К большому удивлению Филиппы, Марко в самолете совсем не нервничал, хотя это был его первый полет. Зато, несмотря на репутацию великого путешественника, он оказался трудным спутником, поскольку ныл не переставая по всякому поводу. То слишком тесно в автобусе, который вез их к трапу самолета; то кресла в самолете слишком узкие; то еда безвкусная; то вино кислое как уксус. Главное же — путешествие на самолете показалось ему крайне скучным, поскольку ничего, кроме неба, видно не было. Короче, Филиппа думала, что сойдет от его жалоб с ума, и не могла дождаться, когда же закончится полет.
Однако, приземлившись в аэропорту города Глазго, который назывался вполне заурядно, а вовсе не в его честь, Марко Поло принялся жаловаться с удвоенной силой: в Шотландии слишком сыро и слишком холодно; люди с виду скупердяи и к тому же странно пахнут; главное же — он ожидал, что все в этой стране носят клетчатые юбки, а их тут и в помине нет. Глазго, по его мнению, был мрачным, грязным, вовсе лишенным солнечного света городом; еда — особенно мороженое — была дешевой и противной; в воздухе пахло пивом; в такси воняло освежителем воздуха и куревом, а это считается самым омерзительным сочетанием запахов. А еще он не понимал ни слова, когда шотландцы говорили по-английски.
Вот с последней жалобой Марко Филиппа не могла не согласиться. Даже она с трудом понимала этот искореженный английский язык. Водителя такси, который вез их на юго-запад Шотландии, в Андроссан, где они планировали сесть на паром, чтобы добраться до острова, вообще невозможно было понять. Он был крайне мил с ними и жаждал общаться, но вести с ним беседу не было никакой возможности. То есть он-то понимал Филиппу прекрасно, а вот она не понимала ни единого сказанного им слова.
Примерно час спустя они, в полном изнеможении от попыток понять словоохотливого собеседника, прибыли в городок Андроссан и купили билеты на паром, который вез их по морю еще час. Наконец, уже под вечер, они достигли острова Арран и заночевали в гостинице «Брунс», в Бродике, главном портовом городе на этом острове.
Следующее утро выдалось холодным и неприветливым — под стать не очень-то гостеприимной гостинице. Наконец солнце, совсем не такое ласковое, как в Венеции, подсветило здания из желтоватого песчаника жестким, бьющим в лоб светом. И в этом все-таки была своя прелесть. Они арендовали лодку-моторку с навесным двигателем и отправились по гладкому ледяному морю к Святому острову. Филиппе казалось, что они плывут на край света, а Марко к тому же без устали твердил, что земля плоская и они скоро непременно свалятся с нее и убьются насмерть. К счастью, через некоторое время — к их превеликому облегчению — вдали показался остров.
Святой остров принадлежит тибетским ламам, здесь расположен большой буддийский монастырь. Филиппе все тут показалось немного странным и даже подозрительным: слишком много она натерпелась в подобном монастыре в Индии — в ашраме Джаяр Шо. Подобно ученикам гуру Масамджхасары, монахи в Мирном центре на Святом острове носили оранжевые одежды и много занимались йогой. К радости Филиппы, этим все сходство между монастырями и ограничивалось, поскольку здешние монахи оказались добрыми, гостеприимными людьми, а их духовный лидер, китаец, назвавшийся доктором Да, был безмерно рад, когда Марко заговорил с ним на его родном языке. Благоразумная Филиппа успела предупредить Марко, что ему — по очевидным причинам — не следует раскрывать доктору свое настоящее имя.
Поэтому они с Марко лишь сообщили доктору, что приехали посетить пещеру святого Лазериана, и доктор дал им в провожатые монаха, чтобы тот отвел их на другой конец острова, к пещере.
— Не понимаю, какой смысл жить отшельником, — сказала Филиппа своему спутнику, когда они шли вверх-вниз по крутым склонам. — Ну что они такого делают, за что их почитают как святых?
— Думаю, тут все наоборот. Главный смысл их жизни — вообще ничего не делать, — сказал Марко. — То есть воздерживаться от всяких мирских удовольствий.
— Полагаю, это не так уж трудно, если ты живешь в пещере на острове, на краю Шотландии, — сказала Филиппа.
— Наверно, отшельники — это такие люди, которые очень легко поддаются всяким искушениям, — заметил Марко. — Поэтому они и поселяются в такой глуши. Чтоб не соблазняться.
— Ой, верно!
Пещера оказалась почти на самом берегу и была довольно невзрачная, смотреть тут было особо не на что. Неужели кто-то мог здесь жить, не говоря уж о том, чтобы прятать в этой пещере что-нибудь ценное? Ну, кардинал и додумался! Вход в пещеру зарос мхом и травой, рядом торчал большой утес, весь засиженный дикими гусями. Как видно, они селились тут с незапамятных времен. Вот и сейчас повсюду видны гнезда.
Лишний шаг, лишнее движение — и гуси начинали гоготать и сердито шипеть.
Марко опустился на колени, сжал руки, точно в молитве, и монах, подождав минуту-другую, вежливо ушел. Шло время. Наконец Марко заговорил.
— Ну вот, — сказал он. — Мы здесь. Где искать слиток? Что дальше говорится в послании кардинала?
— Простите! — Филиппа удивилась. — Я решила, что вы и правда молитесь. После долгого пути, после страха, которого вы натерпелись в лодке, когда думали, что земля плоская и мы с нее свалимся…
— Нет, я не молюсь, — отозвался Марко. — Я принял такую позу, чтобы избавиться от нашего проводника-буддиста. Люди всегда оставляют тебя в покое, если сделать вид, что молишься.
— Это вы верно заметили.
Филиппе даже не нужно было заглядывать в листок бумаги с расшифрованным посланием кардинала. Она все помнила наизусть.
— Пустой склеп, — сказала она. — Ликование.
— Склеп — он и есть пещера, верно? Тогда где ликование? — спросил Марко и принялся осматривать все вокруг.
— Ликовать пока рано, — отозвалась Филиппа.
Пещера была маленькая, с низким сводом, и Марко пришлось наклониться, чтобы попасть внутрь.
— Святой Лазериан, похоже, был коротышкой, — заметил венецианец, оглядывая пещеру
— Но закаленным, — ввернула Филиппа. — Как вы думаете, у него была тут дверь или стена? Чтобы хоть как-то защититься от ветра, дождя и морских брызг?
— Вряд ли, — ответил Марко. — В конце тринадцатого столетия, когда я был еще жив, в Европе было полно отшельников. Одни просто жили под открытым небом, причем стоя. Другие восседали на вершине столба и никогда не слезали. А некоторые любили посидеть в заточении, кто в келье запирался, кто уходил в скит. Безумцы, чистые безумцы. Так что немного ветра и дождя им нипочем. Наоборот, им вечно надо было себя проверять.
Порыв ветра исколол их лица ледяным дождем, точно дух святого Лазериана решил напомнить им о его страданиях. Дикие гуси шумно гоготали у входа в пещеру — словно все нью-йоркские таксисты разом нажали на клаксоны. Гуси явно предупреждали гостей, что близко к гнездам лучше не подходить.
