шепотом? Ведь нет Змея.
– А это кто, по-твоему? – Кузнец дернул подбородком в сторону дуба.
– Ох, ё!.. – отшатнулся Иван Царевич. Не то чтобы трусом был, а только не таким он себе Горыныча представлял.
Нет, конечно, здоровенный он – с этим не поспоришь, – но чтобы настолько-о!
Змей Горыныч возлежал на спине меж массивных корней дуба, сложив передние лапы на пузе и свесив тяжелые головы на манер лихой тройки, то бишь две головы в разные стороны, а одна – посередь. Головы были размером с полконя, а то и поболе, с массивными нижними челюстями, крутыми надбровными дугами и махоньким лобиком (зато три!). Уши отсутствовали, что и понятно – в полете трепыхаться да тормозить будут. Головы держались на длинных, в три руки, гибких шеях, сходившихся на внушительном бочкообразном туловище. Причем Горыныч был пепельного оттенка, а пузо почему-то белым, в виде овального пятна, будто вытер его Змей. Еще на пузе наличествовал крупный пупок-пипка. Крыльев видно не было, но чтобы поднять такую тушу, крылья должны быть немаленькие. Из тела же Горыныча росли четыре ноги (или лапы – не разберешь толком), короткие, с виду похожие на обезьяньи, но только раз в сто крупнее. Страшные лапы. А внизу белого живота вился ужасный рваный рубец, будто несчастный Змей попал под нож безумного мясника. Ивана Царевича от того зрелища передернуло, и тут до него дошло! Думал, как говорится, ментафора то была своеобразная от Бабы Яги. Ан нет! И в самом деле того, с корнем… И только тогда осознал Иван Царевич в полную силу, с кем шутки шутил. Да то дело прошлое, обошлось кое-как, слава богу! А вот под дубом посапывала в шесть ноздрей настоящая опасность.
Эх, меч бы сюда! Ткнуть им в белое пузо для острастки. Только не было меча. Ничего не было. И непонятно, как со страшилищем трехглавым сражаться. Разве что до головокружения обморочного довести, круги вокруг наматывая, если, конечно, пламенем не пыхнет, что для него пара пустяков, потому как даже в спящем состоянии из его ноздрей дымок валил, а из пастей угаром далеко несло.
– Чего делать будем? – нарушил затянувшееся гнетущее молчание Иван Царевич. Шепотом, чтоб Змей ненароком не услыхал, пусть и сип от него стоял почище пяти кузнечных мехов.
– Почем я знаю, – пожал плечами кузнец. Ему тоже в голову ничего путного не приходило. Яков разглядывал громадный сундук, висящий в ветвях дуба на толстых перекрещенных цепях прямо над головой Горыныча локтях в десяти от земли. – Видал?
– Ась? – пришел в себя Иван Царевич, сбросив гипнотическое оцепенение от зрелища дрыхнущей туши ящера. Насилу отведя взгляд от Змея Горыныча, поднял царевич глаза и тихонько присвистнул. – Вот это сундучище! Под стать своему охраннику.
Такой голыми руками не упрешь и даже не своротишь.
– Чего делать будем? – повторил вопрос Иван Царевич.
– Ты уже спрашивал.
– А все-таки?
– Дать бы этим сундучищем по башке Горынычу, –мечтательно протянул Яков. – В нем пудов немерено, не сдюжит.
– И как ты это собираешься осуществить? – полюбопытствовал Иван Царевич.
– Сбросить надобно как-то. – Кузнец помял подбородок пальцами. – Но как?
– Давай дуб вокруг обойдем, может, на него взобраться где можно? Подвесили же как-то на такую верхотуру сундук!
– Сам Горыныч и вешал – ему токма лапы протянуть, – задумчиво произнес кузнец, но вокруг дуба все-таки пошел. Иван Царевич – следом.
Идут, ствол необхватный разглядывают на предмет выемок, сучков или дупл каких, чтоб ухватиться можно было и ногу поставить. Шли, шли, и едва на лапу Горынычу, во сне подрагивающую, не наступили. Отступили назад, за дерево.
– Нет ничего, – разочарованно произнес кузнец.
– Нет, – согласился Иван Царевич.
– Чего делать-то будем?
– Это, вообще-то, мой вопрос.
– Так и отвечай сам! Умничает тоже.
– Отвечаю: зверье нужно на подмогу звать.
– Какое такое зверье?
– Обычное. Медведя, например.
– На кой он нам сдался? Думаешь, Горыныча заломает?
– Эх ты! А еще мастеровой, – пожурил Иван Царевич кузнеца. – Ведь медведи шибко шустры по деревам лазать. Залезет, сундук сымет, а мы уж…
– А-а! – понятливо разулыбался Яков. – Енто дело. Зови свово медведя! А то: «чего делать будем…»
Иван Царевич ничего не ответил, порылся в котомке и достал клок шерсти. Шерсть немного свалялась, превратилась в грязный плотный комок, вобравший в себя всякий сор, но для дела то было совершенно не важно. Осталось только поджечь шерсть.
Иван Царевич огляделся кругом, затем пристально уставился на кузнеца.
– Чего? – спросил тот немного погодя.
– Огонь нужен.
– Енто мы запросто! – заверил кузнец и полез за кресалом с кремнем.
– Погодь-ка, – остановил Иван Царевич, затем медленно приблизился к правой голове Горыныча, свисавшей почти до земли, нацепил на подобранную палочку клок шерсти и сунул под нос Горынычу, откуда изредка вылетали искры с язычками пламени.
Шерсть быстро занялась и взялась чадить. Противный удушливый дым паленой шерсти заполз в нос Горынычу. Змей пошевелил носом, поморщился, почесал его громадным когтем и всхрапнул. Иван Царевич быстро убрал комок.
Шерсть тлела, по ней весело скакали искорки.
Иван Царевич поморщился.
Яков зажал пальцами нос, не желая обонять противный запах.
И не успела шерсть догореть, как откуда ни возьмись выскочил косолапый медведь с веткой малины в зубах.
– Чего знал? – недовольно прорычал он. – Никогда спокойно пожрать не дашь!
Медведь сел на общирный зад, взял в лапы ветку и принялся объедать с нее ягоды – не выбрасывать же!
– Ты, главное, Михайло Потапыч, громче рычи.
– А чего такое? – завертел головой медведь. – Ох, твою в малинник! – едва не выронил он из лап ветку, наткнувшись взглядом на спящего Горыныча.
– Во-во.
– Сразу предупреждаю: драться не буду, – завертел головой медведь, – потому как не с лапы мне с ним когтями махать. Не желаю стать ему ковриком.
– И не надо, – кивнул Иван Царевич. – Ты как, Михайло Потапыч, шибко горазд по деревьям лазать?
– Да ты чего? – повертел медведь когтем рядом с ухом. – Чего мне на деревьях делать? Я медведь степенный, не пристало мне по сукам на манер белки глупой скакать.
– А обещался помочь, – повесил плечи Иван Царевич и разочарованно вздохнул.
– Да тот ли это бравый медведь, про которого ты сказывал? – с неприкрытым презрением в голосе спросил Яков и отвернулся, изобразив на лице презрение.
– Куда лезть? – прорычал медведь, сверкнул глазами и отбросил ветку.
– Туда, – указал Иван Царевич на крону дуба.
– Угу, – медведь смерил взглядом дерево. – И чего надоть? Загреметь оттуда?
– Лучше сундук сбрось, – не оценил шутки Иван Царевич. – А еще лучше, сбрось его на голову Горынычу.
– Этому? – медведь показал на спящего дракона.
– Ну а какому же еще! – развел руками Яков. – Али ты