– А это, надо полагать, и есть мастер Хэн? – осведомился тот из них, что выглядел постарше.
– Да, это он, – подтвердил Чжаньцюн. Пришлось кланяться и получать поклоны в ответ – соответствующие правилам приличия, пусть и исполняемые с кислыми минами.
– Воистину, достойно сожаления, что столь прославленный мастер столь мало придаёт значения законам, – заявил старший. – Или, быть может, мастер Хэн считает, будто они писаны не для него?
– Мастер Ань, со всем уважением – позвольте мне наставить моего подчинённого самому, – не дав Линьсюаню и рта раскрыть, сказал Чжаньцюн. – Шиди, ты как раз вовремя. Заходи, обсудим твоё наказание.
– Рассчитываем на вас, глава Ши, – кивнул мастер Ань, и гости, пройдя мимо Линьсюаня, с достоинством направились к воротам. Линьсюань молча вошёл в распахнутую перед ним дверь, которая тут же закрылась за его спиной.
– Хочешь чаю? – спросил Чжаньцюн тоном, не оставляющим сомнения, что обещанное наказание так и останется исключительно на словах.
– Что они хотели от шисюна?
– Чжуны недовольны тем, как ты самоуправно утроил ночную охоту в их владениях.
– Ночную охоту? Они имели в виду того призрака из Даньлю?
– Ну да.
– И что в этом плохого?
– В ночная охота сама по себе ничем не плоха, но ты нарушил границы. Чжуны не из тех, кто позволяет посторонним сладко спать на краю своей постели.
– А ничего, что они сами и не подумали на этого призрака охотиться? Или он им был дорог как память?
– Я не знаю, был ли он им дорог или дёшев, но шиди, ты же не приходишь в чужой лес, чтобы стрелять там чужих оленей. Во всяком случае, пока не получишь приглашения от хозяев.
– Олени не едят людей.
– Это их земля, это их люди. На своей земле Чжуны могут делать что хотят, так же как мы на своей. Да ты садись, не стой.
– Ничего себе! – Линьсюань уже давно ставшим привычным жестом подобрал подол и сел на подушку. – Значит, Чжуны сами своих людей не защищают и другим не дают?
Чжаньцюн промолчал, лишь одарил Линьсюаня сожалеющим взглядом – так смотрят на ребёнка, который ещё слишком мал, чтобы понять очевидные для взрослого вещи.
– И что ты им сказал?
– Пообещал разобраться. Я напишу главе Чжун письмо с извинениями, пошлю подарки. Полагаю, на этом инцидент будет исчерпан. Если, конечно, не история не повторится.
А ведь Чжаньцюну наверняка и перед этими посланцами пришлось извиняться и оправдываться. Линьсюань зло фыркнул, но кипящее возмущение несколько пошло на убыль. Какими бы самодурами ни были Чжуны, они – соседи, с ними предстоит иметь дело ещё не раз. Причём иметь именно Чжаньцюну, отвечающему за всех своих подчинённых. Это Линьсюаню хорошо, сделал доброе дело и ходи гоголем. А разгребать за ним и улаживать дела со склочными собственниками приходится товарищу.
– Я доставил шисюну хлопот, – заклинатель поклонился. – Прощу прощения, это не повторится.
– О, перестань. Я знаю, что тобой руководило человеколюбие. Лучше скажи, как твои ученики? Смогут показать себя на летнем собрании?
– Думаю, что да. Шисюн, ко мне в руки недавно попала змеиная жемчужина. Если я внесу её в хранилище ордена, возможно, это компенсирует вред, который я причинил?
– Змеиная жемчужина? – поразился Чжаньцюн. – Откуда?..
– Подарок. От… создательницы.
– Ладно, это не важно, – Чжаньцюн махнул рукой. – Шиди, это слишком дорогой дар, я не могу его принять.
– Почему? К тому же это дар не тебе, а всему ордену.
– У меня нет ничего равноценного, чем можно было бы тебя отдарить.
– А зачем нужно отдаривать? Это я должен восполнить ущерб, в который обойдётся задабривание клана Чжун.
– Не настолько уж и велик этот ущерб…
– Шисюн, так ведь и я не последнее отдаю.
Чжаньцюн вздохнул и покачал головой с таким видом, словно ему не предлагали драгоценность, а, наоборот, отнимали.
– Ты ведь понимаешь, насколько она может помочь твоему самосовершенствованию? Её ведь не обязательно даже использовать, просто держать рядом – уже большое подспорье.
– Ну, если так подумать, почему этим подспорьем должен пользоваться я один? Пусть находится в хранилище, тогда её можно будет использовать для пользы всех.
Линьсюань не лукавил – он и правда не видел особого смысла оставлять жемчужину у себя. Конечно, заманчиво становиться всё сильнее и сильнее, но это можно делать и естественным путём, медитируя и упражняясь, пусть и не так быстро. Для ночных охот худо-бедно хватало и того уровня, что был у него сейчас, становиться чемпионом и прославлять своё имя по всей Поднебесной он не планировал, а достижение бессмертия, главная цель всех совершенствующихся и главный фетиш, казалось чем-то далёким и малореальным. Возможно, потому что он так и не смог толком в него поверить. А может, ему просто не хватало честолюбия.
Так что, когда он только взял жемчужину в руки, его первым порывом было подарить её Сун Жулань. В память о встрече, да и вообще… Но Линьсюань не решился. Чёртовы местные правила этикета, в тонкостях которых он так и не разобрался до конца, но понял главное – что они практически не оставляют места привычной галантности. Можно ли дарить подарки чужой жене? Едва знакомой, к тому же.
Так что пусть жемчужина находится в собственности ордена Линшань. Вот и будет от неё польза.
– Шиди, – похоже, Чжаньцюн смирился с неизбежным, – это необычайно щедрый дар. Благодарю тебя от всего сердца.
И поклонился. Настал черёд Линьсюаня замахать руками.
А вот интересное кино, думал Линьсюань, возвращаясь к себе. До сих пор он как-то не задумывался об этом, но ведь действительно – в ордене он ни за что не отвечал. У всех взрослых мастеров были какие-то обязанности помимо обучения и ночных охот. Ли Баовэнь заведовал орденской казной, Ван Цинфэна можно было назвать управляющим, Шэ Ванъюэ возглавляла целителей, Доу Сюй отвечал за оборону, Синь Гуйфэн – за орденское правосудие, Ли Ломин – за контакты с другими орденами, Лю Цзиньлянь – за организацию праздников. Другие либо помогали этим мастерам, либо занимались чем-то своим: библиотекой, архивами, сбором налогов, приёмом и проверкой докладов от местных властей, находящихся под контролем Линшаня… И только Хэн Линьсюань не занимался ничем, кроме учеников и уничтожения нечисти.
В общем, двусмысленное какое-то положение получается. Нет, нынешнего Линьсюаня оно вполне устраивало, но, если посмотреть со стороны… Любимчик, правая рука главы, а никакой реальной власти нет. Только ли из-за больного самолюбия мастер Хэн строил козни против Ши Чжаньцюна? И только ли из-за этого Мэи выбрали его в качестве объекта вербовки? Интересно, почему так получилось: потому что Чжаньцюн, как бы ни мучился гипертрофированным чувством вины, всё равно понимал – ни к какому реальному делу Хэн Линьсюаня подпускать нельзя? Или, напротив, искренне старался облегчить ему жизнь, наделив всеми правами орденского мастера и избавив от обязанностей?
Или всё дело в том, что Небесно-Рассветная автор не удосужилась прописать злодею какое-нибудь занятие? Но обязанности той же Лю Цзиньлянь тоже не были упомянуты, о них Линьсюань узнал уже оказавшись здесь. Даже если этот мир и был создан чьим-то воображением, он оказался достаточно объёмен, чтобы не ограничиваться тем, что попало на страницы книги. Так что объяснение не катило.
Ай, ладно, не всё ли равно.
В доме Линьсюаня было тихо и чисто – убиравшиеся ученики уже всё сделали и ушли. Он вытащил жемчужину, набросал пару строк для Ли Баовэня, начертил на обороте листа пару знаков и принялся складывать из записки бумажную птичку. Небольшое вливание ци, и птичка подскочила на треугольные ножки, подхватила ими, как пингвин яйцо, жемчужину и, взмахнув крыльями, устремилась в окно. Линьсюань поднялся и прошёлся по комнате, остановился перед зеркалом. Свою длинную, азиатскую физиономию он видел достаточно редко, зеркальных поверхностей здесь было куда меньше, чем на матушке-Земле двадцать первого века. Возможно поэтому, пытаясь представить порой, как он выглядит со стороны, Линьсюань мысленным взором то и дело видел себя прежним – стопроцентным славянином с русым ёжиком и пробивающейся к вечеру щетиной. У этого тела борода почти не росла, бриться можно было через день или даже через два. Удобно, что ни говори.
