Ва, Виу и Вина сидели у очага, в котором теплились угли. Я помешивала в кружке питьё для Равинги, а они глядели на меня зелёными круглыми глазами. Сама того не замечая, я так взбалтывала смесь, что чуть не расплескала её. Меня грыз страх.
Допустим, что Равинга говорит правду, и этот пастух из варварских краёв в конце концов победит. Тогда он окажется перед лабиринтом куда страшнее, чем всё, что он повидал прежде. Да, он может стать Императором, но он быстро поймёт, что против него могут решительно выступить другие силы. А когда Тень набирает мощь, нам не нужен раскол при дворе.
Шанк–дзи имеет влиятельных последователей, даже старики, не одобряющие нарушения традиции, поддержат его, если он выиграет. Его мать — родом из Дома Юран, одного из самых старых и самых могущественных. И те, кто носят это имя, будут только рады поддержать родича. А если ему не удастся победить, то и злость их будет велика…
Я прикусила губу. У них в Вапале множество глаз и ушей, у этих Юран. Связь Равинги с этим чужестранцем скрывать удастся недолго. И как только они что–то заподозрят… что последует тогда?
Тогда смерть покажется неизбежным и желанным концом. Да, Равинга обладает определёнными силами. Я сама видела это… но они остаются силами до тех пор, пока никто не обращает на нас внимания. А когда этот Хинккель решил отправиться к нам… прийти сюда под охраной гвардии… и привести с собой этого зверя, воплощённый ужас древних сказаний… слишком много глаз будет смотреть теперь в нашу сторону.
Я что, трушу? Нет, я просто получила в прошлом жуткий урок. Где теперь мой Дом? А ведь когда–то наш флаг гордо стоял в зале, где пировал Император. Нет, не думать об этом. Не думать. И всё–таки эта мысль изводила меня, не давала заснуть, пока, наконец, я не выдержала и не отправилась в лавку.
Серый свет раннего утра никогда не бывает ярким в нашем переулке. Я отодвинула засов и вышла наружу. Манкол ещё не пришёл, котти тоже не пошли за мной следом. Я была совершенно одна. И в этот миг я услышала, как зазвонили мобили на главных перекрёстках. С наступлением утра их отвязывали, один за другим. И перекрывая их все, громко загудел Императорский Мобиль.
Сегодня или завтра? Когда вернутся остальные, те, кто прошёл все испытания? Пока тот, кто спит под нашей крышей…
— Славный денёк.
Я быстро обернулась. Человек, о котором я думала, стоял у меня за спиной, слегка наклонив голову, словно прислушиваясь к непрерывному звону, стараясь отличить один мобиль от другого.
— Славный, — механически ответила я.
Он заговорил с прямотой провинциала, так отличающейся от нашей речи, пересыпанной вежливостями:
— Я не друг тебе, Алитта, верно?
— Я не знаю тебя… — ответила я.
— Ты знаешь меня настолько же, как и Равинга, но для тебя этого мало…
Я не могла понять, зачем он вытягивает из меня ответ.
Может быть, он думает, что я хочу повернуть мою хозяйку против него? Да я бы давным–давно сделала это, если бы могла. Но в этом деле моё мнение не имело для неё веса.
— Я боюсь тебя, — ответила я неожиданно для самой себя.
— Ты боишься меня? — он сделал ударение на последнем слове, словно не веря. — Но почему?
— Из–за того, что может случиться, — и я выплеснула на него всё, о чём думала ночью у огня, о том, что принимая его, моя хозяйка заигрывает с опасностью, привлекая внимание тех, кто настроен против неё.
— Понятно, — медленно ответил он. — Кинрр рассказывал о таком, о том, как злопамятны Великие Дома, и о тайных путях расправы с теми, кто попал им в немилость. И ты думаешь, значит, что такая расправа неминуемо ждёт ту, о которой ты печёшься, если по странной прихоти случая я обрету корону?
Я кивнула.
— Но Император обладает высшей властью, так ведь?
— И должен прислушиваться к советам Канцлера, — поправила я.
— Но он может принять под свою защиту любого, кого пожелает?..
— Если ему будет угодно.
— Вот как, — теперь он нахмурился и одарил меня странной усмешкой. — Мне кажется, что ты видишь в будущем лишь плохое, Алитта. Сначала мне ещё нужно завоевать корону. Не то чтобы я думал, что у меня много шансов на это. Но вот что я скажу: твоя хозяйка знает больше, чем любой из нас. И я бы пошёл с ней против целого полка воинов, даже без копья в руке, и она всё равно победила бы. Она куда больше, чем кажется.
Равинга не вышла к нам завтракать, и Алитта тоже не оказала мне такой чести. Мы с Мурри позавтракали в одиночестве. Кусок не лез в горло. Ведь я ожидал последнего испытания, а ожидание всегда было для меня самым трудным. Ожидание легко даётся лишь тому, кто наперёд знает все опасности, таящиеся в будущем. А я не мог сказать даже, сколько продлится это ожидание.
Алитта набила две больших корзины дешёвыми поделками Равинги, а может быть, и самой Алитты, и я погрузил эти корзины на ручную тележку. Я с радостью бы сам отвёз эту тележку на рынок, но девушка без обиняков заявила мне, что я должен оставаться здесь, и что я и так уже достаточно нарушил обычай, решив остановиться у кукольницы. Моё появление на рынке рядом с торговцами лишь привлечёт ко мне нежелательное внимание.
Передо мной лежал долгий день, и делать было совершенно нечего. После деятельных дней испытаний это показалось самым утомительным. В лавке возился старик, переставляя на полках туда–сюда кукольный народ Равинги. Он что–то бормотал себе под нос, недовольно поглядывая на меня исподлобья. В конце концов я ушёл в большую комнату, которая служила Равинге мастерской.
Я походил вокруг стола, стараясь ничего не трогать, как ребёнок, которому строго–настрого запретили. Я рассматривал её работы, начиная от материалов и заканчивая почти готовыми куклами. Как у неё получается, что ни одно лицо не похоже на другое? Казалось, она относилась к своему искусству так же, как моя сестра, не желая повторять однажды сделанное.
Перед одной полкой я остановился надолго, желая получше разглядеть то, что стояло там. Меня пробрал невесть откуда взявшийся озноб. Передо мной были две женщины и один мужчина, а рядом с ними — оскалившаяся фигура крысы! Я не мог представить себе, зачем Равинге потребовалось расходовать свой талант на создание такого чудища.
Женщины отличались серебряными волосами, как у большинства вапаланок, но кожа была темнее, чем у тех, что я видел на улицах. И одеты они были не в обычные плащи или пышные одежды придворных, а скорее в полупрозрачные одеяния танцовщиц. Лица раскрашены, а ногти на маленьких, изящных ручках длинные, как когти. И они стояли так, словно вот–вот бросятся, закружатся в охотничьей пляске.
