Рейстлин вошел в спальню Китиары. Сестра лежала в постели, глаза ее были закрыты, дыхание — глубокое и ровное. Маг ощутил мерзкий запах «гномьей водки» и предположил, что Кит скорее не заснула, а просто вырубилась. За эту версию говорил и тот факт, что Китиара спала одетой. Она носила мужскую рубашку с широкими рукавами. Кроме нее, на сестре были кожаные штаны в обтяжку и грязные сапоги.
У нее был повод для праздника. Скоро Китиара покинет Даргаардскую Башню. Несколькими днями ранее Такхизис вызвала ее на военный совет Повелителей Драконов в Нераку.
— Есть основания предполагать, что Такхизис объявит, будто Ариакас допустил слишком много ошибок в ходе ведения войны, — сказала Китиара брату. — Она выберет нового главу армии, того, кому доверяет больше всех. Того, кто сделал больше всех для победы.
— Похожего на тебя… — протянул Рейстлин.
Китиара улыбнулась своей знаменитой улыбкой.
Рейстлин подошел ближе к спящей сестре. Она вытянулась на спине, волосы в беспорядке разметались по подушке, одна рука покоилась на лбу. Он помнил, как смотрел на нее спящую, когда был маленьким. Смотрел во время ночей, когда был болен, когда лихорадка пожирала его худое тело, а Карамон, сидя рядом, развлекал больного брата дурацким театром теней на стене. Рейстлин помнил, как Китиара просыпалась, чтобы сделать ему примочки или напоить водой. Помнил ее раздраженные слова, мол, брату давно пора выздоравливать быстрее.
Кит всегда недолюбливала его слабости. Сама она никогда не бывала больной, даже на один день. Кит всегда считала, как позже понял Рейстлин, что он может излечиться сам, но не хочет этого. И все же даже во время выволочек сквозь показную грубость сестры часто проступала мягкость. И она первой заметила у него талант к магии. Она была той, кто нашел ему наставника. Рейстлин был многим обязан Китиаре, возможно, самой жизнью.
— Я напрасно трачу время, — сказал он себе.
Маг достал из мешочка розовые лепестки.
Глаза Кит двигались под закрытыми веками, она была в самой глубине сна. Китиара начала подергиваться и беспокойно шевелиться, что-то неразборчиво бормоча. Внезапно, издав жуткий крик, она села на кровати. Рейстлин проклял себя, отступая назад, считая, что он разбудил ее. Широко открытые глаза Кит были полны страха.
— Отгоняй его, Танис! — заорала она, простирая руки. — Я всегда любила тебя!
Рейстлин понял, сестра еще спит. Он покачал головой и громко фыркнул:
— Любить Таниса? Да никогда!
Китиара застонала и резко упала обратно на подушку. Она свернулась в клубок и натянула одеяло на голову, словно это могло спасти ее от увиденного кошмара.
Маг приблизился и, разжав пальцы, позволил лепесткам розы слететь с ладони.
— Аст тасарак синуралан крунави!
Слова дались трудно, словно их произносили чужие губы, сухие и безжизненные. Рейстлин списал это на чрезмерную усталость. Он немного подождал, пока не убедился, что сестра спит под властью заклинания, и только тогда ушел.
Маг уже закрывал дверь, когда его остановил голос. Голос, который Рейстлин надеялся и молился никогда не услышать снова:
— Мудрецы говорят: «Двум солнцам не пройти по одной орбите». После моего заключения я ослаб, но когда обрету силу вновь, мы окончательно выясним этот вопрос.
Рейстлин ничего не ответил Фистандантилусу. Ему нечего было сказать. Он был полностью согласен.
Маг помнил путь, которым его провела Китиара в секретную комнату, что лежала в глубинах Даргаардской Башни. Он шел по темным и тихим коридорам, представляя невидимую карту пути. Посох Магиуса мягко постукивал по камням, дождавшись возвращения своего хозяина.
— Ширак! — произнес Рейстлин. И хотя слово скатилось с губ медленно, словно оловянная отливка, хрустальный шар на верхушке посоха засиял.
Рейстлин обрадовался исчезновению тьмы. Башня была пуста — хозяин и неупокоенные воины еще не возвратились, баньши затихли. Но страх и ужас, казалось, навсегда пропитали здешние стены. Чьи-то костлявые пальцы старались ухватить мага за полы мантии, а невидимое ледяное дыхание холодило лицо. Пол начинал трястись, со стен сыпались камни, раздавались женские крики, просящие Сота спасти ребенка, и долгие вопли ужаса младенца, сгорающего заживо.
Ужас почти сломил мага, его руки задрожали, глаза затуманились. Рейстлин часто задышал и прислонился к стене, чтобы успокоить дыхание и очистить мысли.
Придя в себя, он продолжил спуск по лестнице, вырубленной в камне. Достигнув стальной двери, Рейстлин потушил огонь на посохе, не желая быть замеченным раньше времени.
В полной темноте он нащупал на двери выгравированное изображение Богини. Маг произнес имя Такхизис — и вспыхнул белый свет. Он повторил имя еще четыре раза, как делала Китиара, и каждый раз другой свет загорался под его ладонью.
Дверь щелкнула и отворилась.
Рейстлин не вошел внутрь, он остался стоять, замерев, вслушиваясь в каждый посторонний звук. Внутри было пусто, если не считать Песочных Часов Звезд на пьедестале. Пока маг ждал, маленькая частичка песка упала в узкую горловину между половинками часов и замерла там.
Рейстлин с облегчением вздохнул: ночь почти завершилась, Боги магии наверняка выиграли свое сражение. Однако странно, что они не разрушили сами песочные часы…
Он напрягся. Что-то было неправильно. Рейстлин вошел в комнату, шелестя черной мантией. Он прислонил посох Магиуса к стене и приблизился к часам, пристально вглядываясь внутрь. Три луны — серебряная, красная и черная — мерцали в основании часов. Их свет еще сиял, но быстро тускнел, грозя в скором времени полностью погаснуть. Что произошло?
Рейстлин ничего не понимал, поэтому протянул руку, чтобы прикоснуться к артефакту…
Голос заставил его руку замереть, да и само сердце едва не перестало биться.
— Ты был неправ, братик, — произнес он мягко. — Я действительно люблю Таниса.
Из тьмы появилась Китиара, меч плавно покачивался на ее бедре.
Рейстлин быстро сунул руку в складки мантии. Он сумел удержать голос под контролем и лишь пожал плечами:
— Ты не способна никого любить, сестра. В этом вопросе мы похожи.
Китиара пристально посмотрела на него, в ее темных глазах отразился звездный свет, мерцающий в глубине песочных часов.
— Возможно, братик, ты прав. Кажется, любить мы не можем. Как и быть верными.
— Под верностью, полагаю, ты имеешь в виду свое предательство Иоланты, — сказал Рейстлин.
— Нет, я имею в виду твое предательство нашей Королевы, — поправила Китиара. — Что касается Иоланты, у меня действительно немного болела душа, когда я вписывала ее имя в списки для отрядов убийц. Знаешь, она ведь мне жизнь спасла. Спасла из тюрьмы, когда Ариакас приговорил меня к смерти. Но ей нельзя было доверять. Так же как нельзя доверять и тебе, братик…
