4
Крепа по прозвищу Скала сидела на башенном наблюдательном пункте, как это называл полусотник Н’рх, карлик, командир их гарнизона, и посматривала вокруг, как и полагалось на этом посту. Смотреть было не на что, она изучила окрестности за три года, что провела в этом отдаленном, грубо построенном форте на краю земли, как свою ладонь. Форт, именуемый Трехгорным, потому что стоял между тремя горами, вообще-то считался даже крепостью и закрывал единственный на сотни верст перевал через хребет Малого Ледника. Да только тут никогда ничего не случалось, и зачем форт тут находился, кроме как для взимания какой-нибудь платы за переход в земли герцогства Шье, сказать было невозможно. Скорее всего, по картам всяких там офицеров и генералов получалось, что тут положено было иметь хоть какое-то укрепление, чтобы обезопаситься от орд кочующих горных нимов, почти таких же грязных карликов, как и Н’рх.
А этот самый Н’рх, как было каждому в форте известно, присвоил себе звание полусотника незаконно, потому что по чину был всего лишь фельдфебелем, а не корнетом, но лет ему было, пожалуй, под сто, для нормального корнета уже поздновато, любой сколько-то разумный служака давно бы вышел в подротмистры, а то и в ротмистры, то есть командовал бы ротой или большой ротой, имея в своих подчиненных целых три полусотника, и не корнетов каких-то задрипанных, а пожалуй что, и прапорщиков, одного фельдфебеля и кучу сержантов. Но Н’рх оказался слишком тупым, зло думала Крепа, вот и оставили его тут сторожить тень от трех горок с тремя десятками бездельников, которые и составляли этот забытый всеми богами гарнизон.
Сама-то она, если бы все сложилось как надо, давно бы уже вышла в капралы, а то и в сержанты, да не повезло ей… Не любила Крепа думать об этой истории, хотя, чего уж греха таить, на башне бывало настолько скучно, что воспоминания, а то и мечты свои глупые, почти такие же, какими баловалась в детстве, когда жизни и службы еще не знала, не нюхала, не понимала, – мечты эти сами забредали ей в голову, и в последнее время она не знала, что с ними делать.
Крепа Скала поднялась, прошла по прогибающимся под ее ступнями не очень прочным, а местами и гниловатым доскам настила. Над ней возвышался какой-никакой, хотя скорее именно что – никакой, навес, устроенный на четырех столбах, сложенных по углам башни, достаточно мощно увязанных двумя тяжеленными балками, уложенными крестом, и четырьмя здоровенными лесинами, образующими квадрат. Ввысь конструкция поднималась треугольными стропилами, на которые были почти аккуратно уложены черепицы из тонко и плоско расколотых местных светлых камней. Вся конструкция выдерживала не только собственный вес, но и вес снегов, которые наметали на крепость зимние метели и снегопады. А дуло тут гораздо сильнее, чем внизу, у земли, в квадрате фортовых стен, и потому те, кто тут слишком долго оставался на посту, неизменно простужались. Как и она сейчас простудилась, но никому до этого не было дела.
А все потому, что она этого вот Малтуска, тупого и мнящего о себе слишком много лестригона, на место поставила, когда он вдруг решил за ней приударить и пристать с нескромными предложениями… Нет, она не жалела, что тогда треснула его по плечу так, что сломала ключицу, как потом стало известно, так что этот грубиян и нахал с полмесяца ходил в тугой повязке, зло поглядывая на Крепу красноватыми глазками. Но Малтуск был любимчиком Н’рха, а это означало, что самозваный полусотник сослал ее на этот пост в почти бессменное дежурство. Лишь иногда, когда ей и вправду становилось невтерпеж, она обязана была кричать кому-нибудь, кто дежурил в тот момент на стенах, чтобы он смотрел вокруг внимательнее, и спускалась вниз, чтобы оправиться или поесть. Выходило, что ее наказали еще и этой унизительной для нее-то, для девушки, пусть и циклопы по роду и происхождению, обязанностью, когда все знали, куда и зачем она направляется.
Что же, тому, кто служил в армии достаточно долго, такие вот подлости мелких командирчиков хорошо известны, они для того и служили, и дышали, кажется, чтобы делать службу подчиненных как можно более унизительной и мерзкой. Она к этому привыкла, но решила когда-нибудь поквитаться с Н’рхом и с Малтуском, да так, чтобы им мало не показалось и чтоб они прокляли тот день, когда с ней, с Крепой, выпало им оказаться в одном гарнизоне.
Эх-хо-хо, жизнь солдатская… А ведь когда она решила убежать из дома и позже, когда пошла в армию, ни о чем подобном и не подозревала. Ну предположим, убежала она правильно, иначе бы выдали ее замуж за старого и грязного циклопа Воту, у которого и без того уже было три жены, вечно озирающиеся, неуверенные и какие-то больные от беспрерывных родов, которых Вота настолько забил-затюкал, что их имена-то даже соседи не знали, называли по возрасту – старшая, средняя и младшая… Кажется, младшей доставалось больше всех, ее шпыняли, иногда довольно жестоко, не только сам Вота, но и остальные жены, а когда отец Крепы согласился, чтобы этот старик женился и на ней тоже, когда она представила себе, что начнет вот так же, как и эти три несчастные, беспрерывно рожать нелюбимых детей, которых тоже будут дразнить и мучить дети от старших жен Воты, когда она это себе хорошенько уяснила… И куда ей после этого было деваться, если не бежать?
Кстати, род-то у них был хороший, и отец пользовался в общине уважением, и две его жены были достаточно милые женщины, было время, когда Крепа их обеих называла мамами, и детей у них в семье было не слишком много, как раз столько, чтобы всем хватало еды зимой, да вот Крепа-то оказалась младшей из пяти остальных своих братьев и сестер… А значит, когда Вота предложил взять ее в жены, отец даже пытался Крепе объяснить, что ей повезло, обычно-то младших девчонок не в жены брали, а в служанки, хотя и пользовались как женами вполне своеобычно, так что им и рожать приходилось, хотя дети их оказывались бастардами, которым в некоторых злых семьях и вовсе жизни не было.
А как было бы славно, порой думала Крепа, завести себе мужа, найти или выкопать уютную милую пещерку, чтобы огонь пылал в очаге все время, согревая воздух, и чтобы на нем бараньи тушки жарились, завести ребятишек, хотя она это весьма смутно себе представляла, не вполне понимала, что для этого нужно, но если есть мужчина, тогда, конечно, можно и детей получить как-либо… Они, то есть мужчины, знают, что для этого полагается делать.
Да, это было бы хорошо, и чтобы выход из пещерки был к югу, к морю, которое клубилось бы водой, туманами, блеском и свежестью, как у них на южном побережье бывает. И чтобы было у них сотен пять-шесть овец и барашков на мясо и шкуры, и можно было бы стричь шерсть, и чтобы сеть у мужа была надежной, из тех, что не рвутся, если крупная рыбина попадется, и кормиться можно было бы всласть, не опасаясь зимнего голода, и соседи попались бы добродушные, с которыми можно обсудить свадьбы детей, конечно, когда они в возраст войдут, и похороны стариков, а мужчины могли бы иногда, подвыпив, соревноваться в силе, а если понадобится, собраться в ватажку, чтобы отбить для себя, для общины еще кусочек берега у лестригонов, извечных и самых непримиримых врагов циклопов еще с тех пор, когда мир стал таким, каким стал…
