Я кивнула.
– Ты считаешь меня мальчишкой, но это не совсем так. Вероника, когда я попал на Первую Землю, все, что я знал, чем жил, все мои устои, весь мой внутренний мир перевернулся. Новый мир вскрыл и выпустил наружу все, что хранилось непонятно в какой глубине и не было понято и востребовано за ненадобностью для того мира. То, что я увидел и чему научился за это короткое время, изменило меня настолько, что, можно сказать, родился новый человек. Ему один месяц и ему сто лет. Потому что во мне все другое, и я чувствую мир, как будто прожил множество лет и как будто увидел его минуту назад. Я, наверно, так и останусь вечным ребенком и буду вечным старцем, в этом мы с тобой чем-то похожи. Да, ты не Лотта, я это понимаю, но это и хорошо. Лотта другая, тинэйджер, моя юношеская мечта, а ты – ты загадка, и у тебя глаза то вечности, то мечтательной женщины, которая боится своих желаний. Я чем-то нравлюсь тебе, я это вижу. Не гони меня. Ты нужна мне, как необходимость дышать и снимать.
– А отчего ты тогда на нее так смотрел?
– А ты ревнуешь, Вероника? – удивился Михел. -Я смотрел на нее, любовался и раздумывал. Тебе смешно, но я научился задумываться. Оказывается, я раньше этого не умел. И я хотел понять и прочувствовать новую Лотту. Она изменилась на самом деле. А главное, в ней появилась ты, и я стал желать узнать тебя и сравнить с образом, придуманным мной раньше.
– Нет, это неправильно, Михел, – сказала я, – так нельзя, это неправильно, – не найдя других слов опять повторила я.
– «Есть прелесть во всем запретном, что делает его несказанно желанным», – сказал Марк Твен и он прав, а мне безумно хочется тебя поцеловать.
Он повернул меня к себе, прижал еще крепче и ненадолго коснулся моих губ мягкими губами, как будто спрашивая разрешение.
– Ты соленая и сладкая одновременно, как такое может быть?
Разум взбунтовался, он хотел продолжения поцелуя и в то же время требовал взять себя в руки и не делать глупостей. Тело взбунтовалось, оно хотело убежать в терем и спрятаться от всех поползновений на его неприкосновенность и одновременно хотело прижаться к этому мальчишке и обнять его, плюнуть на все правила и весь полученный жизненный опыт, на все, и быть или стать любимой.
– Не бойся себя, – тихо сказал Михел. Давай попробуем, у нас получится, вот увидишь.
– А, вот вы где, – вдруг послышался голос, и мы оба вздрогнули и отстранились друг от друга.
– Да не пугайтесь, что я, не понимаю, что дело и тело молодое, горячее. Целуйтесь уже, чего там.
Мы повернулись. На бережке стоял Кот Баюн и ехидно посматривал на нас.
– Я тут обхожу дозором владенья свои и вас, кстати, к слову сказать, нашел, как видно не кстати. Тьфу ты, слова путаются. Ну да ладно, я пошел дальше, – он махнул хвостом и пропал.
Но я уже очнулась от очарования момента, вскочила и побежала в терем.
– У нас получится, – понеслось мне вдогонку,- вот увидишь.
Утром Алконост перенесла Михела обратно домой, он обещал родителям побыть с ними хоть пару дней перед отбытием на Первую Землю, а я осталась на острове раздумывать над своим аморальным поведением и аномальными ощущениями.
Разум и тело так и не пришли к единому решению, и все оставшееся время, что я была на острове, даже когда училась летать, чувствовала себя маятником, причем амплитуда колебаний мыслей и желаний была максимальная, как в том, так и в другом случае. «Что же делать, Вероника?» – обратилась я к себе. Но ответа не услышала.
Почти конец книги. Вероника
На этот раз с нами на Первую Землю прибыла команда, пополненная мной в собственном теле и Есенией с Себастьяном. У них был культурный шок от увиденного и прочувствованного. Себастьян даже попросил не выпускать его в первые дни на улицу, так как боялся, что виденные волны грехов захлестнут его, и он утонет в пучине непотребства, как он выразился. Да, парню не сладко. Лотта у нас тоже эмпат, так она чувствует общую черноту, а собиратель грехов еще и видит пороки. Не просто собирателю грехов на этой земле, но без него никак не справимся, Лотта просто сгорит, пока всех желающих прочувствует. Было решено, сначала с желающими переселиться знакомится Себастьян, а потом уже окончательный вердикт – брать или не брать – делает Лотта.
Возвращение также ознаменовалось шквалом информации о том, как проходят шоу, размещается реклама, что Лилит стала звездой экрана и популярность проблем переселения стала новостью номер один во всех масс-медиа.
Люди повсеместно дискутировали о переселении. Обсуждались в основном насущные вопросы: очередное ли это рекламное шоу или нет, возможно ли то, о чем говорят с экрана или нет, может ли существовать такая планета или нет, но главное – люди серьезно задумались, возможен ли иной вариант развития человечества или пороки зависть, чрезмерное тщеславие, жажда власти и другие подобные вещи погубят любую вновь заселенную планету и все начнется сначала: войны, ненависть, убийства.
Понятно, на это ответа ни у кого не было. Но то, что это стали активно обсуждать, было только на руку нашему делу.
На следующий же день по прибытию на меня свалилось куча работы. Я разбирала корреспонденцию, отделяла зерна от плевел и вносила в базу информацию о желающих переселиться. Поняла через день, что мне нужна помощница, так много было работы. Жаль, что Есения не сразу смогла подключиться с внесением информации в компьютер, осваивала простейшие компьютерные программы и, скажу, успешно. Их с Себастьяном для быстрейшего вовлечения в рабочий процесс пропустили через адаптационный барьер, что-то непонятное мне, помогающее быстро освоиться, узнать язык и получить некоторые навыки. Михел, оказывается, его тоже проходил, только Лотта благодаря моим знаниям мира избежала этого довольно болезненного процесса.
Есению, как художника, увлекла живопись этого мира. Она тягала меня или Михела в музеи в любую свободную минуту. Мне тоже было невероятно интересно, я ведь вживую большинство произведений не видела. Но современное искусство во мне не всегда рождало волну удовольствия, скорее наоборот, отвращения. Не люблю грязь в любом виде.
Однако работа поглощала почти все время, небольшой отдых позволяли себе поздно вечером, когда Михел оттачивал свой оптимизм, угощая нас белым сухим вином или шампанским, при этом повторяя французскую поговорку: «Начинать день нужно с улыбкой, а заканчивать – с шампанским». Отношения у нас с ним складывались сложные и напряженные. У него тоже было полно работы – обрабатывать и монтировать отснятый материал – но он постоянно просил меня о фотосессиях, а я нервничала и боялась оставаться с ним наедине.
