– Трид… Тридцать шесть…
Нечто подобное Геральт и заподозрил минуту назад.
– Погоди-погоди, – оживился Ламберт, переступив с ноги на ногу. – Тридцать шесть? Ты лонгер, что ли?
– Не знаю! – опять всхлипнула Валентина. – Наверное! Мать мне ничего не говорила…
Геральт тотчас разжал кулак, отпуская ворот комбинатской спецовки. Девушка-лонгер покачнулась, едва не потеряв равновесие, но все же устояла на ногах.
Сирота-лонгер. Не знающая, что она лонгер. А ведь это, шахнуш тодд, жесточайший пресс на психику… Ей пятнадцать, а выглядит она едва на десять, но при этом твердо знает, что она человек, а не долгоживущая эльфка или орка. У сверстниц давно грудь с попой округлились и парни сверстниц с удовольствием по углам тискают, а она внешне остается ребенком. Ей двадцать, половина подруг (если у нее вообще есть подруги) уже замужем и детей нарожали, а она сама все еще ребенок и особых сдвигов в сторону физического взросления незаметно. И только после двадцати пяти начинается то, что сведущие живые называют гормональным всплеском…
Н-да. Нужно быть очень сильной, чтобы все это выдержать и не сломаться.
Как бы там ни было, Геральт не собирался извиняться.
– Что еще ты от нас скрыла? А? – спросил Геральт, лишь слегка уменьшив нажим.
– З-зачем мне от вас что-то скрывать? – ответила Валентина тихо.
– Откуда мне знать – зачем? – Геральт мрачно смерил ее взглядом. – На вопрос о возрасте ты соврала и глазом не моргнула.
– Вы бы не поверили. Да и не привыкла я изливать душу перед каждым встречным.
Геральт чуточку напоказ оскалился:
– Ты потребовала от меня ведьмачье слово, женщина-лонгер. Поэтому знай: если будет нужно, ты изольешь перед нами душу до самого донышка, вывернешь наизнанку, выжмешь до последней капли, а потом снова вывернешь, изольешь и выжмешь. Умеешь брать чужое слово, умей и свое держать. Еще раз соврешь нам, потом не жалуйся. Поняла?
– П-поняла… – Валентина втянула голову в плечи и поправила съехавший на глаза картуз.
– Ну, раз поняла, тогда изволь объяснить, какого рожна ты за нами подглядываешь? Ночь на дворе, живым спать пора. Особенно если они выглядят как дети. А?
Ламберт очень к месту ехидно хихикнул. Валентина подняла на Геральта влажные от слез глаза и сказала:
– Я хочу вырваться отсюда. Я хочу этого лет двадцать, если не больше. Очень хочу. Ты моя единственная надежда, ведьмак.
– А что тебе мешает собрать манатки и выйти за проходную? Только не говори, что тебя не пропускает охрана – на берег лимана ты как-то выбираешься.
– А куда я пойду? К кому? Я не знаю жизни за пределами комбината, а из сети многое не выудишь. Читаю я много, но понять эту жизнь не в состоянии. Далеко я уйду, как думаешь? Долго протяну? Где окажусь на следующий день – в рабстве на конопляной плантации или в сточной канаве с перерезанным горлом и истерзанным телом? Я уже уходила. Дважды. И оба раза не было в мире живой счастливее, чем я, когда мне удавалось вернуться на комбинат целой и почти невредимой.
– Ты пытаешься разжалобить ведьмака? – холодно осведомился Геральт. – Ну-ну.
– Слушайте, братцы и сестрицы, – вмешался Ламберт. – У нас еще работы валом, а вы тут слезливые истории затеяли рассказывать. Очень вовремя, ага! Ты, деваха, вроде бы что-то говорила о катере? Давай-ка веди к нему, а жизнеописанием займешься как-нибудь потом, в более подходящем месте и более подходящей компании, чем два твердолобых ведьмака. Давай-давай шевелись, хватит шмыгать носом и хныкать глазом, макияж подпортишь. Где катер, в какой стороне? Там? Давай руку! Геральт, сумку возьми!
Геральт молча поднял сумку с остатками оборудования и направился за Ламбертом, который тащил за руку Валентину. Та покорно следовала за поводырем и, кажется, уже не плакала. Даже буркнула, не глядя на Ламберта:
– Я не пользуюсь косметикой…
У небольшого ангара, рядом с крошечным – метр на два – причальчиком действительно нашелся катер. Точнее, катерок. Корыто с моторчиком. Благоразумный живой и в одиночку-то поостерегся бы ступать на борт этого, с позволения сказать, плавсредства. Но ведьмаки умудрились погрузиться на него вдвоем, поместить еще и Валентину, да и сумки свои тоже не забыли. Катерок опасно притопился. В море его захлестнуло бы первой же волной, но в закрытом берегами лимане волны почти не было, поэтому противоположного берега удалось достичь практически без потерь. Практически – в том смысле, что воды катерок все-таки пару раз черпанул и ноги вся троица, увы, промочила. Ведьмакам сей факт был, мягко говоря, до лампочки – во-первых, гномьи ботинки были рассчитаны на куда более серьезные передряги, а во-вторых, такая мелочь, как мокрые ноги, любого нормального мужика при деле вряд ли остановит, а уж ведьмаков-то… А вот Валентина, едва ступила на берег, тут же принялась стягивать туфли и отжимать носочки.
– Ну, ты тут прихорашивайся, – бодро сказал ей Ламберт, – а мы делом займемся. Адье, медам! Спасибо за переправу. И уж будь добра, не возвращайся на тот берег без нас, а то мы очень, очень расстроимся!
«Опять переигрывает, – подумал Геральт о напарнике. – Чего это на него нашло?»
Оставшиеся камеры установили на удивление быстро – видимо, наловчились. Тем не менее во время переправы назад, на комбинатскую сторону, уже начало светать. А по дороге к главному корпусу Геральт угрюмо предсказал:
– Хрен мы сегодня поспим, Лам. Чует мое сердце.
– Потом отоспимся, – легкомысленно ответил Ламберт. – В первый раз, что ли? Ну, энергетика по банке дернем, делов-то… У тебя есть?
– Две банки.
– И у меня две.
– У тебя какой?
– «Запорожец».
– А у меня «АдренаЛИНИЯ»…
Как Геральт и предполагал, выспаться не получилось. Но даже неполные три часа сна свое дело сделали: проснулся Геральт с ясной головой и вполне бодрым.
Ламберт, который Геральта и разбудил, мрачно протянул коллеге банку «Запорожца».
– Держи…
– Есть время лицо ополоснуть? – спросил Геральт уныло.
– Есть.
– Тогда сначала ополосну. Поставь пока на тумбочку.
Через пару минут Геральт вернулся в спаленку и первым делом глотнул из узкой банки. Вкус зубной пасты во рту немедленно сменился сладковатым вкусом энергетика. По мнению Геральта, дрянь это была безоговорочная – сплошная химия, куда хуже обычного пива, но мозги прочищала исправно, не отнимешь, а сон отгоняла просто-таки образцово.
– Что на этот раз? – осведомился Геральт, в три глотка опустошив банку.
– Зря мы с тобой трудились всю ночь, – вздохнул Ламберт. – Пойдем покажу.
Они вышли в большую комнату, где все осталось по-прежнему после вчерашнего полуночного совета.
– Мне недавно Весемир позвонил, – сообщил Ламберт, колдуя над пультом управления камерами слежения. – И поинтересовался, где, собственно, картинка?
