В разрушенном городе кишела нежить: духи, призраки, живые тени. Здесь были сотни, может быть, тысячи. Они налетали на Ривалена, как вода на камень, кружили вокруг него и над головой, никогда не приближаясь слишком близко.
Ривален сказал:
— Тысячи лет назад я убил собственную мать, чтобы доказать госпоже искренность моей веры.
Сэйид промолчал.
— Умирая, она попросила взять меня за руку.
Они вышли на широкую площадь. Площадь была завалена кусками тёмного камня размером с здание, как будто они посыпались сюда с неба. Над центром площади в воздухе висела пустота, ничто. От этого зрелища у него закружилась голова, стало дурно. Вокруг пятна пустоты вертелись листы бумаги, ныряли внутрь, вылетали наружу, как будто пустота прожёвывала их и выплёвывала обратно.
Сэйид не мог удержать взгляд на пустоте. Казалось, пятно ускользает, и он никак не может посмотреть прямо на него. Но он увидел достаточно, ощутил это ничто, почувствовал сочившуюся наружу горечь, презрение. Это было зеркало.
В нём он увидел себя.
— Дай мне свою руку, — сказал Ривален.
Сэйид повернулся, посмотрел в золотые глаза Ривалена, на его протянутую руку, на плоть, окутанную движущимися полосами тени.
— Дай мне руку, Сэйид. Ты получишь то, чего пожелал. Я думал, что с этим… мне поможет брат, но у тебя выйдет лучше.
Сэйид вытянул руку.
Ривален взял её, его кожа была холодной и сухой, а хватка — крепкой, как тиски.
— Пойдём. Ты должен предстать перед оком Шар. Она должна тебя увидеть.
Ривален потащил его к пустоте, к оку, к пасти, к дыре. Приблизившись, Сэйид понял, что пустота, которую он чувствует, яма в центре его бытия, безнадёжное чувство потери, одиночества, было слабым подобием того, что излучало око Шар.
— Подожди, — сказал он и попытался остановиться, отойти от Ривалена. Хватка Ривалена усилилась, тиски сжались.
— Для этого слишком поздно.
— Нет! — воскликнул Сэйид, отчаянно пытаясь вырваться. — Нет, подожди!
Ривален тащил его за собой, как ребёнка. Шадовар обладал сверхъестественной силой. Шаг, ещё один.
— Стой! Стой!
Тени кипели вокруг Ривалена. Его золотые глаза сияли.
— Ты хотел смерти, Сэйид! Ты её получишь! Но сначала мне нужен твой перевод!
— Нет! Нет!
Впервые за сотню лет Сэйид что–то почувствовал. Око Шар заронило в него семя страха, и вскоре оно проросло ужасом. Он чувствовал её внимание, исходящее из дыры — ненависть, злобу, безнадёжность, презрение ко всему и вся. Он закричал, рассудок ускользал от него. Ривален заставил его опуститься перед оком на колени. Вокруг свистел ветер. Бумаги, крутившиеся вокруг ока, исчезавшие и появляющиеся из него, собрались перед ним в облако. Её взгляд опустился на него грузом целого мира.
Его придавило к земле, такого крошечного по сравнению с ней. Он почувствовал, как увядает под её взглядом. Он был таким незначительным, мелким. Он был идиотом, круглым дураком. Волшебная Чума сделала его не человеком…
— Наслаждайся её словами, — сказал Ривален, обхватив ладонями голову Сэйида.
Но Сэйид по–настоящему превратил себя во нечто нечеловеческое, когда убил своего брата. Потекли слёзы.
— Твоя горечь — сладкий нектар для госпожи, — сказал Ривален, и его пальцы погрузились в голову Сэйида, надавили.
Боль пронзила череп Сэйида. Он почувствовал, что глаза готовы выскочить из глазниц. Рот широко распахнулся в беззвучном крике, и страницы книги, парившие в воздухе перед ним, ринулись туда, в открытую глотку, одна за другой, наполняя его нутро, набивая его, как чучело.
Он закашлялся, задохнулся, он не мог дышать, не мог дышать, и всё время он чувствовал, что Шар следит за ним полными презрения глазами.
* * *
Ривален сжимал в руках тряпичную куклу, пустого человека, которого теперь можно было использовать лишь как сосуд для перевода божественного языка «Листьев одной ночи». Не совсем труп, но и не совсем живой.
— Свет ослепляет, — сказал Ривален, цитируя одну из Тринадцати Истин Шар, и направил тёмную, нечистую энергию в безвольное тело Сэйида. — Только во мраке зрение проясняется.
Тело Сэйида содрогнулось, зарядившись зловредной энергией. Ривален отпустил его, и Сэйид осел на землю, как кающийся грешник — спиной к небу, глазами к земле, навеки подвешенный между жизнью и смертью, не способный ни на одно, ни на другое.
Горечь и отчаяние Сэйида, неотъемлемое ядро его существования, были теми реагентами, что превратят слова Шар во что–то, что способен будет понять ночной провидец.
Жадно ожидая откровения, Ривален разодрал плащ и рубаху Сэйида, содрал с него доспехи, отбросил их в сторону, обнажая голую кожу спины. Мелкие чёрные полосы дрожали под кожей Сэйида, заставляя её пузыриться и искажаться — чернила злобы Шар. Полосы скручивались и завивались, превращаясь в крошечные буквы, складываясь в слова, а слова складывались в обещания.
Ривален жадно читал их, священные слова своей богини, записанные во мраке на коже мужчины, пойманного в бесконечном отчаянии. Он колебался между воодушевлением и опасением. Преобразившиеся слова «Листьев одноч ночи» должны предвещать момент величайшего триумфа Шар и момент её величайшей слабости.
Он подался вперёд, провёл дрожащим пальцем по спине Сэйида, читая написанное там. Тени текли с кожи Ривалена, знание — с кожи Сэйида.
Начав чтение, Ривален стал понимать. И начав понимать, он стал смеяться.
Падал дождь. Гремел гром. Клубились тени.
Он посмотрел в око Шар и заплакал.
— Всё бессмысленно, — сказал он, цитируя четырнадцатую, тайную Истину. — И ничто не длится вечно.
Он встал, ветер трепал его плащ и волосы, и посмотрел на запад через плечо.
Они придут, и их горечь будет сладким нектаром для госпожи.
— Беги к отцу, маленький Кейл, — сказал Ривален. — А потом приведи их всех ко мне.
* * *
Ответом на слова Ривена стала удивлённая тишина. Её нарушил Герак.
— Это безумие. Ты не можешь, Васен. Эта битва богов, а не людей.
— Он должен, — сказал Ривен, и взгляд его единственного глаза впился в Васена. — Ты должен.
— Я сделаю это, — без тени сомнения сказал Васен. — Когда?
— Сейчас, — ответил Ривен.
— Разумеется, я тоже иду, — произнёс Орсин.
— Ну конечно, — сказал Ривен. — Прошло сто лет, а вы, теневые ходоки, остались всё такими же. Стальные яйца и ни капли здравого смысла.
Орсин ухмыльнулся.
— Комплимент от бога?
— Понимай как хочешь, — ответил Ривен, но его тон указывал, что это действительно задумывалось как комплимент.
— Герак, ты останешься здесь, — сказал Васен, потом посмотрел на Ривена. — Он ведь может остаться?
Ривен пожал плечами.
— Конечно, но я не смогу за ним приглядывать. Нам нужно выступать. Пошли.
Он прошёл через дверь и направился вниз по коридору, и трое мужчин последовали за ним.
— За мной не нужно приглядывать, — фыркнул Герак.
— Если останешься здесь, то может, и нужно, — отозвался Ривен.
Через десять шагов Герак сказал:
— Я пойду тоже.
— Герак… — начал Васен.
Герак оборвал его.
— Куда ещё мне идти?
— Значит, мы все здесь безумцы. Превосходно.
Они спешили по сумрачным каменным коридорам и лестницам цитадели теней, и две толстых собаки устроились за Ривеном, тяжело дыша. Как и Ривена, их опутывали тени.
— Мои девочки, — с отцовской гордостью пояснил Ривен. Собакам понравился Герак, и несмотря на мрачный настрой следопыта, он попробовал погладить их, пока они шли.
— Хорошие собаки, — сказал Герак.
Ривен спустился по лестнице, ускоряя шаг. Снаружи продолжали греметь барабаны и трубить рога адского воинства.
— Скоро они пойдут в атаку, — сказал Ривен. — Вам нужно успеть уйти прежде.
— Ты собираешься сдерживать их в одиночку? — спросил Герак. — Где твои войска?
— Вокруг, — ответил Ривен.
— Ты посылаешь нас в Ад? — спросил Ривена Васен.
Ривен кивнул.
— Я бы освободил Кейла сам, но как только я покажусь там, Мефистофель меня почувствует. Всё развалится на части.
— Что именно «всё»? — спросил Орсин.
— Хотел бы я знать, — вздохнул Ривен.
— Как нам вернуться? — поинтересовался Орсин.
— Кейл, — ответил Ривен.
— Кейл? — переспросил Васен. — Что, если он не сможет?
— Он сможет. Должен. Васен, ты можешь высвободить божественную искру во мне, в Ривалене и в Мефистофеле. Когда ты сделаешь это, Маск возвратится. А когда он возвратится, Цикл Ночи будет остановлен.
— Что такое Цикл Ночи? — спросил Герак.
— У меня нет на всё это времени! — отрезал Ривен. Он глубоко вздохнул, успокаивая себя, и посмотрел на Васена. — Ты говоришь, что не знаешь, как это сделать. Я тебе верю. Поэтому должен знать Кейл. Он должен, Васен. Маск хранил его живым в стазисе не просто так. Он должен суметь вытащить вас оттуда.
