Она то и дело останавливалась у окон и зеркал и поворачивалась чуть боком, пытаясь рассмотреть хоть какие-то изменения. Возможно, Дарий ошибся… Хотя, если верить легендам, духи и демоны в вопросах жизни и смерти предельно точны. Она гнала эту мысль, злясь на собственное предательское тело, которое не могло повременить до тех пор, пока не наступят более подходящие времена. И снова ее мысли возвращались к Дарию. К легендам, что она прочитала в ночи. Она гоняла эту мысль еще несколько часов, пока ноги сами не привели ее в кабинет Ладвига. Там князь, Куно и Кайрис, а также воевода, решали, как укрепить город на случай, если король не дождется переговоров. Из окон уже было видно построившиеся баррикады.
— А что, если мы обратимся к нему за помощью? — выпалила она, дождавшись, когда все выйдут. Ладвиг скрестил руки на груди и с опаской посмотрел на девушку.
— Это риск, — только и ответил он.
— Любой шаг — это риск, — кивнула Доминика. — Но он может по щелчку отправить армию короля обратно в Ост-Гаэль, и никто не умрет.
— Только попробуй, — ворвался в кабинет Куно. Под вопросительными взглядами он пригладил волосы и закатал образовавшиеся под глазами мешки. — Да, я подслушивал, и что? Я тебя знаю, рано или поздно у тебя должна была появиться эта мысль. Не надо.
— Но это может быть выходом, — сказала Доминика и сложила руки на живот, а в следующую секунду вытянула их вдоль тела. Она еще не могла смириться с тем, что ее картина будущего резко повернула в сторону, где она держит на руках маленькое существо и умиляется, что у него «ее глаза».
— Ни в коем случае, — повторил Куно после быстрого обмена напряженными взглядами с Ладвигом. — Это только усилит влияние этого демона, и даже если мы разберемся с одной крупной проблемой, у нас останется одна и огромная. Хотя… Когда вы отправляетесь на переговоры?
***
Княгиня Элизабетта отошла от колыбели. Ребенок только уснул. Рыжий пушок горел пламенем в пятне солнца, упавшем на подушку, терзая глаза Элизы. Она уже несколько раз сбривала мягкие волоски, но буквально через несколько дней рыжина пробивалась снова, лишая ее покоя. Фредерик отселил ее в отдельное крыло с горсткой слуг и больше почти не навещал. Зато к ней регулярно захаживала княгиня-мать со своими бесценными советами по материнству только затем, чтобы потешить свое самолюбие виноватым видом невестки. Она любила подолгу сидеть в гостиной, попивая чай, и если Элизабетта под всяческими предлогами отказывалась составить ей компанию, болтала со служанками. Теперь ребенок заболел. Он все время плакал и, как ей ни было жалко малыша, Элизабетта была рада, что у нее есть веский повод не общаться со свекровью. И все же княгиня-мать не отказывалась от вошедших в привычку визитов и продолжала каждый полдень восседать в кресле, говоря о традиционных ценностях и долге жены князя. У этой женщины, несмотря на почтительный возраст и трясущиеся руки, был такой громкий голос, что слышно его было во всем замке.
И вот, в этот день к громогласному голосу княгини Хельги добавился еще один, мягкий, вкрадчивый, рокочущий. Мужской. Сперва Элизабетта подумала, что это недавно вернувшийся Фредерик, но, прислушавшись, поняла, что голос ей незнаком. Она тихо прикрыла дверь и на цыпочках приблизилась к гостиной. Несносная старуха снова заняла всю прислугу своими прихотями: чаем, кексами, чем-то соленым, сладким и необходимостью срочно протереть несуществующую пыль, так что даже если невестке что-то понадобится, ей придется дожидаться когда освободится хотя бы самая неумелая горничная. Но сейчас Элизабетта даже была рада, что в коридоре нет лишних ушей и глаз.
— Я так понимаю, что Вы пригласили меня неслучайно, княгиня, — промурлыкал мужской голос. — Однако я удивлен, что мое имя было скрыто даже от Вас. Люди Вашего поколения обычно осведомлены куда больше…
— Ужасное упущение, да, каюсь. Но мне известны некоторые детали. В частности, Ваши способности исполнять даже самые заветные желания.
— О, не только заветные. Еще и темные. Запретные. Тайные. У такой яркой и сильной женщины, как Вы, их должно быть немало, — хмыкнул мужчина. Чашка из тонкого фарфора тихо звякнула о блюдце. — Но Вы, скорее всего, пригласили меня из-за одного… чего-то несколько деликатного. Я вижу это по Вашим глазам.
— Видите ли, господин Дарий, мой самый младший внук — если уж будем честны, то кровного родства со мной он не имеет, но я все равно люблю его — очень болен. И я бы хотела на время отослать его куда-нибудь, где он не будет опасен для нас. У моего сына есть еще дети, не хотелось бы, чтобы они заразились. Знаете же, как это бывает. Кашлянул один, а через месяц хоронят семью.
— Почему же Вы не пожелаете ему здоровья? — с издевкой проговорил мужчина. Элизабета старалась не дышать, лишь бы в не упустить очередного лживого слова Хельги.
— О, магические исцеления коварны. Я в курсе, как это происходит. Вылечишь его от простуды, а через год он помрет от холеры. Нет-нет, тело должно само научиться противостоять заразе. Просто хотелось бы, чтоб он оказался в каком-нибудь уединенном месте.
— А как на это смотрит мать ребенка?
— Я Вас умоляю! Ну что она может сказать толкового? Она слишком юна и наивна, верит, что сможет помочь, если будет дольше держать его у себя. Если хотите, можете переместить их обоих. Куда-нибудь на Хребты.
Хребты были длинной мертвой полосой скал, окруженной только ледяной морской водой. Там не останавливались лодки, не причаливали корабли, даже косатки и моржи обходили эту адскую каменную цепь стороной, чтобы не напороться на острые зубья камней, устилавшие дно. Элизабетта похолодела, а в следующую секунду бросилась обратно, в комнату, к спящему младенцу. Схватила плащ, теплое покрывало, корзину. Она словно собиралась на пикник.
— Но тогда за двоих я попрошу и двойную плату.
— О, я в курсе, — металл звякнул о деревянную столешницу.
— Нет-нет, украшения — это прекрасно, но у меня нет в них нужды. Мне нужно кое-что другое.
— Что же?
— Ваш внук. Слыхал, у вас их несколько. Одним больше, одним меньше? Насколько это близко Вашей логике? — Элизабетта слышала ухмылку в его голосе, и дрожь пробила все ее тело. Она опустила спящего младенца в выстланную покрывалом корзину и закрыла лицо руками в ужасе от осознания, что она делает. Бросить остальных своих детей с этой сумасшедшей ради одного? Или позволить безумной старухе довести до смерти невинного младенца? Как бы Элиза ни относилась к Фредерику, при мысли о детях ее сердце разрывалось от любви.
Она бросила еще один взгляд на младенца и крепко поцеловала его в лоб. Затем взяла в руки зеркало. Обернула его в плащ и несколько раз наступила на него, пока не раздался хруст стекла. Отражение распалось на десяток кусков. Элиза взяла осколок подлиннее. Руку обожгло, и по стеклу заструилась алая дорожка крови. Элиза вышла в коридор.
— …Мой внук? — рассуждала вслух Хельга, перебирая узловатыми пальцами рассыпавшиеся по столу кольца. — Это уже другое дело.
— Разве Вы не любите всех детей равно, как хорошая бабушка? — подначивал ее мужчина. Элизабетта встала у приоткрытой двери. Сердце ныло. На секунду ее взгляд столкнулся с глазами цвета грозового неба.
— Ну, тут другое дело. Это вопрос будущего для княжества.
— Одного наследника вполне достаточно, вспомните, что творилось на Гряде и чем это закончилось.
— Ладно, — махнула рукой женщина и в деланной стыдливости прикрыла лицо рукой.
— Скрепим же уговор, — протянул свою ладонь «господин Дарий». Княгиня кокетливо протянула ему кисть, до этого костлявым веером прикрывавшую ее «стыд». А в следующую секунду с воплем отдернула. Из ее запястья алым ручьем сочилась кровь. Перед ней стояла бледная, судорожно хватающая ртом воздух, Элизабетта. Дарий покачивался на стуле и аплодировал, хохоча во всю глотку. Княгина схватила себя за вспоротое запястье и истошно закричала, бледнея на глазах. А через секунду ее крик оборвался, застрял у нее в глотке, словно ее тонкогубый рот заткнули вонючей тряпицей. Дарий опустил руку и с усмешкой посмотрел на Элизабетту. Молодую женщину всю трясло. Она дернулась в сторону, подобрала с пола окровавленный осколок.
