с ароматными травами, надеть красивое платье и важно позавтракать в саду под пение утренних птиц.
Но нельзя. Работа ждёт, работа бдит.
Встала с постели. Алиска спала, скорчившись в калачик. Одеяло сползло на пол и валялось там пушистым комом. Я подняла беглое одеяло, аккуратно укрыла девочку. Она сразу довольно засопела и вытянулась.
По-моему, этот диван становится Алиске маловат. Она изначально выбрала его, так как он был чуть поменьше второго. Девочка заявила, что она маленькая, поэтому поместится. А мне простор нужен. Тогда, Алиска готова была всё на свете отдать, чтобы больше не быть одной. А я стараюсь отплатить ей тем же. Нельзя ребёнку быть одному.
Кажется, она вытянулась немного за эти дни. Чему удивляться. Дети, как растения. Плохой уход – не растут, чахнут, кривятся к земле. Начинаешь ухаживать, кормить, лелеять, любовью окружать – и мгновенно их спины распрямляются, глаза задорно блестят и вот уже ребёнок прибавил пару сантиметров в росте. Как цветок, который от сорняков очистили.
Ну, ничего. Сегодня уже спальни закончат. К вечеру выветрится краска. Можно будет вселяться в новые просторные комнаты. Ещё одна маленькая победа над хаосом и разрушениями.
Я схватила свежее платье, передник, и на цыпочках покинула комнату. Наскоро умылась, оделась, собрала волосы. Подвеску спрятала под ворот платья и тщательно застегнула все пуговицы.
Мне показалось, что подвеска стала будто тяжелее, массивнее, а камень слегка изменил насыщенность – словно внутри него медленно загорается тёмное пламя.
Присматриваться времени не было, да и желания тоже – может так и должно быть – поэтому засунула все мысли о подвеске подальше и пошла на кухню.
Ужин, который я оставила домовому, благополучно исчез. Весь до крошки.
Я улыбнулась и сказала в пространство кухни:
— Благодарю тебя за помощь, маленький хозяин!
Ответа не последовало. Да я особо и не ждала. Благодарные слова сами найдут получателя. Я в этом уверена.
Наскоро перекусила тем, что было – от молока уже скоро мычать начну – и принялась за работу.
Вскоре проснулась Алиска, потом подтянулись мои помощники. Я сразу отбила дону Миро в помощь себе. И вообще, предложила ей постоянное место работы – помощник пекаря. В последующем возможно повышение по должности и по зарплате. Дона Миро радостно согласилась.
Осталось только заиметь хорошего тестомеса. Может, походить по городу, да поприставать к мужчинам могучего телосложения?
Дон Блас и дон Марко приволокли новую дверь, рамы и стопку стёклышек. Сразу начали шуметь, выковыривая старую входную дверь.
Дон Алэрико кратко поприветствовал меня и отвёл в сторону. Я уж было решила, что у него опять проблемы с невестой, но всё оказалось гораздо проще.
— Светлая дона, я вижу, вам нужны сильные руки. – начал он без раскланиваний и лишних слов.
Мысли мои читает! Или я опять ненароком наколдовала? Да, нет. Держу себя в руках, ритуалов не совершаю. Лишнего не желаю.
— Нужны, дон Алэрико. Очень нужны. Желательно прям как ваши, — намекнула я, прекрасно понимая, что каменщик не согласится.
Слишком он любит свои каменюки. Но попытка не пытка. Правильно же?
— Я хочу вам предложить нанять моего младшего брата.
— Младшего? А он тоже такой сильный, как вы?
— Послабже, конечно, — без тени улыбки ответил Алэрико, — ему только семнадцать лет. Хочет научиться новому, а как узнал, что я знаком с кудесницей, так и запросился.
Кудесницей? Это они про меня так? Чудаки люди. Какая я кудесница? Все мои чары – это руки и рецепты, веками наработанные целым человечеством.
— А чего это я кудесница?
— Так весь город о вас говорит. Что вы волшебным образом хлеба в кувшине печёте, — весело усмехнулся Алэрико, — а разве молодость не хочет прикоснуться к новому, да ещё и волшебному.
Пф! Я им про Ивана, они мне про болвана. Что за люди? Как будто кроме магии больше ничего не существует!
— Ну, вы то, дон Алэрико, понимаете, что я не магичу, а вот этими самыми ручками всё делаю?—грустно взглянула на мастера.
— Понимаю. Я же всё вижу. Так, что с братом?
— Приводите. Возможно, сделаю его не просто тестомесом, возьму в ученики. Нужно же как-то разрушить местное мракобесие. А то живут, как буржуи – всё ждут, когда на них волшебные существа поработают. Эксплуататоры! –Завершила я свой гневный спич.
Алэрико улыбнулся.
— Он у калитки ждёт. Только пойдёмте вместе, светлая дона. Там уже приличная толпа собралась. Боюсь, шум будет, если Вито попытается пройти. Не хотелось бы кого ненароком покалечить. Потом с городовым придётся дело иметь. Я не люблю законы нарушать.
Ну, наверное, с городовым я справлюсь. Не сама, так к его светлости подъеду. Но зачем, если можно всех этих разборок избежать?
— Вито это имя вашего брата?
— Да.
— Пойдёмте знакомиться и спасать Вито от гневливой очереди, которая не терпит проходящих по блату.
За калиткой и впрямь столпилось много народу. Человек сто, не меньше.
И они нагло удерживали моих людей. Дон Тито пытался прорваться на рабочее место. Молочник Грегорио вяло отпихивался и мрачнел, прикрывая руками тяжёлый пятилитровый кувшин.
Вот ведь, голодные! Как будто в поликлинику пришла на приём, а там врачей добрые пациенты в кабинет не пускают.
— Эй! –громко вмешалась я, — ну-ка быстро отпустили моих работников!!
Очередь заволновалась и отхлынула от дона Тито и Грегорио.
— Фух! Вовремя вы, светлая дона, я уж думал, зашибут! – выдохнул дон Тито и быстро сиганул за калитку.
Грегорио протянул мне кувшин, я вынула из кармана передника деньги и расплатилась.
— Вы уж извините, дон Грегорио. Люди, что скажешь.
— Очень уж много вокруг вас шума, светлая дона, — слегка запинаясь, ответил молочник. – Работать с вами суетно. Мороки много и для здоровья опасно.
Он пересчитал монетки и пошёл к своей тележке.
Нет, так дело не пойдёт. Я упёрла руки в бока, свела брови и рявкнула в толпу.
— Так, господа мои хорошие! – толпа слегка присела, — слушаем меня сюда и очень внимательно. Сейчас вы все идёте по домам. Пекарня откроется через два часа. К этому времени возвращаетесь и выстраиваетесь в очередь: друг за другом. Выбираете меж собой главного и он ведёт запись, кто за кем стоял. Всем ясно?
Толпа помолчала, а потом послышались негромкие звуки согласия.
— Отлично! – похвалила я толпу, но позу не изменила. Пусть боятся, — и ещё. Тех людей, что идут ко мне в дом,
