– Может, и пошлю, – серьезно ответил Кантор. – Только уж, конечно, не за обиды, а если он меня попросит о чем-то неподобающем.
– Ну что ты, – так же серьезно заверила его Ольга. – У него совершенно классическая сексуальная ориентация.
Они дружно расхохотались, похоронив таким образом разговор о политике, и направились на кухню варить традиционный кофе.
– Как у тебя дела? – поинтересовался Кантор, располагаясь за столом и наблюдая, как Ольга возится с печкой. Ведь уже полгода здесь живет, а с печкой обращаться так и не научилась… – Решила, чем будешь заниматься?
– Нет, – вздохнула Ольга. – Попробовала я прозу писать, полная фигня получается. Слов не хватает. Одни диалоги получаются.
– А попробуй из этого сделать пьесу, раз так, – посоветовал Кантор. Сам он смутно представлял, как вообще можно писать прозу.
– А пьесу из этого делать нельзя, потому как сюжет совершенно непригоден для постановки. Технически. Ну, там, декорации, спецэффекты и все такое. Да и диалоги получаются какие-то корявые. Я просто не знаю, может я действительно полная бездарь?
Кантор вздохнул.
– Ольга, а попробуй определить, чем бы ты хотела заниматься, если бы у тебя были неограниченные возможности? Ну вот, как в сказке, любое желание?
– Могу сказать, – Ольга, наконец, совладала с печкой и поставила кофейник. – Я всегда хотела снимать кино. Обычно девочки поголовно хотят быть актрисами, а я хотела быть режиссером. Только ведь это действительно из области сказки. Дома у меня просто не было на это ни связей, ни денег, а здесь связи и деньги есть, так нет кино.
– А чем тебе плох театр? – удивился Кантор. – Попробуй.
– Не знаю, – вздохнула Ольга. – Это ведь совсем другое…
– А ты все равно попробуй. А то ведь доведешь себя, как вот один мой знакомый… – он замолк, озаренный внезапной идеей, и задумался, пытаясь ее оформить.
– Ну, так что твой знакомый? – напомнила Ольга.
– Да был у меня один знакомый бард… Не хочу о нем рассказывать, грустная история. Знаешь что, давай я тебе лучше кое-что посоветую, только очень прошу, никому не говори, что это посоветовал я.
– Так ведь все и так догадаются, – засмеялась Ольга. – Твои советы поразительно узнаваемы.
– Не догадаются, – пообещал Кантор. – На этот раз никому ничего показывать не надо. Если ты все-таки решишься попробовать себя в театре… Ты помнишь того пьяницу, у которого ты купила портрет? Он постоянно околачивается на рынке, ты должна его знать.
– Ну, примерно помню… – наморщила лоб Ольга. – Пожилой такой мистралиец…
– На самом деле ему не больше сорока, – поправил Кантор. – Так вот, если ты все-таки решишься, попробуй вот что сделать. Найди этого мистралийца, приведи его каким-нибудь образом в чувство, а то он постоянно то пьян, то с похмелья, и попросись к нему в ученики. Расскажи ему о портрете, о своем проклятии, и скажи, что твой мертвый супруг тебе снился и посоветовал к нему обратиться. На него это должно произвести впечатление, может, даже пить бросит. Он, конечно, станет тебя расспрашивать, что он еще говорил, как и зачем, и все такое. Обязательно станет, они когда-то были друзьями, а потом… потом не очень хорошо расстались, и этот портрет, кстати, Эль Драко подарил ему на память. И поскольку Карлос… этого типа зовут Карлос… поскольку он был перед своим другом здорово виноват, и очень из-за этого переживал, расспрашивать он обязательно станет. На это скажи ему так. Его покойный друг его давно простил и просил передать, чтобы он прекращал маяться дурью, посмотрел на себя в зеркало, ужаснулся, и взялся за ум. Может, это на него подействует. Врать, конечно, нехорошо, но это для его же блага. И если он все-таки придет в себя и возьмется тебя учить, считай, что тебе повезло. Этот, как ты говоришь, бомж, лучший театральный режиссер, какого я только знал.
– А ты его знал? – уточнила Ольга.
– Да его весь континент знал. А я знал даже лично, поскольку моя любовь к искусству тебе известна. Только не говори ему обо мне, и постарайся, чтобы мы с ним не сталкивались. А то еще узнает, и, не приведи небо, поймет, что мы его обманули. Запьет хуже прежнего.
– Ну, хорошо… – озадаченно кивнула Ольга. – Если надумаю, так и сделаю. Спасибо… хотя, действительно, странный совет.
– Ну, если он тебе кажется таким странным, – засмеялся Кантор. – Можешь показать два пальца мне. И совет станет типичным и понятным.
– Не хочу, – засмеялась в ответ Ольга, и вместо предложенных двух пальцев Кантор получил поцелуй. Что было гораздо приятнее.
– Как поживает Жак? – спросил он затем. – Все так же пытается тебя сватать? Или теперь он таскается за Кирой и сватает ее?
– Нет, – улыбнулась Ольга. – Король ему это запретил, и теперь он только жалуется.
– На что? На то, что король ему запретил?
– Ну да. Говорит, что сам король, как всегда, ходит сопли жует, а время идет. Зеленая луна кончается, а он еще до сих пор не объяснился с Кирой, не говоря уже о конкретных предложениях и сроках свадьбы. А Жаку вмешиваться запретил. И Элмару тоже. Жак уж так меня уговаривал наехать на Киру, поскольку мне король этого не запрещал, но я… не могу я так. На дипломатические тонкости у меня ума не хватает, а танком наезжать… мало того, что дурой себя выставить, так еще Кира может обидеться. Жак огорчился и, по-моему, переключился на Эльвиру.
– А сама-то Кира что?
– А по ней не поймешь. Молчит и непонятно чего ждет. Не поощряет, но и не отталкивает. Даже король в полной растерянности. Потому и не решается ни на что конкретное, боится, что она его отошьет. Про кого тебе еще рассказать?
– А про всех, – улыбнулся Кантор. – Я давно уже никого не видел. Что-то не заходят они к тебе, когда я здесь. Да и я у тебя давненько не был. Элмар по прежнему борется за трезвость?
– Ну что ты, разве бы он выдержал? Он попробовал, убедился, что это не трудно, просто ужасно неудобно, и на этом оставил свою борьбу за трезвость. Правда, с тех пор, как мы праздновали его возвращение из похода, он еще ни разу не набрался до такой степени, чтобы потом было что вспомнить. Тереза… у нее никогда ничего не происходит. Кира на прошлой неделе имела выволочку от начальства за дуэль. Ну, так положено. Считается, что это нехорошо, и за это надо наказывать. На самом деле все дерутся чуть ли не на каждом углу и наказывают всех для виду, в устном порядке. А сказать, за что подрались, обхохочешься. За анекдот.
– Про короля? – уточнил Кантор.
– А как ты догадался?
– Не думаю, что про саму Киру кто-то додумается сочинять анекдоты. Она совершенно не смешная. А какой анекдот? Расскажи.
– Не хочу. Он похабный и обидный. Мне не нравится.
– А есть такие, что тебе нравятся?
