— Мастер, вводить рыцаря или нет? — прервал задумчивость судьи Флиатар.
Правитель Лаитормы кивнул. Но когда стражник вышел, а вместо него в комнату вошёл другой воин, судье снова настала очередь удивляться. Он ожидал увидеть кого угодно, но только не его!
— Антир! Что за шутки ты устроил? — судья заговорил звонко и укоризненно, но его голос начал испуганно затихать, и под конец фразы он уже только шевельнул губами. Судья откашлялся. — Что с тобой?
Вошедший рыцарь сел посреди комнаты на ковёр и захохотал.
— Знал бы ты, старина Норшал, какая с нами случилась прескверная история!
Судья побледнел, хотя казалось, что бледнеть уже некуда.
— Что случилось?
В призрачном свете сферы было видно, что латы рыцаря местами обуглились, а заклёпки расплавились. В светло-голубых глазах Антира блуждал сумасшедший блеск.
— Очень смешная история, ха-ха-ха!
— Ты пьян?
— Ни капли, мастерчик, клянусь мамой-Тьмой!
— В таком состоянии не клянутся тем, что под руку попадётся! Говори, что случилось! — взревел Змееносец.
— Да не беспокойся ты так, нервы — штука тонкая, да куда нам, простым кшатри, разбираться в вашей тонкой магичной организации души, хи-хи-хи…
— В глаза смотреть! Помни, с кем ты говоришь, рыцарь… Да ты принимал криалиновую настойку!
— Было дело, — Антир виновато развёл руками и невинно посмотрел на судью. — Иначе никак.
Как же выудить из него причину столь глупого поведения? Антир был самым рассудительным кшатри из тех, что знал судья. Иногда он, правда, проявлял слабоволие…
— Может, нам прояснит ситуацию кто-нибудь из твоих братьев? Ядвир или Алфар. Ты не знаешь, где они сейчас? — успокаивающе произнёс Норшал.
— А нету больше Ядвира. И Алфара тоже нету, — вздохнул рыцарь.
— Как… как нет? — судья теперь был уже не удивлён, он был шокирован. Если Антир говорит правду…
— А вот так. Сгорели.
— Они что, с ума сошли! Лезть на Свет! Знал же, знал, что нельзя вас выпускать без присмотра… Понадеялся на опыт… Вы же выходили в верхний мир больше пятидесяти раз, верно? Смерть Адары вас ничему не научила? Эх ты, «неуязвимый и бессмертный»…
— Адара всегда была наивной, — парировал рыцарь. — И влюбчивой.
Норшал не спускал взгляда с Антира. «Тьма в его имени, пробудись, очисти разум неразумного дитя», — мысленно произнёс он.
— А братья твои что, тоже влюбились?
— Ядвир нет, а Алфар — не знаю… Девчонку мелкую ему вдруг жалко стало (хи-хи-хи), Ядвир говорит — режь, а тот ему — жалко, жалко. Пока пререкались, Алфар девчонку на коня и прочь оттуда, Ядвир, мститель недоделанный, в погоню. Я им ору, что светает уже, да поздно. Еле успел формулу возврата произнести… С-сука, да что ж ты делаешь-то! А-а-а!
Судья стряхнул полупрозрачную паутину с кончиков пальцев. Колдовство, очищающее разум рыцаря от криалинового тумана, удалось, но торжество на лице судьи не появилось.
Антир катался по полу, мучимый невообразимой болью, истошно крича и хватаясь то за голову, то за грудь, то за живот. Флиатар ворвался в комнату с обнажённым клинком, но судья сделал ему знак, и тот удалился.
— Вы так и не успели забрать душу? — произнёс правитель без тени сочувствия.
— Нет, говорю же — не успели, — хрипел рыцарь.
— Что ж, тебе придётся жить в пытках до следующего затмения…Думать надо было меньше в верхнем мире, и больше действовать.
— Зачем… вы… это… сделали… — Антир уже еле выговаривал простые слова.
— Зачем прояснил твоё сознание? Я не могу говорить с криалинщиком, — равнодушно сказал Норшал. — А насчёт того, что ты, оказывается, так отвлекал себя от боли, я и не подумал.
— А-а-а-а… гад… мастер… — рыцарь подкатился к большому книжному шкафу, на миг замер и намеренно ударился головой о его резную ножку. И затих.
«Когда ты придёшь в сознание, боль будет мучить тебя снова. И что ты будешь делать? Нет, что я буду делать?» — снова услышал Фарлайт мысли судьи. Норшал выдвинул шкафчик своего письменного стола, отодвинул от дальнего конца бумаги и нащупал на задней стенке выступ. Тайник выдвинулся после лёгкого нажатия.
В потайном «кармане» стояла бутылочка из мутного стекла, размером с ладонь. Судья достал пузырёк и поднял его, разглядывая в тусклом свете сферы.
«Единственное, что может облегчить твои страдания… Слава травнице Лоренне, перед тем, как исчезнуть, изобрела это».
Он снова посмотрел на рыцаря.
«И пусть ты один из лучших, ты — всего лишь рыцарь, клинок битвы, и не дано тебе быть клинком разума».
В дверь снова постучали. Норшал стремительно спрятал склянку в тайнике, прикрыл рычаг бумагами, закрыл шкафчик и расправил ладонью скрутившийся было на столе свиток.
— Войдите!
В дверях показались Нефрона и Фарлайт, запыхавшиеся с дороги…
* * *
— Очнись, пожалуйста!
Всхлип. Нефрона пыталась уже делать искусственное дыхание и непрямой массаж сердца, пела над Фарлайтом молитвы и заклинания, но всё было безуспешно. Так что теперь она просто сидела рядом, положив голову на колени и плакала.
Фарлайт приоткрыл глаза. Над ним возвышались столбы-деревья, вечно тянущиеся к пределу своих мечтаний — мутно-тёмному в любое время суток небу, и не способные его достичь.
«Всё бессмысленно», — подумал он. — «Зачем мы куда-то стремимся? Всё равно ничего не достигнем, а если и достигнем, всё равно к тому времени состаримся и растворимся во Тьме. И хорошо… из чистой Тьмы мы пришли и туда же должны вернуться… быть частью Её разума и Её покоя. Почему мир не может перевернуться… я упал бы в бесконечное небо…»
— Забери меня, Тьма, в объятья свои…
Нефрона вскочила и наклонилась над ним, вся в белёсой грибной трухе, которая посыпалась на мага.
— Я боялась, что ты умер, не могла понять, дышишь ты или нет, а сердце твоё не билось, — её слова утонули в рыданиях.
Предмет её страданий резко поднялся с земли.
— Что ты видела? — грубо спросил он, больше всего желая, чтобы Нефрона не узнала, что он пил энергию умирающего живоеда.
— Я очнулась, а ты лежал и не двигался… Но эти страшные кусты на тебя не нападали, и на меня тоже. Вот, я нашла твой медальон, он почему-то не светился, я надела его на тебя, он почему-то всё равно не горит… Говорила я, надо было сначала отдохнуть, а ты с дороги сразу в суд, а потом в этот чёртов лес… Надо было набраться сил…
— Сил, говоришь, набраться? — произнёс он и облизнул сухие губы. Сильная жажда мучила его, а в Нефроне было так много энергии… В следующую секунду Фарлайт отогнал от себя эту мысль.
— И чего тебя сюда понесло? Обошли бы городских лекарей, поспрашивали бы. А ты: «Я знаю, что я делаю, я знаю, куда нам надо идти!» Вот зачем, объясни мне, ты сюда потащился?
— Сначала нам надо осмотреть её жилище, а оно находится где-то поблизости.
— Откуда ты знаешь?
— Прочитал её адрес на плакате в городе. С рекламой плакат, знаешь такие?
— И почему ты мне сразу не сказал?
— Зачем?
Он встал и подал Нефроне руку.
— Идём.
— Хорошо. Мне это место тоже не нравится. Вернёмся в город и…
— Мы пойдём не в город.
— Только не дальше плутать по этому жуткому лесу!
— Жуткий? Недавно он тебе так нравился. Другой дороги, кстати, нет.
Они двинулись дальше, а кусты-живоеды почему-то более не цеплялись за их одежду, а молчаливо отодвигались, расширяя перед ними проход.
— Я долго так провалялся?
— Не знаю, я ведь тоже долгое время была без сознания… Но с того времени, как я очнулась, прошло часов пять.
Маг присвистнул.
— А ты героически защищал меня, да?
— Мне особо не пришлось стараться, наверное, они насытились….
Он растерянно смотрел на ежившиеся при их приближении кусты. Что же произошло? И почему после такого огромного количества энергии он чувствует себя таким разбитым?
«А всё-таки, почему я никогда не слышал о том, что энергию можно потреблять физически? Надо как-нибудь написать научный труд на эту тему», — подумал Фарлайт. Он отчётливо представил себе толстую книгу в кожаном переплёте и себя, оставлявшего на форзаце автограф для поклонника, или, что ещё лучше, поклонницы. Его настроение сразу улучшилось.