поглядеть еще раз и увидел, что стрелок прицеливается. Бетик повис на правой руке и вскинул тело на подоконник, в который тут же ударила пуля. Один из брызнувших каменных осколков впился ему в запястье. Он перемахнул через подоконник и свалился на балкон. Там двое стражников целились с колена в дверь коридора, и оба обернулись на шум. Исчадие бросился на них, отбив в сторону ствол мушкета. Раздался выстрел. Бетик ударил стражника кулаком в подбородок и пнул второго ногой в грудь, повалив его. Первый выхватил нож и прыгнул вперед. Бетик ребром ладони парализовал руку с ножом, ухватил врага за волосы и, поднапрягшись, перекинул его через перила. Вопль стражника оборвался, когда он ударился о мраморный пол.
Бетик выхватил пистолет и повернулся ко второму стражнику, который стоял неподвижно, подняв руки над головой. Совсем еще мальчишка. Не старше шестнадцати лет, с большими голубыми глазами и открытым лицом, слишком по‑девичьи миловидным, чтобы его можно было назвать красавцем.
Бетик выстрелил ему между глаз.
Стрелки по ту сторону зала, увидев происходящее, открыли огонь. Бетик спрыгнул вниз и метнулся за колонну в углу зала. Оттуда он мог стрелять в двух направлениях, а кроме того, видел лестницу, которая вела на балкон.
Он взглянул на стрелков напротив. Их было трое. Все вооружены мушкетами.
— Шэнноу! — крикнул он. — Их всего трое. Хочешь, чтобы я их убил?
Шэнноу у двери коридора ухмыльнулся.
— Дай им время сдаться! — закричал он в ответ.
Бетик выждал несколько секунд.
— Они не сдаются! — крикнул он.
— Погодите! — донесся вопль с балкона. — Не надо!
— Бросайте мушкеты! — скомандовал Бетик, и три приклада стукнулись об пол. — И пистолеты! — Они повиновались. — А теперь встаньте так, чтобы мы вас видели!
Они снова повиновались. Бетик пристрелил бы их, но у него осталось только пять патронов, а во дворе еще хватало врагов.
— Выводи их, Шэнноу! — рявкнул он, а сам побежал вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и остановился в тени арки парадного входа. Снаружи несколько стражников прятались за баррикадой, наспех сооруженной из бочонков с водой и мешков с зерном.
— Что теперь, командир? — спросил Бетик, когда Шэнноу присоединился к нему.
— Теперь будем говорить, — сказал Шэнноу и пошел вперед. — Не стреляйте! — крикнул он, спускаясь по ступенькам и медленно направляясь к баррикаде.
— Ближе не подходи! — потребовал голос.
Шэнноу остановился.
— Там внутри семь покойников. Быть может, кто‑то из ваших друзей. Еще восемь сдались и сегодня вечером будут спокойно ужинать со своими семьями. Так что решайте. Бетик! Выведи их!
Взыскующий Иерусалима невозмутимо стоял перед стрелками, когда во двор, спотыкаясь, вышли первые волчецы. Один за другим стражники положили мушкеты и встали во весь рост. Бетик повел недавних рабов за ворота и по главной улице поселка. Волчецы сбились в тесную кучу позади одетого в черное исчадия Ада.
А двор замка огласил пронзительный вопль. В него выбежал изнуренный потерявший семью мужчина с колтуном вместо бороды. Судорожно сжимая кремневый пистолет, он посмотрел на Шэнноу, на стражников и выбежал на улицу следом за волчецами. Он остановился только, когда увидел людей, толпящихся по сторонам улицы. Снова завопил, упал на колени, глядя на свое, покрытое коростой грязи тело, на гноящиеся язвы. Безумные глаза впились в толпу.
— Вы все отняли! — крикнул он, прижал дуло пистолета к подбородку и спустил курок. Из его горла хлынула кровь, и он повалился ничком.
Шэнноу выехал из замка, ведя на поводу двух лошадей. Он остановился рядом с трупом, а потом посмотрел на безмолвную толпу. У него не нашлось слов, чтобы выразить всю меру своего презрения, и он тронул лошадь.
Стражники отнесли Арчера на крыльцо лавки. Чернокожий очнулся, но не мог встать.
— Внесите его в дом, — приказал Шэнноу. — Найдите для него кровать.
— Несите его ко мне, — сказала Флора. — Я о нем позабочусь.
Шэнноу кивнул ей. Посреди улицы сидели волчецы. Некоторые все еще держали кирки. Шэнноу спешился и подошел к Бетику.
— Возьми для них в лавке что‑нибудь поесть. Ну и одежду, припасы… Господи! Я не знаю… Возьми все, что может им понадобиться.
На улицу вышел Бейкер, лавочник.
— А как будет с рудником? — спросил он.
Шэнноу ударил его, и он свалился в пыль.
— За что? — простонал лавочник.
Шэнноу глубоко вздохнул.
— Вы правы, менхир Бейкер, я и не попытаюсь объяснить.
Он пошел к волчецам и встал на колени посреди них.
— Кто‑нибудь из вас понимает, что я говорю? — спросил он. Они глядели на него, но молчали. Испуганные лица, тусклые глаза. Подошла Флора с пареньком, которому Шэнноу ночью поручил своего коня.
— Они вас понимают, — сказала она. — А Робин жил с ними.
— Мы дадим вам еды, — сказал Шэнноу волчецам. — А потом вы свободны вернуться на равнину или в горы… ну, словом, туда, где ваш дом.
— Бодны? — спросил черный человечек справа, задрав голову и глядя на Шэнноу. Голос был писклявый, но почти мелодичный.
— Да. Свободны.
— Бодны! — человечек замигал и потрогал за плечо своего соседа. Шэнноу понял, что это женщина. Человечек обнял ее за плечи, и их лица соприкоснулись. — Бодны! — прошептал волчец.
— Арчер вас спрашивает, — сказала Флора.
Шэнноу поднялся с колен, пошел за ней в харчевню и по шаткой деревянной лестнице поднялся в спальню над кухней.
Арчер дремал, но проснулся, когда Шэнноу сел на край кровати.
— Прекрасно, Шэнноу! — прошептал он.
— Мне повезло, — сказал Шэнноу. — Как вы себя чувствуете?
— Странновато. Голова покруживается, но боли нет. Я так рад, что вижу вас, Шэнноу. Когда вы упали с обрыва, у меня сердце оборвалось. — Он откинулся на подушку и закрыл заплывшие глаза. Лицо у него было все в ссадинах, а язык чуть заплетался.
