Следователь поморщился.
— Не думаю. Менты хорошо разговаривают с прокуратурой. Полковник же московский, тоже с гонором…
— Напугаете женщин…
Рябыш натуженно рассмеялся.
— Этих не напугаешь! Там треть — проститутки на пенсии, еще треть — бывшие наркоманки… Информация к нам доходит.
— А еще треть?
— Чокнутые, повернутые… В общем, сброд.
— Все-таки ехать должен я, — надавил Стас. — Можно вдвоем, но с нейтральным человеком. Например, с журналисткой, раз уж взяли на корабль…
— Это разумно, — одобрил Кошкин. — Однако двоих отправлять опасно. Может, они вас заманивают? Поедут еще Рябыш и Гохман. Неподалеку от Гнилой ссадите, пусть топают берегом.
Рассохин отрицательно помотал головой:
— Берегом они не пройдут. А потом, на Карагаче всюду глаза и уши. Отъехать не успеем, скажут: Рассохин везет ОМОН, карателей. И уведут нашего полковника в какой-нибудь тайный схорон, и ищи-свищи.
— Я могу спрятаться, — предложил участковый. — В носовом отсеке. А что? Хода часов семь, всяко пролежу. Заодно и высплюсь.
Опер со следователем переглянулись: замысел понравился, возможно, еще и потому, что у них в лодке лежали наплавные сети — ловушки для нельмы, пустая бочка и соль, а здесь, в местах глухих и необловленных, куда давно не ступала нога рыбнадзора и браконьеров, можно рыбачить в свое удовольствие.
— Поеду вдвоем с журналисткой, — заявил Рассохин. — Засадный полк мне не нужен.
— Я бы с такой попутчицей тоже прокатился вдвоем, — шутливо позавидовал Рябыш.
— А если с журналисткой увяжется дед? — предположил Кошкин. — Хрен знает, какие у них отношения…
Опер ухмыльнулся:
— Профессора я возьму на себя. Он специалист по литературе, так пусть книжки читает и в оперативные дела не влазит, дедушка Крылов. Уху будет варить, Демьянову… Ладно, мы все-таки поднимемся до Репнинской Соры. Оттуда до Гнилой доскочить — час хода. И речка там есть, нельма на икромет заходит… Но если встретитесь с Галицыным и он не захочет возвращаться, расписку с него возьмите. Что находится в сорокинских владениях по доброй воле и претензий не имеет.
Дворецкий был легок на помине, шагая по-утиному, вразвалку, он приблизился к Рассохину и неожиданно сменил тон:
— Станислав Иванович… Позвольте вас отвлечь на четверть часа. Простите, господа… Для уединенного, так сказать, разговора.
Лиза осталась над бурлящей водой прижима — похоже, ей удалось сломить упрямство профессора. Рассохин молча пошел на дальний конец островка, мысом уходящего в залитую пойму, хотя вести здесь тайные переговоры, пожалуй, было невозможно: даже шепот слышно во всех уголках пятачка, вода отражает звук.
Дворецкий поозирался назад — головы сотрудников торчали над деревянным хламом, — и заговорил полушепотом:
— Извините, Станислав Иванович, я погорячился относительно вас и ваших способностей. Подверг сомнению опыт… Как технический исполнитель проекта вы просто на высоте! Нашли деньги, организовали экспедицию, привлекли людей и даже получили… хоть и не установленной формы, но разрешение… Я хотел бы предложить вам, так сказать, консенсус и себя в качестве научного руководителя экспедиции. Если возможно… Я был бы вам весьма полезен!
— Это вам спутница подсказала? — напрямую спросил Рассохин.
— Да, Елизавета Максимовна. Скажу вам, женская рассудительность и интуиция иногда бывают приемлемыми и продуктивными. Признаюсь честно, она мне очень нравится. И как женщина тоже.
По природе он был типичный подкаблучник, о чем Лиза знала и умело использовала в своих целях.
— В чем суть консенсуса? Например, я вам уступаю и приглашаю к сотрудничеству. А вы что в свою очередь?
— Я не стану протестовать против раскопок!
— Этого слишком мало, профессор.
— Если это возможно, то научное руководство! — Его было слышно, пожалуй, уже на другом берегу. — Я обладаю ценнейшей информацией. Четверть века собирал ее по крупицам, выуживал из контекста архивных документов. У меня есть оригинальная разработанная концепция относительно… скажем так — некоторых аспектов существования мировых и древнерусских литературно-исторических памятников.
Он явно мудрил и под нагромождением слов скрывал что-то.
— То есть вы готовы поделиться аспектами?
— В определенной степени — да!
— Почему вашу концепцию не признают в Академии наук?
— А они там не признают ничего нового! Самая закостенелая организация в науке — многоуважаемая академия! Она сейчас самый мощный тормоз развития. — Профессор перешел на шепот. — Подозреваю, это творится с умыслом. Да! И чувствуются политические мотивы, но далеко не научные! Особенно в области исторического наследия.
После общения с блаженной Рассохин относился ко всяким суждением стоически.
— Ну что же, делитесь, — позволил он.
Дворецкий заволновался, не зная с чего начать, эмоции перед глобальностью проблем, перед тайной владения редчайшей информацией перехлестывали через край.
— Станислав Иванович! В двух словах всего не передать… Это годы и годы работы! Особенно в голодную пору начала девяностых! Мы с женой торговали на рынке, да… Но я отвлекаюсь. С вами можно говорить в открытую. Вы понимаете проблему, иначе бы не пустились в столь опасное путешествие по диким местам…
— Давайте ближе к теме, — подправил его курс Рассохин.
— Боюсь вас шокировать, — признался профессор, — но мы с вами стоим на пороге открытия… Величайшего открытия в мировой истории и культуре. И произойдет это здесь, на Карагаче! Эту загадку пытались разгадать государи, правители, коммунистические секретари. И еще десятки любопытных и неравнодушных людей. К которым относимся и мы с вами!.. Елизавета Максимовна — женщина редкого дара сближать непримиримые позиции, даже науки. Я раньше не задумывался над внутренней сутью профессии геолога. Камни, минералы, физика, химия… А вы ведь человек, способный вести профессиональный поиск руды, полезных ископаемых… То есть вы можете ставить перед собой задачу и находить пути разрешения! Подобный научный подход годится для всякого поиска…
У Рассохина после речей блаженной отроковицы еще звенело в голове, но Дворецкий превосходил ее по выражению чувств и страстей.
— В чем суть вашей концепции? — напомнил он. — Мы теряем много времени. Мне нужно выезжать на Гнилую Прорву.
— Я с вами! — тут же подхватился он. — По пути все расскажу!
— Со мной нельзя.
— Почему?
— Я еду в гости, по приглашению женщины. — Стас уже чувствовал раздражение. — Весьма щепетильный вопрос. А незваный гость, как говорят…
