К счастью, нашелся все-таки человек, не забывший о существовании графа Бернарда. Дверь темницы открылась, и по скользким от сырости ступенькам спустился Эд Орлеанский. Сначала граф Септиманский решил, что вместе с Эдом к нему пришло спасение, но, заглянув в печальные глаза старого знакомого, он вдруг отчетливо осознал, что игра закончилась, а вместе с ней заканчивается и его жизнь.
– Ярл Воислав Рерик захватил Тулузу. Граф Хорсон от лица всех сеньоров Аквитании обратился к Карлу с просьбой взять провинцию под свое покровительство.
– Значит, мы охотились за тенью, благородный Эд, и ярл Воислав не приезжал в Париж? – криво усмехнулся граф Септиманский.
– Увы, Бернард нас обвели вокруг пальца. Графы Адалард Парижский и Роберт Турский уже принесли повинную королю Карлу. Их обложили штрафом в сто тысяч денариев, и на этом их неприятности, кажется, закончились. Впрочем, казнь столь знатных сеньоров могла бы сильно повредить Карлу накануне судьбоносной встречи в Ахене. К счастью, это понимают все, даже Юдифь.
– Выходит, единственным виновником всей этой истории оказался граф Бернард Септиманский?
– Мы ведь не изменяли королю, Бернард, во всяком случае, не заявляли об этом открыто, а ты был правой рукой мятежного герцога Пипина. Даже епископы Эббон из Реймса и Венелон из Санса вынуждены были публично заявить о твоей виновности.
– А как же епископ Эброин?
– Епископ Эброин умер, и этим сказано все. Случайная смерть, за которую никто не несет ответственности.
– А Раймон Рюэрг? – вскинул голову Септиманский. – Неужели и этот уцелел?
– Граф Раймон Лиможский сам явился к королю и оправдался по всем предъявленным ему обвинениям. Конечно, мы могли бы опровергнуть его показания, но, разоблачая Раймона, мы топили бы себя. Мне очень жаль, Бернард, что нам не удалось отстоять твою жизнь. Возможно, нам удастся за тебя отомстить, но, увы, даже в этом я не уверен.
Графа Бернарда Септиманского казнили холодным январским утром на площади перед королевским дворцом в присутствии короля Карла и преданных ему сеньоров. Последнее, что увидел Бернард в этой жизни, была улыбка императрицы Юдифи, бесспорно украсившая ее лицо, порозовевшее на морозе.
Бек Карочей вернулся в Рим в начале лета. В Аквитании все было уже кончено. Пипину не помогла даже помощь императора Лотаря, который был разбит во второй раз в течение года. Армия, возглавляемая Карлом, а точнее, Воиславом Рериком, разметала императорское войско по равнине. Сам хазарский посол едва унес ноги. Он ошибся в выборе союзников, ибо более бездарных полководцев, чем император Лотарь и герцог Пипин, ему видеть еще не доводилось. Возможно, Карл дошел бы и до Павии, а то и до Рима, но уж слишком зыбкой была его власть в Нейстрии и Аквитании, чтобы разевать рот на чужой кусок.
Что же касается Воислава Рерика, то все подозрения на его счет рассеялись как дым, ибо своих претензий на императорскую корону он заявлять не стал. По мнению Карочея, варяг поступил мудро. Римская церковь никогда бы не признала потомка Меровея главой империи, будь он хоть трижды христианином. В Риме еще не забыли страшного разгрома, учиненного варварами, и панически боялись потерять остатки былого величия.
Впрочем, и папе Евгению, и императору Лотарю пришлось пойти на уступки, чтобы остановить вал, катящийся с севера. Издержки были морального порядка, но именно это обстоятельство выводило из себя монсеньора Николая, к которому бек Карочей заглянул с прощальным визитом.
– Мы вынуждены были принять и это условие, бек, – вздохнул секретарь папской курии. – Поверьте мне, римская церковь еще никогда не переживала такого унижения.
– Полноте, монсеньор, – попробовал его утешить бек. – Разве женщинам запрещено молиться в ваших храмах? И что плохого в том, если императрица Юдифь решила поклониться мощам святого Петра?
– Тебе этого не понять, бек, – обреченно махнул рукой Николай. – В этом храме папа Лев возложил императорскую корону на голову Карла Великого. Это было началом нового возвышения Рима и концом господства Меровингов, а значит, и нашей зависимости от Константинополя. Ведь далеко не случайно архиепископ Константин, посол императора Феофила, находится в свите этой женщины. Ей мало разрушенной империи, Юдифь пожелала осквернить еще и символ веры. Это будет началом конца империи, созданной Карлом и папой Львом, отречением внуков великого императора от завещания своего деда. В базилике святого Петра началось возрождение великой Западной империи, и здесь же ей подписывают смертный приговор.
До бека Карочея наконец дошло, зачем императрице Юдифи понадобилось проделать столь долгий и тяжелый путь и почему король Карл, заключая уже второе по счету перемирие со старшим братом, так настаивал на выполнении именно этого пункта. Это были похороны франкской империи, и ее могильщики пожелали, чтобы отпевание прошло в обстановке не менее торжественной, чем та, которая сопутствовала ее рождению. Окончательное подписание договора между братьями о разделе империи перенесли из Ахена в Верден, но этому событию должна была предшествовать прелюдия.
Карочей решил еще на несколько дней задержаться в Риме, дабы увидеть женщину, разрушившую то, что с таким напряжением сил создавали далеко не хлипкие мужчины. Надо сказать, торжественный въезд вдовы императора Людовика Благочестивого в Рим не обманул его ожиданий. В Вечный город въезжала победительница, и хотя папе Евгению удалось отвертеться от унизительного участия в церемонии, она не проиграла ни в торжественности, ни в пышности. Папу с успехом заменили император Лотарь и монсеньор Николай. Причем Лотарю пришлось спешиться, чтобы помочь императрице ступить на мостовую столицы мира, по которой маршировали когда-то легионы великого Цезаря.
Триумф Юдифи был обставлен скоромнее триумфов былых римских императоров, но его последствия были куда более значимыми. Возможно, немногие отдавали себе в этом отчет, но у людей умных уже практически не осталось никаких сомнений. Среди них особенно выделялся белозубой улыбкой архиепископ Константин, не только узнавший среди встречающих бека Карочея, но и благосклонно кивнувший ему, приглашая тем самым к продолжению знакомства. Пипин Аквитанский, сопровождавший бека Карочея как частное лицо, опознал в свите императрицы сразу двух Меровингов: графа Раймона Лиможского и коннетабля Гарольда Рюэрга. Эда Орлеанского бек Карочей узнал сам, приветливо помахал старому знакомому рукой и даже, улучив момент, пригласил благородного графа в гости. Эд Орлеанский приглашение принял, хотя наверняка знал, что бек не принадлежит к горячим поклонникам императрицы Юдифи и короля Карла.
