Ваня кивнул.
- Сейчас… Приду в себя и все сделаю, - сказал он. – Наверное, тебе присутствовать при обряде не нужно. Просто посидишь и подождешь, когда Василиса к тебе выйдет. Потом отведешь ее домой. Обо мне не беспокойся. А пока я тебя, наверное, к бабке своей отведу, а то ты совсем замерзнешь. Мне же нужно будет сбегать за навкой.
- Давай, я с тобой, - предложил Димка.
- Не надо, - отмахнулся от него Ваня. – Я сам прекрасно справлюсь.
Тяжело вздохнув, Димка позволил отвести себя к Ярине Горынишне. Та, увидев мокрых мальчишек, разохалась и захлопотала на кухне, разогревая для них чай и ужин. Воспользовавшись этим, Ваня удрал за навкой, оставив друга вкушать ужин за двоих.
Ярина Горынишна ничуть не удивилась отсутствию внука. Казалось, что она восприняла это как нечто само собой разумеющееся. Всю свою заботу старушка направила на Димку. Из соседней комнаты она принесла теплый плед, налила в кружку горячий земляничный чай, принесла душистые ажурные блинчики. Мальчишка быстро согрелся и успокоился. Впрочем, не так уж долго ему пришлось наслаждаться теплом и уютом. Ваня обернулся удивительно быстро. Не проходя в дом, он просто постучал в окно. Димка, поблагодарив радушную хозяйку, с тяжелым вздохом поплелся к выходу. Из натопленной избы выходить под холодный дождь не хотелось. Да и гроза еще не закончилась. Ярина Горынишна не пыталась его удержать, словно прекрасно понимала, чем они занимаются и что затеяли.
Тяжелые нити дождя моментально промочили одежду. С жутким шипением в землю неподалеку ударила молния, заставив Димку в очередной раз испуганно вздрогнуть.
Навка, которую удерживал Ваня, одарила мальчика ненавидящим взглядом. Димка поежился – Василиса никогда на него так не смотрела. К счастью, до церкви было рукой подать, поэтому вскоре Ваня увлек навку в алтарную комнату, строго настрого запретив другу туда заходить, даже если услышит крики о помощи. Димка устроился под иконостасом и, чтобы успокоиться, начал считать промежуток между блеском молнии и громом.
- Раз, два, три, четыре, пять… - раскат грома.
- Раз, два, три…
***
Василиса долго рассматривала неподвижных единорогов, гладила их шелковистые гривы, пушистые бока. Девочка была очарована этими созданиями и замучила Нава вопросами, нельзя ли их оживить, ну хоть на чуточку. Последние секунды времени неслышно исчезали в бесконечности. Ангел почти физически ощущал их бег. Сказать, что ему было страшно? Нет, он никогда не умел бояться. Да и может ли бояться кто-то, кого никогда не существовало, кого просто нарисовали на стене? Но даже такое странное существование все же существование…
Иногда Василисе удавалось отвлечь Нава от невеселых мыслей, иногда ей удавалось даже вызвать слабую улыбку на его лице. Только чем дальше, тем слабее становилась эта улыбка. Наконец, даже увлеченная сказочными единорогами Василиса, заметила его грусть.
- Что-то случилось? – спросила она обеспокоенно.
- Скоро ты отправишься домой, - вместо ответа сказал ангел.
- Правда? – просияла Лиса. – А почему ты грустишь?
- Я буду по тебе скучать, - улыбнулся через силу Нав, на ходу придумав отговорку.
Василиса погрустнела.
- Ты здесь останешься, да? – спросила она.
- Да, - ответил ангел.
- А есть тут кто-нибудь, кто не спит?
- Есть, не переживай, здесь есть и те, в кого верят до сих пор, я не останусь один, - попытался подбодрить ее Нав, не чувствуя в себе сил изображать радость и веселье.
- Честно? – спросила Василиса.
Ангел промолчал. Только кивнул как-то неопределенно.
- Обо мне не беспокойся, - сказал он, спустя несколько мгновений, а потом к чему-то прислушался. – Там, в Яви, бушует гроза. Похоже, тебе пора. Думаю, нам лучше попрощаться здесь. Мне сейчас нужно будет уйти. Больше мы не увидимся.
- Нав, не уходи, мне страшно без тебя, - жалобно попросила Василиса.
- Не могу, - покачал головой ангел. – Так надо.
- Пожалуйста, - девочка ни в какую не желала оставаться одна.
- Все будет хорошо, - немного раздраженно ответил Нав и мягко отстранил Лису. – Сиди здесь и жди. За мной не ходи, если домой хочешь вернуться.
- Нав… - по щекам Василисы градом катились слезы.
Ангел не выдержал, подошел к ней и обнял.
- Не плачь, дитя, я тебе обещаю, все будет хорошо. Скоро ты вернешься домой. Ты мне веришь? – он гладил ее по голове, пытаясь хоть как-то утешить.
Лиса кивнула, но плакать не перестала. Увы, время не желало ждать, и Нав решительно отошел от девочки.
- Нужно спешить. Прощай, - сказал он и направился прочь.
- Нав, я тебя никогда-никогда не забуду! – крикнула ему вслед Василиса. Ангел на мгновение повернулся к ней и махнул рукой, а потом исчез в светлой вспышке. Лиса осталась одна.
Ваня поморщился, проведя ножом по запястью. Перочинный нож не слишком-то подходил на роль жертвенного кинжала, но лучшего все равно не было. Навка, надежно опутанная чарами, тихо стояла в углу и гневно смотрела на мальчишку.
Когда Ваня взял ее за руку, она, было, нашла в себе силы дернуться, но не более того. Наговор, произнесенный старшим царевичем, держал ее крепче любой веревки. Это была единственная помощь, на которую «расщедрился» Иван.
- С паршивой овцы хоть шерсти клок, - прокомментировал его «широкий» жест Ваня, когда забирал навку из терема. За это он получил подзатыльник с нотацией на тему уважения к старшим.
Смешав кровь, Ваня забормотал:
- Кровь к крови, живое к живому, мертвое к мертвому. Взятое насильно хозяину ворочу. Чужой долг частью души своей оплачу. Имя тебе Пустота – возвращайся в Навь, имя тебе Василиса – возвращайся в Явь.
Некоторое время царила тишина, а потом вокруг остатков фрески, изображающей воскресение Христа, появился странный свет. В кромешной темноте засияла фигура ангела. Засияла, а потом, спустя несколько мгновений, сверкающая краска с тихим шелестом начала осыпаться на пол. Ваня, вскрикнув от внезапной тупой боли под левой лопаткой, до крови прикусил губу и сполз на пол. Боль растекалась по всему телу и мешала дышать. Когда последние серебристые блестки от фрески упали на пол, мальчишка из последних сил открутил пробку с фляжки и вылил родниковую воду на белеющие в полу остатки костей и почти истлевший обрывок белой ткани. И только после этого потерял сознание.
Ваня не видел, как корчилась на полу навка, как осыпалась часть краски с фрески, изображающей Саваофа, как ненависть во взгляде Василисы сменилась удивлением, смешанным со страхом.
Пустота, поглотившая его этой ночью, ужасала. Гром сотрясал зачарованный лес, а он, едва справившись с болью, обратился в волка и стремглав помчался к разрушенной церкви. Только теперь он понял, какой ценой этот несносный мальчишка за компанию с не менее несносным ангелом решили вернуть Василису. И выходило так, что эту цену, как ни крути, пришлось платить именно ему, Ивану, пусть и не по своей воле. Терять часть души оказалось больно. Очень больно. Он даже не предполагал, как больно. Но страшнее всего было даже не это, а воцарившаяся в душе пустота, которая пришла потом. От этой пустоты хотелось выть куда больше, чем от боли.
