— Знаю, — устало отозвалась она.
— Сейчас не время плясать нагой на балконах. Гириак рассказывал мне, как в Моргаллисе ты стояла на балконных перилах. Он тогда решил, что ты спятила, но я объяснил ему, что это просто причуда. Ты склонна к причудам, Карис, и слишком легко поддаешься скуке. — Оторвав кусок хлеба, он сунул его Карис. Та без воодушевления принялась жевать. — Все в этом городе Надеются на тебя, принцесса.
— Ты думаешь, я этого не знаю?! И не смей называть меня принцессой!
Неклен лишь хихикнул.
— За свою жизнь я знавал много командиров — храбрых, безрассудных, трусливых, — но ты, принцесса, единственная в своем роде. Непредсказуемая. Разгадать тебя невозможно — остается лишь положиться на чутье. У меня когда-то был конь, похожий на тебя — то смирный, как младенчик, то бешеный, как тигр. Ох и своенравный был конь! Но, однако же, чистокровка, летел быстрее ветра и силен был, как бык. За меня он был готов и в огонь, и воду. Любил я этого коня, но никогда не понимал.
— О чем это ты болтаешь?! — гневно вопросила Карис, рывком соскочив на пол. И тут же взвыла от нестерпимой головной боли.
— Выпей-ка еще водички.
— Клянусь Шемак, да ты точь-в-точь моя матушка! — Карис осушила еще один кубок воды, поела хлеба и, подняв глаза, улыбнулась Неклену. — Ну да я все равно люблю тебя, старый конь!
— Я так и надеялся.
И только сейчас она увидела, что повязка на его левой культе пропиталась свежей кровью.
— Проклятие! Неужели это я натворила?
— Ты ведь не нарочно — просто настроение у тебя было неважное. Заживет. А теперь поговорим о более важных вещах. Я послал разведчиков на север и юго-восток. И кстати, господин оружейный мастер желает знать, угодно ли тебе присутствовать при установке катапульты.
— Еще как угодно!.. Как удалось тебе поладить с Озобаром?
— С виду он напыщенный ублюдок, но сердце у него доброе. Мне он нравится. И свое дело он знает, клянусь небесами!
— Только не пробуй украсть у него овсяное печенье, — предостерегла Карис.
Неклен громко рассмеялся.
— Знаешь, он ведь сам его стряпает. И получается у него чертовски вкусно. Он мне дал попробовать одну штучку из свежей выпечки. Заметь — только одну!
Карис снова легла.
— Далеко еще до рассвета?
— Пара часов.
— Я посплю, — сказала она. — Разбудишь меня на рассвете?
— Непременно.
Карис взяла его руку и легонько сжала. Неклен поцеловал ее пальцы, затем укрыл ее одеялом.
— Приятных тебе снов, — сказал он. — И не забудь перед сном помолиться.
— Спасибо, матушка, — с улыбкой отозвалась Карис. Неклен задул свечу и вернулся в гостиную, плотно прикрыв за собой дверь спальни.
Герцог Альбрек чуть не падал от усталости, глаза его от бессонных ночей налились кровью и слезились. Оттолкнув груду наваленных перед ним на столе бумаг, он поднялся, подошел к двери, ведущей в сад, и вышел в залитую лунным светом ночь. Бодрящее дыхание мороза немного освежило его, и он, ежась от удовольствия, долго вдыхал чистый стылый воздух. Потом слуга сообщил, что явился Неклен, и герцог вернулся в тепло своих покоев. Вид у старого солдата был настороженный.
— Как она? — спросил герцог.
— Хорошо, государь. Отдыхает.
Альбрек никогда не умел разговаривать с простыми людьми. Казалось, они и мыслят иначе, чем он, а потому и разговор с обеих сторон выходил нелегкий.
— Присядь, друг мой, — сказал он вслух. — Я гляжу, твоя рана снова кровоточит. Я пришлю к тебе своего врача.
— Кровь уже не течет, государь. Шов разошелся, только и всего.
— Ты храбрый воин, — сказал Альбрек. — Карис говорит, что ты служил под ее началом и прежде и хорошо ее знаешь.
— Не сказал бы, что очень хорошо, — осторожно ответил Неклен. — Правда, она отличный командир. Лучшая из лучших.
— Ты совершенно прав, — согласился герцог. — И все же сейчас в Кордуине всем нам нелегко. Слишком тяжелая ноша легла на наши плечи. Порой даже лучшим из лучших такая тяжесть может показаться… непереносимой. О Карис рассказывают множество историй. За последние годы она стала чуть ли не живой легендой. Кто-то поведал мне, что однажды после очередной победы она протанцевала обнаженной по всему городу. Это правда?
— О генералах всегда ходят разные слухи, — заметил Неклен. — Могу я спросить, государь, к чему вы клоните?
— О, я думаю, ты прекрасно знаешь, к чему я клоню, — отозвался Альбрек. — Это мой город, и я за него отвечаю. Ему грозят смерть и разрушение, к его стенам вот-вот подойдет враг, страшней и могущественней которого не знала история Кордуина. Неклен, я не имею права требовать от тебя честности. Ты не присягал мне. Однако же я буду тебе благодарен, если ты будешь со мной откровенен. Карис — отменный боец и превосходный тактик. В ее отваге я не сомневаюсь. Но хватит ли у нее стойкости? Ибо нам сейчас нужна именно стойкость.
С минуту Неклен молчал, упорно глядя в огонь.
— Государь, — сказал он наконец, — я не очень-то умею лгать и никогда не испытывал потребности упражняться во лжи — так что я буду прям. Я никогда в жизни не встречал людей, подобных Карис. Она — само противоречие, воинственная и нежная, заботливая и грубая. Да, она любит вино — и мужчин. Порой она загоняет саму себя до полного изнеможения — и тогда пьет. Как правило, без удержу. — Неклен пожал плечами. — Вопреки всему этому в ней есть величие. Именно это поможет ей все выдержать, так что не беспокойся за нее, государь. Когда дароты подступят под стены Кордуина, ты увидишь, как воссияет величие Карис.
Герцог слабо улыбнулся.
— Надеюсь, что ты прав. Я неплохо дерусь на мечах, но никогда не был солдатом. Да и не желал этого. Мой талант — знание людей. Увы, только мужчин. Женщины, скажу с радостью, до сих пор остаются для меня загадкой.
— И чудесной загадкой, — прибавил с ухмылкой Неклен.
— Именно так.
На краткий миг между ними вспыхнула искорка приязни. Герцог ощутил это — и мгновенно отстранился.
Неклен почувствовал, что настроение герцога переменилось, и встал.
— Если это все, государь…
— Да, все. Спасибо тебе. Будь рядом с Карис и следи, чтобы она… не загоняла себя.
— Постараюсь, государь.
Когда Неклен ушел, герцог придвинулся к столу и, положив перед собой стопку бумаг, снова принялся за чтение.
Дуводас и Первый Олтор пересекли каменистую пустошь, которая когда-то была Зачарованным Парком Эльдерисы. Вместе поднялись они на вершину Визы, одного из утесов-близнецов. Дуводас помнил, как впервые вскарабкался он на Визу и стоял на макушке этой нерукотворной каменной башни, откуда должен был перепрыгнуть на второй утес, Пазак. Все дети эльдеров совершали этот прыжок. Говорили, что он символизирует переход из детства в зрелость.
