Ознакомительная версия.
— Ты здорово уплыл. Я тебя не сразу нашёл.
Жёлудь почувствовал, как крепкие пальцы дёргают и развязывают путы.
— Гонятся за нами?
— Не рискнули в темноте.
— Ты говорил, вехобиты лесные люди…
— Лесные, но в реку не сунулись. Их и сейчас не слышно, я наблюдал.
— Меня чуть не подстрелили.
— Хреновые они лучники, — проворчал Щавель. — В задницу надо было бить, ей на бегу не повертишь.
— Они из огнестрела палили, — сказал Жёлудь.
— Из огнестрела разве попадёшь… Всё, готово, — Щавель размотал ремешок, отряхнул, сунул в карман.
— Точно за нами не гонятся?
— Точно. Ты что-нибудь слышишь?
Беззвучно через реку верхом не переправишься, это Жёлудь знал хорошо, да и не надо было разбойникам скрытничать. Они бы въехали на полном скаку, и затем кони плескались и фыркали бы на весь лес.
— Бежим, чтобы согреться, только тихо, — приказал Щавель.
Тихо не получалось — в сапогах хлюпало. Даже когда вытрясли воду, они продолжали скрипеть.
— Малый ход, — лучники влетели в кусты, почти невидимые при свете молодого месяца. Волей-неволей, пришлось перейти на шаг.
Беглецы забрались в рябинник, судя по лезущей в пальцы листве, и подсохший ломкий ольховник. Продираться через него было несподручно. Оказавшись на полянке, Щавель принял единственно верное решение:
— Привал.
Карманы обоих пленников вехобиты очистили, но снять с шеи командира похожий на ладанку мешочек остереглись. В мешочке уцелели командирские часы и шведское огниво, которое Щавель берёг на крайний случай.
Лучники наломали сушняка, надрали волокнистой коры и лишайника со стволов, сложили в кучу. Щавель поднёс стерженёк волшебного металла к лишайнику, струганул острым краем стального корпуса часов. Ослепительный пучок белых искр полетел на трут, в нём засветились красные огоньки. Щавель для надёжности скребанул ещё. Умело раздул пламя. Огонёк перелез на кору, поел, взвился, прихватил тонкие веточки.
Вскоре беглецы грелись у костра, развесив на распорках одежду. Особо не раскочегаривали, но и дров не жалели и не шугались каждого шороха. Щавель прислушивался, Жёлудь принюхивался, лес жил присущей для ночи жизнью, не сигнализируя тишиной о продвижении человека.
Щавель связал ремешки, которыми вехобиты спутывали им руки, к концам примотал крепкие толстые палки длиной с палец, получилась удавка. Расплёл косичку, вытащил тетиву конского волоса, смастерил вторую удавку.
— Хорошо, тетиву изъять не догадались, а то бы хайр пришлось срезать под корень и из волос верёвку плести, что само по себе жутко геморно, в лесу же трикрат.
— Ты бы плёл, а я б рубашкой рыбы наловил, — рассудил Жёлудь. — Шалаш построили, жили бы тут.
— Угу, — сказал Щавель.
Он завёл часы, повертел у костра, разглядывая циферблат.
— Сорок минут первого. Пятое июня, сегодня Литвин должен до Лихославля добраться.
— Если не застрянет нигде, — Жёлудь переломил о колено сухую ольшину, поморщился, подбросил в костёр, дрова весело затрещали.
— И эту деревню бы так, — с хмурой мечтательностью поделился он. — Мало разбойников бьют. Надо весь гадюшник целиком выжигать, чтоб им не повадно было.
Щавель с холодным интересом наблюдал за сыном.
— А дорогу кто ремонтировать будет? — спросил он. — Вехобиты для того тут поселены.
— К вехобитам в плен лучше не попадаться, — Жёлудь сломал ветку, сунул в огонь, будто кинжалы втыкал. — И в плен их не брать.
Щавель посмотрел на него со значением.
— Ты как, руками шевелить можешь?
— Могу, — буркнул Жёлудь.
— Тогда поохотимся, — постановил отец. — Когда убегаешь, преследование силу отнимает, а охотнику преследование силу даёт. Поэтому долго бегать нельзя, надо самим нападать, чтобы свежей крови напиться и возрадоваться жизни.
— Глоток свежей крови не помешал бы, — Жёлудь втянул воздух, будто хотел учуять парное мясо. Ноздри его жадно раздувались.
Горячая, вкусная человеческая печёнка! В животе заурчало, так приспичило запороть нажористый кусман. Парень сглотнул голодную слюну и посмотрел в темноту, в лес, за которым в избах спала еда.
Посидели молча, подставляя бока огню. Идущий от костра жар распространялся по телу до самого нутра, согревая и размягчая озябшую душу.
— Представляешь, где мы находимся?
— Река там, — показал Жёлудь.
— До Спарты часа полтора идти, если быстро.
— Надо ещё через речку переплыть и обсушиться.
— К рассвету управимся. Перед зорькой лучше всего ловить человеков. К тому же, спартанцы нас не ждут. Они думают, что мы сейчас на пути в Бухлово, и шарятся по той дороге, если вообще не плюнули на это дело. С них станется. В них разумения человеческого с гулькин нос.
— А во мне теперь совсем ничего человеческого к ним не осталось.
* * *
Месяц на небосклоне стал хилым как бицепс престарелого гея, когда за околицей Спарты появились две тёмные фигуры.
«Третий раз за сутки лезем во вражье логово! Где такое видано?» — думал Щавель, беря курс на избу, в которой во сне рычал Камаз Помоев. Небо начинало сереть, рассвет был близок, а, значит, время поджимало. Охотники влезли через открытое окно на кухню, не таясь, прошли в комнату. Жёлудь сел на грудь вехобиту, коленями зажав руки, Щавель хлопнул ладонью по щеке.
— Просыпайся, добрый человек.
На что угодно согласился бы старый предатель, только не на такое пробуждение. От испуга он заворочался, но даже не попытался скинуть Жёлудя. Щавель парой оплеух привёл вехобита в чувство и проникновенно спросил:
— Жить, небось, хочешь?
Вскоре, оставив связанного Камаза, отец с сыном покинули зловонную избу. Каждый взял по большому кухонному ножу, парень нашёл топор, а Щавель — кинжал с клинком в пять ладоней длиною, но удивительно неудобной рукоятью, на которую между навершием и гардой помещалось всего три пальца. Впрочем, повертев кинжал, опытный воин приноровился. Для удара от бедра мизинец ложился на навершие, управляя ходом острия, и получалось даже ловчее обычной рукояти. Обратным хватом было колоть ещё сподручнее. Большой и указательный пальцы обнимали массивную голову навершия, кинжал легко выдёргивался из ножен и тут же направлялся остриём к противнику для молниеносного укола горизонтально в грудь или сверху-вниз в живот, если совсем близко. Разбойничье это было оружие. Не для честного боя в строю, а для быстрых ударов исподтишка. То есть то, что требовалось охотникам.
— Проредим вехобитскую поросль, — поставил Щавель задачу, определившуюся после допроса Камаза. — Молодёжь всё равно в разбойники пойдёт. Видал, какая сноровистая? Нас на бегу повязали, тебя за руки подвесили. Они уже сейчас конченые твари. Но дружину просто так на зачистку не подпишешь, вехобиты сразу кинутся в Кремль с кляузой. Вехобиты любят ябедничать, едва что не по-ихнему идёт. Светлейший князь воздерживается без веской вины казнить, дабы смуту в народе не возбуждать. Хоть иногда надо, вот, как сейчас, в предупредительных целях. Кто-то должен поработать на благо Родины, прежде чем молодые спартанцы дозреют, возьмутся за оружие и всё равно подохнут, но через большую кровь.
Ознакомительная версия.
