— Зажги огонь и смотри в него, — приказал он, показывая на маленький жертвенник, где на дне плескалось немного масла. Магон повиновался, с удивлением отмечая, что движения становятся всё более неловкими. Похоже, разговоры о том, что Валидат умеет подчинять людей одним только словом, правдивы.
— Скажи мне: что ты видишь? Ты видишь горы золота и прекрасных женщин? Или власть, равной которой нет в мире?
— Нет, — прошептал Магон, глядя, как шипят и корчатся в огне его волосы.
— Так что же ты видишь? — спросил Валидат, почёсывая бороду. — Скажи мне, сынок. Не бойся, я не держу тебя за разум. Это ни к чему — ведь мы с тобой союзники. Подумай хорошенько: я действительно хочу, чтобы ты понял.
— Я вижу пепел, — прохрипел Магон, уставившись на пламя широко открытыми глазами. — Просто пепел.
— Рано или поздно мы все станем пеплом, — сказал Валидат, мягко отстранив Кормчего от стола и задув жертвенное пламя. — Так, почему бы не попробовать стать камнем, сынок? Таким тяжёлым, чтобы и тысяча умников вроде нас с тобой не сдвинули? Рискнуть стать богом?
— Я не верю тебе, Валидат, — сказал Магон, кляня себя за проявленную слабость. Головокружение прошло, и в голове остался лишь неприятный осадок, что-то вроде следа от прикосновения грязных пальцев. — Там, в зале, стоит только одна статуя. Может, золото и женщин ещё можно поделить пополам, но не власть, тем более такую, какой ещё не знал мир. Ты просто используешь меня, пока я приношу пользу. А потом поступишь со мной, как с тем накаррейцем.
— Ну, а на что боги, в которых ты не веришь, дали тебе такой острый разум? — Валидат был доволен собой. — Или ты утратил чутьё торговца, сынок? Разучился оценивать допустимый риск и возможную выгоду? Думаю, что нет, иначе бы я не стал иметь с тобой дел. Я уверен, что ты всё-таки уговоришь себя прикончить этого когена. Хотя бы для того, чтобы порадовать старика.
— Хорошо, — сказал Магон, чувствуя, как под его ногами проваливается земля. — Будь ты проклят, Валидат. Да будет так.
Семнадцатью годами позднее. Замок Бирса. ТИННИТ
Ночь была неправдоподобно тиха и пуста.
Каждый, кто живёт в замке, знает — в нём никогда не бывает полной тишины. По коридору, топая и бряцая железом, движется стража, за закрытыми ставнями воет ветер, трещат, рассыхаясь, старые доски перекрытий. Днём на эти шорохи не обращаешь внимания. Но, как только стемнело — они тут, как тут.
В эту ночь всё было иначе, словно плотная пелена тумана, подступившего к старым стенам, поглотила все на свете звуки. Остатки живого, спрятавшись за камнем и подсыхающей кровяной дорожкой, затаились, оцепенев в ужасе, как мышь перед глазами змеи-гремучки. Даже свечка на столике перед кроватью горела ровно и беззвучно.
Лишь однажды, часа через два после захода солнца, уединение Тиннит нарушило невнятное бормотание из комнаты сверху: кто-то молился, стоя на коленях и раскачиваясь. Кончилось это так же неожиданно, как и началось. Наверное, наверху осознали бессмысленность молитв.
Далеко за полночь давящая тишина и душный полумрак всё-таки добились своего. Буквы, нарисованные давным-давно умершими переписчиками, стали скакать перед глазами, цепляться друг за друга выцветшими крючками. Только что прочитанное сразу теряло всякий смысл.
Тиннит вставала с постели и, забыв о строгом приказе брата, настежь распахивала ставни, надеясь, что прохладный воздух с гор освежит тело и прогонит дремоту. Но за окнами были только угрюмая чёрная стена и удушливая, безветренная ночь. Смотреть на это не было сил, и девушка захлопывала ставни. Однако звук, который должен был эхом разнестись по всем коридорам, выходил негромким, словно завязшим в тумане.
Отойдя от окна, Тиннит в изнеможении падала на кровать и кричала служанку: помочь снять платье. Не получив ответа, она кричала снова, теперь уже от страха: настолько беспомощно звучал её одинокий голос. Служанка была мертва: удушилась шёлковым хозяйкиным поясом ещё утром.
В комнате стояла духота, а платье было сшито из плотной ткани. Оно туго обтягивало грудь и воздуха не хватало. Извиваясь как змея, пытаясь зацепить непослушные мелкие застёжки, девушка плакала: без чужой помощи ей удавалось лишь растянуть ворот. Пот смешивался с ароматическими маслами, плотная подкладка впитывала эту смесь, не пропуская наружу. Тиннит казалось, что её тело плавает в горячей ванне, полной благовоний.
Оставив попытки освободиться, девушка затихала, и только слёзы катились по её щекам, смывая белила. Растворившийся в слезах чёрный порошок кохл, которым красавицы красят ресницы, чтобы глаза казались больше, стекал вместе с белилами, оставляя грязные полоски. Сон не шёл. Тиннит ворочалась на кровати, пачкая простыни, затем вставала поменять догорающую свечу.
Пока новая свеча разгоралась, девушка наливала воду в продолговатое оловянное блюдо. Тёплая вода не приносила свежести и облегчения, только смывала следы белил и кохла. Вытерев лицо, девушка разглядывала себя в круглом бронзовом зеркале, начищенном до блеска мелким песком. Зеркало беспощадно отражало припухшие веки и пятна под глазами.
Устало вздохнув, она ставила подсвечник на край столика и долго смотрела на открытые шкатулки с порошками и палочками для их нанесения — толстыми, тонкими, из слоновой кости, кедра и серебра. Потом брала одну из палочек и начинала восстанавливать смытое слезами, потом и водой.
Когда Константин постучал в дверь, Тиннит лежала в постели с книгой в руках, мысленно вознося хвалу всем богам за то, что успела навести красоту. Шаги на лестнице она услышала, накладывая кохл на уголки глаз. Даже не сами шаги, а только их эхо. Конечно, девушка сразу узнала походку брата и поняла, что он поднимается к ней. Сердце застучало громче.
— Времени достаточно, — сказала она своему отражению в зеркале. — Не хватало ещё, чтобы он увидел меня такой.
Он увидел её именно такой, какой она хотела: слегка раскосые глаза, умело нарисованный изгиб бровей, тени, подчёркивающие выпирающие скулы, тяжёлые длинные волосы, падающие на худенькие плечи.
— Брат, — сказала она, приподнявшись на локтях. — Ты вернулся.
— Можно войти? — спросил он, переступив порог. — Почему ты не спишь?
— Я ждала тебя. Ты обещал зайти, когда всё выяснится…
Король присел на краешек кровати. У Тиннит перехватило дыхание: кожа его лица отливала синим, а губы в тусклом свете казались вообще чёрными. Вскочив, она протянула руки к брату и нежно прикоснулась к его щекам.
— Что с тобой? Что случилось?
