Ветер сегодня был особенно пакостный, он притащил с собой песок из пустыни, туманной взвесью застилающий глаза и царапающий лицо. Куфия осталась дома; но там был Мирт, и вид его был сейчас для Нефроны хуже песка, так что она терпела и упрямо брела вперёд.
Улицы, огранённые строгими одинаковыми стенами, давно должны были вывести её на площадь… Неужто свернула не туда? Нефрона чертыхнулась, пытаясь разобраться, где оказалась. Незнакомое место. Она подошла к фасаду, такому же безликому, как и все остальные в пригородах Лаитормы, сощурилась, чтобы прочесть надпись на табличке рядом с дверью. Ветер бил сферу, подвешенную на цепях к козырьку, о стену.
Нет, никак не разобрать.
На ступени намело столько песку, что сапоги Нефроны в нём быстро увязли. Продолжая ругаться вполголоса и оттого глотая ещё больше песка, зависшего в воздухе, она заползла на крыльцо, где и зашлась в судорожном сухом кашле. Горло щипало, неприятно, но терпимо.
Волшебница обернулась. Улицу скрывала непроглядная мгла. Изредка её зрение выхватывало вспышки других сфер в песочном тумане, мигающих, как мерцалки на небесах. Нефроне вдруг стало страшно. Она затарабанила в дверь.
— Пожалуйста! Откройте! — воскликнула она, как только кашель успокоился.
Вой ветра перекрывал её голос, и тогда волшебница решилась на крайние меры. Она сложила руки — точно так же, как Фарлайт, когда снёс врата Пиминны, и резко выбросила их вперёд. Но дверь не поддалась. То ли сил ей, всё ещё ослабленной после операции, не хватило, то ли двери в вечно страдающей от ураганов Лаиторме делали непробиваемыми.
Вдруг в недрах дома появился кто-то живой — Нефрона увидела его облако энергии. Но как только она снова принялась биться о чёртову дверь, силуэт удалился.
— Сволочи! — прошипела волшебница.
Теперь забраться в дом стало для неё делом принципа. Она сняла сферу с козырька и обошла здание, прикрываясь рукой от ветра. Вот и нужная стена — та, что с окнами. Выбить ставни оказалось куда проще, чем дверь.
Нефрона подняла себя в воздух и забросила в окно. На этом её силы иссякли.
Кряхтя, она уселась на полу и ощупала живот. Кажется, всё в порядке. Нефрона подняла сферу, чтобы осветить комнату. Похоже на столовую. А что это такое под столом? Ба, труп!
Волосы мертвеца слиплись от крови — его явно убили ударом по голове. Нефрона протянула руку, пытаясь скользнуть в недавнее прошлое почившего волшебника. Чара не удалась — чего и следовало ожидать.
Но здесь, в доме, есть ещё кто-то живой… Должно быть, убийца. Нефрона отползла за шкаф, спрятала сферу под юбкой, прислонилась к стене и прикрыла глаза, собирая силы из мировой энергии. Лучше бороться с убийцей из плоти, чем с ураганом.
Опять рядом чужое облако! Если это тридан, он услышит, как она ощупывает его внутренним зрением. Опустошить ум и абстрагироваться? Но тогда она «ослепнет». Нефрона приготовилась к обороне. Как не вовремя она ослабла! Как же отбиваться?
Когда облако зависло прямо перед ней, волшебница не нашла ничего лучше, кроме как вскочить и вцепиться зубами в первую подвернувшуюся часть вражеского тела. Что-то мохнатое. Тат-хтар?
Нефрона открыла глаза. Сфера покатилась по полу, и отсветы от неё подтвердили догадку. Да, глупо было прятаться от таи-хтара именно так, они же могут жить и в кромешной тьме, их глазки видят тепло так же легко, как она сама видит цвета… Демонов паук схватил волшебницу за волосы, пытаясь отодрать её от себя. Приложи он чуть больше сил — и скальп остался бы у него в руках. Но Нефрона поддалась сама, позволила отнять себя от мохнатого предплечья, и тут же взметнула руку с когтями, целясь тат-хтару в глаза.
Тот, хранивший молчание даже после её укуса, взревел и выпустил её из всех пар рук. Нефрона отпрянула назад, подхватила сферу и размахнулась ей, как цепом. Но демон уже опомнился и перехватил сферу прямо в полёте. Нефрона швырнула в него стул и отступила к окну.
Всё-таки, демон или ураган? Быть или не быть? Такие решения всегда давались ей с трудом. Нефрона замешкалась, и этот момент оказался решающим. Тат-хтар схватил её, заломил руки и понёс в недра чёрного дома.
* * *
Сегодня на столе Гардакара не было ни колб, ни приборов, а сам он предстал перед фраоками одетым в парадную форму — алый балахон с миллионом складок. Фарлайт попытался втянуть живот, чтобы хоть как-то соответствовать. От него не укрылось, что Ламаш был сам не свой, и это принесло Фарлайту немалое удовлетворение. Он ещё не простил старшего фраока за попытку его раскормить и за те несправедливые упрёки. Что, впрочем, не мешало ему вовлечь Ламаша в заговор.
Был ли он раскрыт, раз Гардакар вызвал их на ковёр?
— В первый час утра на нас напали с Запада, — сказал он наконец. — Во второй час — с Севера.
Ламаш сразу расслабился.
— Это не простая война за передел границ, — продолжал бэл. — Это война на уничтожение. Как говорят гонцы, обе армии оставляют за собой только руины. И — ни один из судей не выходит со мной на контакт.
Гардакар сделал паузу, чтобы посмотреть, какой эффект произвели его слова на подчинённых, но Фарлайт хранил бесстрастие, а Ламаш пожал плечами.
— Чтоб вы поняли, я вам скажу: даже во время туилинской войны мы с Ирмитзинэ общались. Пусть натянуто и не без обоюдных оскорблений, но общались же!
— Тем хуже для них. Их ждёт участь Норшала, — спокойно ответил Фарлайт.
— Сделай-ка шаг в сторону, — вдруг сказал Гардакар. Фарлайт не понял, к чему ведёт владыка, но повиновался. — Хм! Я-то думал, ты загораживаешь мне остальных фраоков, которые могли бы это провернуть, но теперь я вспомнил: они мертвы!
Судья хохотнул. Он до сих пор не знал, что эти двое, что сейчас стояли пред его очами, сами были повинны в большинстве смертей. Вернувшись в столицу, Ламаш солгал бэлу, что все остальные фраоки погибли в честной битве с Норшалом. Фарлайт и Энгир тогда ему только поддакнули. Где же, интересно, последний… Гардакар его на свой совет не позвал.
— Вы знаете, сколько времени уйдёт, чтобы создать новых фраоков? У нас столько времени и нет.
— А зачем вам создавать именно фраоков? — спросил Фарлайт. — Возьмите лучших бесов, хтаров, дагатов, хоть сто штук, научите их пить кровь…
— Ну уж нет, — отрезал Гардакар. — Только высшей расе позволено обладать высшей силой. Если по Суваршахту будут бегать всесильные бесы, другие бесы тоже захотят понять секрет. И тогда он просочится, и мир обезумеет.
Фарлайт вспомнил Нинур, решительно отказавшуюся от этих сил, что он беззаботно предложил ей на серебряном блюде.
— Тогда возьмите расу, маленькую числом.
— Каграев? А может быть, гурши? Ха! Нет.
— Либо вы рискнёте сейчас, приучив десяток-другой бесов к крови, либо скоро наши враги войдут в город, и рисковать будет уже некем и нечем.
Гардакар задумался, скрестив руки на груди.
— А ты, Ламаш, что молчишь? Есть идеи?
— Нам надо узнать причину войны. Вдруг сможем договориться?
— Причина ясна, как дважды два. Выяснилось, что смерть Норшала — наших рук дело. Может быть, им даже известно, что ряды моей элиты сильно поредели. Времени для удара лучше и найти нельзя. Ну и, раз открылось, что судьи всё-таки смертны, и раз остальные судьи меня ненавидят… мне продолжать?
— Спасибо, — ответил Ламаш. — Исчерпывающе. Но что Восток с Югом?
— Как всегда, ждут, пока труп врага проплывёт мимо них. Но не исключаю, что скоро присоединятся и они. Тут, признаю, я сам совершил ошибку. Надо было сразу занимать войсками Север, а я промедлил.
— Если вы так противитесь идее возвысить демонов слабых рас, — вмешался Фарлайт, — то у вас остаётся только одно возможное решение.
— Да?
— Вызовите Раутура на дуэль и победите его. А потом растерзайте его тело и выставьте другим кшатри как урок. Представляете, что станет с их боевым духом? Не исключаю, что они и вовсе позорно отступят, когда увидят, что вы сделали с их доселе «непобедимым и бессмертным» правителем!
