— Тогда уж все зависит от целей. Ведь не обязательно ставить своей целью выигрыш. С сильным игроком ничья — достойный итог, — сказала я, передвигая оставшегося слона и, чинно сложив руки на коленях, добавила. — Пат.
Леррой коснулся длинными пальцами своего короля, но ходить ему было некуда. Я же молча выжидала. Наконец он улыбнулся и встал.
— Значит, ты хочешь остаться в стороне.
— Да, — не стала юлить я.
— Разумно… Но вряд ли выполнимо. Рано или поздно тебе придется выбирать. Пока же…
Кто-то выбил по створке двери замысловатую дробь. Старик, оборвав очередную банальность на полуслове, поднялся и, кивнув мне на прощанье, вышел. Я помотала головой: «Ну, и что это было?» Нет, в том, что старый манипулятор сделал первую попытку завербовать меня в свой кружок смертников, я не сомневалась. Как и в том, что попытка не станет последней. Меня удивляло скорее то, что он вообще не планировал долгий разговор. И не надо мне рассказывать о случайностях. Не верю я в них.
Что бы там себе ни надумал Леррой, ясно одно: мне пора убираться из гостеприимного дома. Минут двадцать спустя, выслушав два десятка заверений, что мне здесь всегда рады, и раздав дюжину обещаний не пропадать, я вымелась за границу чар сокрытия. К моему удивлению, таинственная «штаб-квартира» находилась почти в самом центре столицы. Минут десять мерной рыси, и вот уже перед носом маячат знакомые ворота.
— Лира! — раздался за спиной хриплый крик.
Он подействовал на меня не хуже пинка под зад. А может, и лучше. Никогда раньше мне не удавалось так быстро отпереть все свои охранки, проскочить в сад, протащив следом кобылу, и замкнуть контур за собой. Привалившись спиной к узловатому стволу старой груши, я, тяжело дыша, смотрела, как там, за чертой защитных чар Дон колотит кулаком в калитку. Он меня не видел. С перепугу я активировала все сразу. Теперь что магам, что бездаркам охранка показывала лишь запущенный пустырь и развалины без единого признака жизни. Но Дона она убедить не могла. В конце концов, именно он накладывал эти чары вместе со мной. Наверное, и пробиться силой он не пытался именно поэтому — знал, какая ответка прилетит. Ведомая своей паранойей, контур я замкнула на себя, не оставив никому доступа, чему теперь была несказанно рада.
«Я обязательно с ним поговорю, — пообещала я себе, глядя, как Дон, опустив голову, отходит на противоположную сторону улицы. — Потом. Немножко позже…» Сгорбившись, я потащилась в конюшню расседлывать ошалевшую кобылу.
Коридор неприятно удивил меня запахом пыли. «Надо же. Дней десять прошло, а уже так…» Я вспомнила, как совсем недавно вот на этом самом месте мы целовались с Доном. А чуть дальше на низком столике стояла фарфоровая статуэтка, доставшаяся мне вместе с домом. На эту безделушку я применила столько восстанавливающих чар, что удивительно, как она до сих пор не рассыпалась в пыль: Дон с завидным постоянством сметал ее на каменные плиты эфесом рапиры.
Я потерла виски, словно пыталась выдавить из головы причиняющие боль воспоминания. Но тщетно. Все здесь до последней мелочи прочно ассоциировалось у меня с Доном. Надо же… А я и не заметила, как быстро он стал львиной частью моей жизни. «Хватит. Надо встретиться с ним. И с Делией. И расставить все точки над е. Встретимся где-нибудь на нейтральной территории и разберемся!»
С такими мыслями я сбросила куртку на стул в спальне и отправилась в кабинет.
Даже помедлила несколько секунд перед дверью, так не хотелось входить в эту комнату. В комнату, где еще недавно мы спорили до хрипоты, смеялись от счастья и целовались до последней толики кислорода в легких. В комнату, которая теперь должна встретить меня нежилым запахом и тишиной.
Красивую картинку я себе вообразила? Отличные декорации для небольшого приступа хандры у влюбленной дурочки: тишина, пустота и воспоминания… А вот бесов мне в печенку, а не романтику меланхолии! Нет. В кабинете было тихо. И вездесущая пыль присутствовала. А вот с пустотой наблюдались заметные проблемы. Впрочем, и предаваться воспоминаниям мне мигом расхотелось.
— Тиса Мэй, — из моего кресла поднялся высокий стройный мужчина с гладко зачесанными назад волосами. — Я думал, вы так и не решитесь войти. Плохие предчувствия?
— Даром предвидения меня магия не одарила, — с деланным спокойствием отозвалась я, слегка поклонившись.
Не то, чтобы мне хотелось демонстрировать хорошее воспитание незваному гостю, кто бы он ни был. Но ноги вдруг стали ватными и сами подкосились. Да и ломанувшиеся вспугнутыми тараканами мысли надо было привести в порядок. А поклон — отличный предлог уткнуть глазки в пол и оттянуть на несколько секунд неизбежное знакомство непонятно с кем.
— Жалеете об этом?
— Скорее нет, чем да, — он снова опустился в кресло, и мне не оставалось ничего иного, кроме как выпрямиться. — Чем могу служить, тис…
— Прямо так? — в его голосе сквозила едва заметная насмешка. — И никакого возмущения? Вопросов «Как ты сюда попал, негодяй?!»? Попыток сбежать или позвать на помощь?
— Даже если бы у меня было девять жизней, как у кошки, в данном случае я бы, пожалуй, их поберегла.
— Разумная девочка, — мужчина повел рукой, указывая мне на свободный стул.
Я села, а его черты вдруг оплыли, смазались, а секунду спустя я уставилась на хорошо знакомую физиономию профессора Лэнгли. «Мать, мать, мать… Чью же мамашу поминают в таких случаях?!» — птицей билась в голове неоформившаяся до конца мысль. Спасибо иномирным ментальным техникам, на лице не отразилось ровным счетом ничего, кроме легкого удивления. Я чинно сложила ладони на коленях: лучший способ скрыть нервную дрожь.
— Итак… Скажите мне, разумная девочка Лира, почему вас интересует настолько темная магия?
«Он меня убьет! — взорвалась под ментальными щитами паническая мысль. — Он не беседовать об артефактах со мной пришел, а убивать!»
— Если мне позволено будет говорить прямо, профессор… — медленно проговорила я, пытаясь выиграть еще несколько мгновений и задавить панику. Он только кивнул, рассматривая меня, как какое-то диковинное насекомое. — Я не разделяю магию на темную и светлую. Магия — это просто магия. Не больше, но и не меньше. И все ее проявления достойны восхищения и изучения.
Многомесячные тренировки давали себя знать. Хаос, царивший под ментальными щитами, постепенно поддавался моему давлению, и я снова могла мало-мальски трезво мыслить. Правда, мысли были совсем не веселые. Я полностью отдавала себе отчет, что, когда Лэнгли уйдет, здесь останется лежать моя бездыханная тушка.
— Любопытно… И чем же вас так восхитила тема живых мертвецов?
«Пора читать отходную, — прошептал внутренний голос глубоко под толщей ментального льда. — Удивительно, что он не убил тебя, едва ты вошла. И, похоже, только любопытство удерживает его сейчас. Но это ненадолго…» «Любопытство!» — осенило меня. Идея оформилась мгновенно. Конечно, она была дикой и обреченной на провал. Но у нее было одно неоспоримое преимущество: она была единственной.
— Древняя магия, — заговорила я, пуская по внешнему кругу памяти спокойный интерес и отстраненность. — Магия, которую настолько боятся, что почти не изучают. Это всегда интересно.
— Научный интерес? — ей-богу, он почти улыбнулся тонкими бескровными губами. — Если позволите, я спрошу еще раз.
У меня было ровно десять секунд, пока он вставал, обходил стол и делал те два шага, что нас разделяли. Я не успела загнать в подсознание паническую мысль о немедленной смерти. Но сумела трансформировать ее в другую: «Смерть? Интересно. Посмотрим». А потом пришла боль.
Лэнгли бил ментальными волнами, как молотобоец месит железо. И каждый удар этого «молота» я ощущала так, словно мне по голове и впрямь лупит раскаленная железяка. Но такую роскошь, как чувствовать боль, я себе позволить просто не могла. Недальновидность в очередной раз сыграла со мной дурную штуку. Мне приходилось буквально в процессе загонять обратно в глотку дикие вопли и набрасывать на лицо легкую вуаль отстраненного интереса. Того самого интереса энтомолога к букашке, который я уловила у Лэнгли уже давно. Только если у него это был мимолетный каприз, то я приправила этим соусом всю свою жизнь. Ювелирная работа. Только шок и методики из межмирья позволили мне справиться с ней. И то каждый миг казалось, что он и будет последним, а дальше я не выдержу, щиты лопнут, и Лэнгли услышит от меня все, что хочет. Даже то, о чем я сама давно и прочно забыла.