– Вы что, собираетесь… – Ольга возмущенно приподнялась.
– Успокойся, крошка, успокойся… – Изабо уложила ее назад и ласково погладила по щеке. – Не спеши, я не все сказала… Боже упаси, я не собираюсь тебя использовать в качестве рядовой шлюхи ради ублажения петербургских мужланов с тугим кошельком. Ты достойна большего… Я даже не буду тебя предлагать местным дамам… Что ты так смотришь? Знала бы ты, сколько из ваших благовоспитанных светских дам втихомолку приезжает за женской любовью… Успокойся. Ты слишком хороша, чтобы использовать тебя здесь. Мы с тобой поедем в Париж. О, Париж! – она подняла глаза к потолку, ее голос стал мечтательным, томным. – Столица мира, великолепный город… где, между прочим, достаточно ценительниц женской красоты, готовых горстями сыпать золото к ножкам выдающихся экземпляров вроде тебя. Мне давно хотелось чего-то большего, нежели примитивный бордель в столице варварского государства, – но не подворачивалось случая подняться. И ты мне этот случай предоставишь. Признаюсь тебе по секрету: одна из дочерей блистательного нашего короля как раз и предпочитает женское общество. Сама понимаешь, к ней не подступишься с второсортным товаром. Но ты-то у нас – товар первосортный… Представляешь, какие ставки? Особенно если учесть, что принцесса – слабовольная, пустенькая девица. Недалекая потаскуха, из которой при умелом обращении можно веревки вить, как выражаются у вас, у русских. Как устроить дело – это уж моя забота. Я тебя еще подучу настоящей утонченности в обращении с женщиной, сделаю из тебя искусницу, и мы отправимся в Париж. Представляешь, как можно озолотиться? Дочь короля, которой ты вскружишь голову и подчинишь своей воле… Нравится?
– Не особенно, – призналась Ольга осторожно.
– Прости, милая, а что тебе еще остается? Как-никак это гораздо лучше, нежели ублажать пьяных гусар, загулявших купчиков и прочую дешевую публику. Если будешь умницей, мы с тобой в золоте купаться будем. – Изабо закинула руки за голову, мечтательно уставилась в потолок с лепными купидонами, но голос ее звучал трезво, расчетливо, без малейшей лирической нотки. – Мы из тебя сделаем… Сибирскую Венеру… или нет, лучше Сибирскую Принцессу. Татарскую принцессу из Сибири… там ведь, я помню, живут какие-то татары. Ты не из Сибири и к татарам не имеешь никакого отношения, но кто в этом разберется в прекрасной Франции? Париж падок на красивую экзотику. Я это себе представляю воочию: ты выходишь в круг света, на тебе лишь коротенькая накидка из леопардовой шкуры… леопарды в Сибири вроде бы не водятся, но какая разница?.. ножки полностью открыты, руки, плечи, грудь наполовину, волосы распущены, на шее ожерелье из медвежьих клыков, никаких драгоценностей… ты стоишь, стыдливо потупясь, ты еще вообще не знакома с постельными забавами… Черт возьми, да эта, не во Франции будь сказано, дешевая сучонка с ума сойдет! А ты уж позаботишься, чтобы она в тебе души не чаяла. И тогда мы с тобой можем не беспокоиться о будущем… Кстати, одна из ее прежних симпатий, девушка умная и оборотистая, добилась для себя не только материальных благ, но и титула баронессы. А она, я уверена, была похуже тебя. Представь себя титулованной особой при версальском дворе… тебе не кажется, что это чуточку получше, чем положение беглой крепостной девки в России? Не правда ли?
– Пожалуй, – сказала Ольга.
– Теперь видишь, что я способна обеспечить тебе феерическое будущее? А ты меня даже не благодаришь…
– Спасибо, – сказала Ольга насколько могла благожелательно.
– Как это у вас по-русски? Из «спасибо» что-то там не сошьешь?
Изабо ловко опрокинула ее на спину, положила руки на грудь и потянулась к губам, но в это время послышалось легкое царапанье в дверь, чрезвычайно похожее на какой-то условный сигнал. С недовольной гримаской француженка встала, накинула пеньюар, пожала плечами:
– Какие-то гости, которым нельзя отказать… Ну, я пошла заниматься делами, а ты, прелесть моя, можешь отдыхать, сколько тебе заблагорассудится, и не тревожиться о будущем… – В ее голосе послышались металлические нотки. – Только, я тебя умоляю, не вздумай делать глупости. У меня чересчур серьезные планы на твой счет, и, если попытаешься их расстроить, не обижайся потом… Ну, до скорой встречи, прелесть моя!
Она лучезарно улыбнулась Ольге, подмигнула и вышла. Ольга осталась лежать на разворошенной постели, досадливо прикусив нижнюю губу по всегдашней своей вредной привычке.
Сердито вздохнула, окинув себя взглядом – все тело покрыто отпечатками бесстыдных поцелуев-укусов. Но не было ни времени, ни желания впадать в черную меланхолию. Вряд ли она умрет оттого, что пару часов побыла игрушкой развратной француженки, – неприятно, конечно, противно и унизительно, но от этого не умирают. Не печалиться нужно, а придумать, как все же вырваться отсюда, пока и в самом деле не превратили в парижскую проститутку для знатных дам…
Ольга прошла в ванную, нагнулась к разбросанной одежде. Коли уж Изабо наблюдала за ней в потайной глазок откуда-то из коридора, могла видеть и ее вещи…
Нет. Мало того, что и кошелек, и мешочек с бриллиантами были в неприкосновенности, пистолет тоже лежал под сюртуком, куда Ольга его и запрятала. А впрочем, что от него толку? Всю петербургскую полицию с его помощью ни за что не победишь. Вероятнее всего, Изабо, даже если и видела кошелек, решила не заниматься с самого начала вульгарным грабежом: очень похоже, она совершенно серьезно говорила насчет принцессы, хочет приручить, привязать к себе, а потому не станет с ходу отнимать деньги, коли уж рассчитывает на большую выгоду…
Деньги – это хорошо. Это прекрасно. Здесь, в доме, наверняка немало служанок вроде молчаливой Марты, которые, в отличие от хозяйки, не строят грандиозных планов проникновения в Версаль, а значит, непременно клюнут на вещи более прозаические, вроде горсти золота. Главное – все продумать, без спешки, без импровизации…
Ольга полностью оделась, разве что шляпу оставила на столике. Призадумалась: с чего начать? Пожалуй, следует, как выражаются ее военные знакомые, провести рекогносцировку, разузнать все, что удастся…
Прежде всего: заперта ли ее комната? Стерегут ли ее снаружи, притаившись в коридоре?
На цыпочках Ольга прошла к входной двери и прислушалась. Вроде бы никаких звуков из коридора не доносилось. Тогда она тихонько приотворила дверь и выглянула. Коридор пуст. Снизу явственно доносится громкая, разудалая песня, определенно знакомая…
Сразу несколько мужских голосов с превеликим энтузиазмом выводили, не особенно и заботясь о мелодичности и точном следовании нотам: