Вот такой вот диалог с самим собой вел я, трясясь от бешенства и боясь только одного сорваться прямо здесь и начать резать хозяев особо мучительным способом. А лучше всего самого себя, морального урода….
Но не мне менять устои общества. Хотя зол я был на себя неимоверно.
Меня провожали потухшие взгляды и смирившиеся лица, разные простые и откровенно уголовные. Я просто запоминал….
И вдруг в отдельной клетке, я увидел нечто. Существо чуть выше моего колена волосатое или покрытое длинной шерстью. С маленьким сморщенным личиком и носом пуговкой, на котором круглые глаза со вселенской тоской взирали на мир. На шее ошейник с тонкой цепочкой, пристегнутый к решетке.
— Это кто?
Ко мне подскочил потный хозяин: — Это боуги.
— Боуги, это кто?
Я пригляделся, зрение рывком скакнуло. Существо окружала едва заметная зеленоватая дымка магической ауры.
— Редко, очень редко удается поймать кого-то из их народа. Это сопряжено с большими опасностями….
И дальше пошла лабуда, типа сложно-опасно и прочее. Я и сам могу рассказать не хуже.
— Его нужно держать в клетке.
И тут внутри меня на грани слышимости, то появляясь, то затихая, появился скулеж обиженного ребенка.
— Поймали маленького, теперь злые заперли в клетку, да. И бедный добрый Ук будет сидеть в клетке. А потом умрет от тоски, да. Глупый Ук попался как глупый гардат[72]. Его никто не понимает и скоро его не будет, да.
От всего этого веяло такой безысходной тоской и детской обидой ребенка, что я поёжился. Оглянувшись по сторонам, понял что только я слышу его.
Сейчас этот большой-злой возьмет Ука с собой и все, да.
— Сколько?
— Пятьдесят золотых!
— Ты решил продать мне ведро самоцветов? — сквозь зубы.
И дальше по тексту…. Торговались мы долго. Только в этот раз это никакой радости мне не доставило. Я просто выполнял грязную, но нужную работу. Сошлись на тридцати пяти. Все равно сумма запредельная. Ремонт гостиницы с материалами и работой бригады гномов, обошелся в семьдесят. Пришлось доставать камни, золота было мало. Мои спутники смотрели это действо с равнодушным интересом. Хозяин отстегнул цепочку и протянул мне.
— Ни в коем случае не снимайте ошейник. Он магический, не даст убежать и не дает напасть на хозяина. Он стоит три золотых…, но с вас милорд только один.
Мрачно оскалившись, я ответил: — Пошел ты…
— Я позову стражу.
Я молча, кивком головы указал продавца. Ма мгновенно переместился к торговцу и выхватив нож, упер его в бок торговца живым товаром. Вид у него был при этом абсолютно равнодушный и ничего не выражающий.
— Если успеешь, с…самка собаки…, - злобно прошипел я.
Взглянув на мое лицо он понял, что торг здесь не уместен, еще пара лишних слов и его просто зарежут.
— Я пошутил, благородный господин…. Ээ…, все в порядке — это подарок, подарок.
Я снова кивнул Ма. Он гибким и текучим движением переместился в сторону, продолжая контролировать ситуацию. Я наклонился к существу.
— Большой поможет Уку, — мысленно обратился я к нему.
В голове раздалось радостное верещание: — Большой понимает Ука?
— Да. Понимает.
— Ук верит Большому?
Взглянув на меня снизу вверх, он ответил: — Верит, да.
— Ук не убежит?
— Нет, не убежит, да. Верит. Большой — хороший, да?
— Хороший.
— Ук будет слушать Большого, да, — и он доверчиво прижался к моей ноге, с надеждой поглядывая на меня.
Я снял ошейник с цепочкой и швырнул его под ноги толстяку: — На, примеряй! Тебе пойдет, если украсить его драгоценными камнями.
— Запоминайте рожи торговцев, я никого из них не хочу видеть в гостинице. Если придут не пускать или выбросить из зала, если увидите там!
Итор отчего-то с уважением посмотрел на меня. Братья крутили головами, запоминая лица нечестивых извлекателей прибыли. И я ведь, тварь, чуть не стал таким. Мало меня били, мало! Убивать надо таких деятелей, как я, еще в колыбели. Чтоб другим неповадно было! Ладно, закончим дела разберемся.
— Он совсем маленький, лет тридцать — сорок, — раздался голос Сима. — Давно я не видел представителей его народа.
— Ты знаешь их?
— Его народ живёт в глухих чащах и почти никогда не контактирует с людьми.
Обычной язвительности или ерничанья в его голосе не было. Только любопытство.
— Вот и побыл рабовладельцем. Хорошо хоть бароном быть не перестал, — все таки не удержался и прокомментировал Сим.
Подхватив Ука на руки, он оказался не тяжелым, мы двинулись к себе. Ухватив меня за шею Ук с любопытством и превосходством поглядывал по сторонам. Он доверчиво прижимался ко мне и переспрашивал: — Большой — хороший, да?
А я успокаивал: — Хороший, хороший.
— И мед даст?
— Даст….
— У хорошего-большого правда есть мед, да?
— Есть, есть.
Во дворе гостиницы слонявшийся Гоша увидев меня в восхищении замер и спросил: — У вождя, Хранитель Леса?
— Ты его знаешь?
— Мой народ иногда видит хранителей. Один раз шаман разговаривал с ними. Об это помнят до сих пор.
КОНЕЦ.
ПНВ — прибор ночного видения.
Гготбхарн — самоназвание гоблинов.
Ахмар — плохой разумный, не гоблин.
Экзерсис «фр. Exercice» — система упражнении в музыке или танце.
Блядь — в старославянском языке Х-ХI веков, слово «блядь» мужского рода, означало «болтуна», «пустомелю»; женского — «пустую болтовню», заблуждение, ересь. Под словом «блядь» могли понимать и женщину легкого поведения, но само это понятие отличалось от современного, включенностью в средневековую систему представлений — а это значит, что вина женщины, прежде всего, в том, что она заблудилась и не знает истинного пути спасения. Иначе говоря, «блядь» — всеохватывающая область уклонений от «прямизны несогрешения», и блудница, торгующая своим телом, — лишь частный случай этого уклонения. Итак, Правде истинной противостоит блядь (ложь), иначе говоря — Христу противостоит Дьявол, носитель тьмы, породитель «бляди».
А. Л. Юрганов Из истории табуированной лексики
Борга «гоб.» — зло, плохое.
Сентенция «лат. sententia мнение, суждение» — изречение нравоучительного характера.
