Он полуоборачивается, легонько улыбается, наблюдая за тем, как я переминаюсь с ноги на ногу. Я не знаю их этикета, никогда не бывала во Дворце не по делу — его забавляет моя дикость. Вообще-то, даме полагается сделать что-то вроде книксена, как секундой позже вспоминаю я из прошлой ангельской жизни, но Люцифера это мало заботит. Он торопливо кивает и вновь возвращается к разговору с Самаэлем, словно не звал меня.
Дожидаясь своей очереди, я незаметно парадно вытягиваюсь — не вытравить эту военную привычку. «Вольно», — мысленно рычу я, расслабляя мышцы. И краем глаза наблюдаю за Люцифером. В который раз вижу, как демоны любят принимать людской облик, и даже сам Сатана не исключение. Есть в этом какая-то ирония, ведь он мог бы прикинуться хоть огнедышащим драконом, хоть даже ненадолго принять форму светоносного архангела, которым некогда был, а выбрал слабое человеческое тело.
Он сжимает амулет крепче, гася его, но в кабинете тут же появляется Самаэль лично — медленно, вдумчиво телепортируется; по плечам у него пляшут опавшие за рывок магические искорки — колют глаза. Я мимоходом отмечаю, что Самаэль на отца похож сильнее, когда они стоят рядом: длинные вороновые волосы, глаза одного цвета — глубокого синего, небесного, худощавое телосложение, изящные пальцы, но у Люцифера острые обсидиановые рога и — я знаю точно — две пары крыльев за спиной, его сын же — сущий человек, мальчишка.
— Я так и думал, что ты опоздаешь, — усмехается Самаэль, которому тоже неведомы местные условности. Я расслабляюсь немного, выдыхаю.
Я ожидала страшного рыка, но ничего не происходит, меня не трогают по-прежнему: отец и сын безмолвно смотрят друг на друга, продолжая разговор; искры магии снова колюче загораются, но в этот раз в глубине синих глаз. Я засматриваюсь на них — Люцифер ледяно косится, ставя на место. Встряхивается, как крупный мокрый пес, обрывая связь, садится за стол.
— Тоже присаживайся, — просто говорит он мне; улыбка чуть обнажает клыки. Движение глаз — и кресло само оказывается у меня за спиной.
Стараясь не показывать вновь накатившего волнения, я сажусь, внимательно гляжу на Люцифера. На мгновение он отвлекается на какой-то документ, смотрит на него внимательно, словно не может понять, как это попало к нему на стол. Пока лист бумаги истлевает черным огнем у него в руках, я успеваю взглянуть на Самаэля, стоящего за отцом по левое плечо. Он разводит руками.
— А ты многих завлекла своими речами, — признается Люцифер отстраненно. — Удивительно, никогда Ад не желал войны, как сейчас, — обычно мы выбивали себе мир, передышку. Ты попала в нужное время, Кариэль.
Я морщусь, как от зубной боли, не в силах сдержаться и сохранить лицо. Старое имя причиняет почти физические страдания, и я давно отказалась от него, меня его лишили, но Люцифер — он потому и Сатана, что не забудет напомнить, ужалить побольнее, впрыснуть змеиный яд. Он любит играть с именами — чего стоил скандал с Небесами, когда он выбрал родившемуся Антихристу ангельское имя.
— Все взбудоражены, это точно. — Самаэль говорит проще, приземленнее, не чеканит так страшно слова. — Даже моя мать пришла узнать, что происходит, ты наверняка с ней встретилась.
— Лилит против войны, она сказала, Ада на нее не хватит, — смелея понемногу, говорю я, испытующе прищуриваюсь. — Вы тоже так думаете? Полагаете, у нас нет шанса рискнуть? Ангелы сейчас ожидают того, что скоро мы сдадимся. Ослабили нападения, стали реже прорываться в пустыню, потому переход в наступление будет неожиданным и, вполне возможно, переломным!..
Я спотыкаюсь на снисходительном взгляде Люцифера, перестаю частить, захлебываясь словами.
— Хотя я не хотела оспорить ваши решения касательно Апокалипсиса, — говорю я, нервно обкусывая губы. — Всего лишь высказала свои мысли.
— В наше время опасно высказывать мысли. Каждый подумает что-то не то, и в итоге… — с явным намеком произносит Люцифер. — Против меня ты действительно не говорила ничего, ты обвиняла в трусости сам Ад. Взгляни, пара моих посланников запротоколировала твои самые яркие выступления.
В руках у меня появляется сшитая стопка плотных листов. Каллиграфический почерк, ровные строки, завитушки у букв слегка угловаты. Я не помню, что кричала со стола вчера, что — неделю назад, я все время была слишком уж пьяна. Пробегаюсь по тексту, узнаю свою манеру речи, узнаю выкрики, резкие фразы. А я, блядь, была хороша — жаль, что не помню.
— По-хорошему, такое нельзя оставлять без внимания. Ты не сделала ничего особо ужасного, действительно не поднимала никого на революцию — свергать меня, — устало размышляет вслух Люцифер. — Но ты удивительно всколыхнула народ. Если завтра площадь будет заполнена теми, кто хочет Последней Войны, я не удивлюсь. И тогда придется принимать некоторые меры…
Люцифер делает многозначительную паузу, предоставляя мне придумать продолжение. А меня внезапно разбирает злость. По горло уже сыта пустыми обещаниями. Я и в Ад подалась, потому что хотела уничтожить ангелов, хотела охотиться на светлокрылых, но мы сидим на одном месте.
Встреченный в грозовой вечер человек пообещал, что мы вместе обрушим этот мир. Я знала, кто он, и все же пошла следом. Не знала, что Люцифер может лгать. Смешно даже. И вот я который век гнию в Преисподней, а мир — хоть какой — как-то не спешит кончаться, а ангелы живы-здоровы.
— Вы ведь хотели все это прекратить! — вырывается у меня. — Антихрист, масштабная кампания против Рая, вот только после того, как Избранная Сотня нас разбила, вы забросили эту идею. Я сама была на той битве, чудом выжила. Но меня этот проигрыш только злит, он толкает меня вперед, я хочу отомстить им, доказать, что мы не рабы, готовые умолять о помиловании, выбивающие себе мир. Я это понимаю, Ад это понимает, но мы не готовы идти дальше!
Я задыхаюсь, не знаю, что еще сказать. Если это последние мои слова, мне не жаль говорить про Ад, ставший мне родным. Ад, загнивающий, задыхающийся от войны, стоящий на пороге смерти.
— Ад не готов к концу Света, — как ни странно, пытается объяснить Люцифер. — У нас есть войско, но… Все мы понимаем, что с ангелами тягаться мы способны едва-едва. У них есть крылья, есть небесная сталь. Я рассказываю то, что тебе известно.
Он молчит, долго думает.
— Твоя задумка — это очень смело, Кара, это по-юношески максималистично. В какой-нибудь другой вселенной, в ответвлении мира тебе бы нести крест Антихриста.
— Мы можем подсобрать силы, потянуть время, — вспыхиваю я. — Нужен мобильный отряд, который способен переломить ход войны. У Рая есть Избранная Сотня, а у нас что, бесконечные легионы живого мяса?
— А из Высших песок сыплется, — тихонько вмешивается Самаэль.
Мы улыбаемся все трое. Удивительно, тут я ощущаю себя больше на своем месте, здесь нет Высших демонов, хлещущих во все стороны самомнением, а Люцифер, сброшенный за гордыню, вежливо слушает меня, чуть склоняет голову набок. Я знаю: он видит во мне себя. Молодого Падшего с невъебенными амбициями, который хотел бы уничтожить Небеса. Втоптать в землю, растерзать налетевшим коршуном.
— Это личное, верно? — произносит он. — Мы оба знаем, что желание обрушить Небеса рождается тогда, когда у тебя выдирают первое перо. Нет тех, кто смог бы перенести ту боль и не научился бы ненавидеть — это ведь ангелам не проповедуют. Это мы постигали сами. Скажи мне, Кариэль, ты готова идти до конца? Готова стать не рукой Господней, но моей?
Правая рука Дьявола. Или левая? Я некрасиво скалюсь в усмешке. Даруй мне любые титулы, только дай испить золотой крови, дай поглядеть в глаза перепуганным маленьким ангелочкам. Я умру только ради этого.
— Мобильный отряд, — ухмыляется Люцифер. — Ты его и поведешь. Поведешь однажды, когда мы сможем отомкнуть Врата Рая. Я знаю, что у нас получится: это предрешено. Мне нужно твое безумие и самопожертвование.
Он подвигает мне еще один лист. Кладет медленно небольшой ножичек, которым вскрывают письма. Я смотрю на сигил Люцифера внизу страницы, в глазах рябит от неровных букв архидемонского языка. Неприятно колет лопатки.
