свое место, а иначе возжелают встать на место хозяев, а такого допустить нельзя.
— Правда ли всё дело лишь в этом? — слегка насмешливо спросил Марион, скрестив руки на груди и на сколько было только возможно, откинулся назад на стуле.
— А в чем же ещё? Неужели решили, что я защищаю Вирлиона? Да я скорее умру, чем подробное случится!
— Ты уже говорил так, а потом…
— Да хватит вам уже! Ну серьезно. Я живу в первый раз и это моя первая жизнь. И да, я не самый хороший и добрый волшебник. Да, да, я знаю. Но ничего не могу с собой поделать. Я согласен на это, только хватит уже говорить о другой жизни. И почему спрашивается, вы говорите только обо мне опять? Я что-ли единственный здесь такой интересный?
— Нет, не единственный. Но я уже сказал о прошлых жизнях господина Вирлиона и Аларнона, но если расскажу о остальных из вас, то будет совсем неинтересно. Ведь, со временем, вы и сами всё узнаете. Да и для того, чтобы по-настоящему понять некоторые вещи, нужно время.
Но слушая эльфа, Бажан поймал себя на мысли, что, несмотря на то, что тот говорит загадочными и умными словами, он как-то каждый раз уходит от темы и перескакивает на другую, словно избегая. Но мальчик решил докапаться до истины, раз представился шанс:
— И всё-таки, вы не ответили на мой вопрос. Кто же вы такой, на самом деле?
Но Марион, вновь услышав тот же вопрос, сначала пристально уставился на Бажана, не сводя взгляд ни на миг, а затем развел руками и слегка наклонился в их сторону:
— Вопрос уже задан и вероятно ты хотел его задать. Но также ли вероятно, что ты хочешь услышать ответ?
От этого вопроса, всех ребят, за исключением Бажана, прошиб холодный пот. Вернее от той интонации, с которой говорил Марион. Ведь в ней слышались такие ноты, словно Марион пытался их запугать. И если Адрастас схватил Бажана за предплечье и шепнул на ухо:
— Может не так уж сильно нам и нужно знать кто он?
То Бажан лишь отрицательно покачал головой на его вопрос, а затем вновь вернул взгляд господину Галлини:
— Вы по какой-то причине заставили именно нас провалиться под землю. Затем ваш слуга чуть не превратил одного из нас в калеку. Потом вы сами явились к нам и даже отпустили одного из нас наверх. А потом предложили отдать нам Шестикнижие волшебников. То Шестикнижие, которое никто не может найти и, которое считается слишком ценным, но вы хотите отдать его какое-то горстке совсем юных учеников, которые даже и ста заклинаний не знают. После всего этого, у каждого возникнет слишком много вопросов. Но я задал вам лишь один.
— Но ты задал самый важный среди всех, что выделяет тебя среди остальных.
— И всё же, я хочу услышать ответ на свой вопрос.
— В таком случае, не пожалей потом. Ведь что сказано, то сказано. Слов не вернуть назад, как бы нам того не хотелось.
— Я готов услышать любой ответ, какой бы он не был.
— В таком случае, позвольте рассказать вам кое-что, прежде, чем я расскажу вам зачем вы здесь. Много веков назад, когда королевство Анлиссия только объединило все остальные королевства в одно, на свете жил волшебник по имени Палеан.
— Да как ты можешь так спокойно произносить имя этого предателя? — не выдержал Деян и закричал на весь дом, но никто не обратил на него никакого внимания, продолжая слушать Мариона со всем вниманием.
— Истинная история этого волшебника неизвестна, как и неизвестно из какой он был семьи, но известно одно, что по силе с ним не мог сравниться ни один, даже сильнейший генерал, а по уму, с ним не мог сравниться даже старейший и проживший много десятков лет, учёный.
— Но зачем вы рассказываете нам всё это? — спросил Лин. — С тех времён прошло уже двенадцать веков и даже престол Анлиссии занимает не прямой потомок короля Ариадна, так как какой во всем этом смысл?
— Престол Анлиссии, однажды перейдет к тому, кому он принадлежит по праву и истинный потомок займет его, — всё, что ответил Марион на вопросы Лина, а затем продолжил. — Несмотря, на свои ум и способности, Палеан не сумел учесть одного…
— И чего же? — сам не зная почему, тихо спросил Бажан. Мальчик словно не хотел слышать то, что скажут ему после, но наравне с этим и сильная жажда любопытства не давала просто молча сидеть.
— Он не сумел учесть одного, что в этом мире тебя может предать даже собственный отец, что уж говорить о других. Палеан сиял, словно яркая звезда на ночном небосводе. Но, как бы грустно не звучало, ни одна звезда не способна сиять вечно и, рано или поздно, настанет и ее миг, чтобы погаснуть.
— Но ведь должна же быть причина? Ничего не происходит просто так? — решил заговорить Адрастас.
— И причина, действительно есть, господин Барлини. Палеана предал тот, на кого он даже и не мог подумать. И которому он доверял. И это чрезмерное доверие стоило Палеану не просто жизни, а целых веков проклятий и порицаний. Ведь из поколения в поколение, каждый житель, вне зависимости от расы, проклинает Палеана, стоит ему только узнать его имя. Но, что если, что если… — Марион вновь замолчал, и слегка опустил голову.
— Но что же если? — вновь спросил Бажан, тоже наклонившись вперёд.
— Что если Палеан не предавал Его Величества Ариадна? Что если в тот весенний день, Палеан не убивал всех придворных и королеву и не собирался убивать принца? Что если всё не так?
— Ну всё! — Лин резко вскочил с места. — Мы были вынуждены слушать столько всего, что нам и так известно, а по-итогу вы закончили всё такой несусветной чушью. Неужели вам не жаль даже собственного времени? Лучше уже скажите зачем похитили нас и приступим к делу, чем выслушивать всю эту нелепость.
Но Марион, стоило ему дослушать речи Лина до конца, поднял голову и усмехнувшись, взглянул на мальчика взглядом, в котором наконец-то можно было прочитать хоть какую-то эмоцию и ей стала — эмоция пренебрежения. Удивительно, но даже когда Марион улыбался, его глаза не выражали ничего. Но стоило Лину сказать все эти слова, как уже словно утративший способность выражать хоть какие-то эмоции, господин Галлини, похоже вновь обрёл эту способность.
— Ты поступил в тот раз точно также. Не стал ничего слушать. А ведь если бы ты послушал его тогда и поверил, то
