Шесть королевств: Скеро, Реол, Бокоро, Лано, Андамо и Аридо выставили войска. Их вели шесть Предков: Амания, Химедо, Эскара, Дисокол, Фирм и Салир.
Но вот как звали Предка, чьё имя стёрли из летописей и который стал Безымянным? Как называлось его королевство и какой род им правил? И если первое Атриос точно мне не скажет, то остальное…
Я, стараясь, чтобы голос не дрожал от волнения, лениво спросил:
— А как называлось седьмое королевство, сабио?
Атриос задумчиво ответил:
— Валио.
— А правили им?
Атриос поджал губы, недовольно ответил:
— Это неважно. Пусть их имена сотрутся из памяти людской, столь много смертей на их руках.
Я скрипнул зубами, но с улыбкой согласился:
— Тогда, сабио, может быть, расскажешь о самой войне, о её последствиях для наших королевств и о том, куда ушли Предки?
Атриос подумал несколько мгновений, затем откашлялся и я понял, что хоть с этим у меня всё вышло. Так он делал только перед долгой речью, подготавливал голос.
— Как ни странно, но сильнее всего в той битве пострадали не соседи Валио, а дальние королевства. Именно их войска, собранные в кулак, участвовали в последней решительной битве, и именно они понесли самые большие потери. В простых людях, идарах и родах. Даже Предки оказались так тяжело ранены в те дни, что и через десять лет после сражения не сумели залечить раны, нанесённые им братом и его ужасающими порождениями. Они решили вернуться домой, в свой родной мир и сообщить отцу и матери о случившемся. Каждый из них перед уходом оставил своему королевству по четыре статуи Хранителей, которые мы привыкли называть по сторонам света. И именно к ним теперь обращают свои молитвы все люди, а несущие в себе ихор полностью пробуждают его на их алтарях и получают дары Предков.
Я кивнул в согласии, хотя это не совсем так. Лишь красивая фраза. Люди, приходящие в храмы Хранителей, действительно оставляли там с молитвами огонь своей души. А отец раз в год отвозил наш замковый алтарь в Грандор, в главный храм Хранителя севера, который стоит напротив самой статуи Хранителя. Сдавал налог Хранителям.
Но вот пользоваться силой алтарей мог напрямую любой идар. Вернее, тот идар, чьему роду принадлежал алтарь и чьей кровью он был полит. Так же, как и наёмные адепты внешних техник.
Те же лекари из простолюдинов, что всё же сумели зажечь в себе ихор и которых нанимал отец для воинов. Им ведь тоже матушка выдавала доступ к силе алтаря. Так же, как и тем солдатам Дома, кто долгими годами тренировок сумели познать путь меча, и заслужить право на второе посвящение.
Сабио Атриос неожиданно и сам увлёкся рассказом, хоть и свернул не туда, куда мне хотелось:
— Но без присмотра Предков их потомки рассорились. Уже давно нет мира в королевствах. Трижды, только вдумайся в это, юный господин, трижды уже проходили крупные сражения, где армия одного королевства сталкивалась с армией другого. А мелких стычек и не счесть. Мыслимо ли, — Атриос взмахнул руками, — Реольцы пытались уничтожить алтари Хранителей юга и востока. Пытались оставить нашу страну без защиты и без даров Предков.
Я лишь тихонько хмыкнул при этой пламенной речи. Отец так и учил меня — нужно бить туда, где уязвимые точки: еда, вода, алтари. Именно так Великий дом Денудо потеряли свой титул — восставшие крестьяне штурмом взяли наш главный замок и разрушили его алтарь. Но сейчас мне хотелось говорить не о наших заклятых соседях реольцах. И я вмешался в речь Атриоса, едва он закончил очередную мысль:
— Сабио, а какой стихией одаривал безымянный Предок правителей Валио?
В этот раз мелкая лесть не сработала. Атриос нахмурился, отрезал:
— Неважно. Мы увлеклись. Давай поговорим о том, как бы ты распорядился землями на севере Малого дома Денудо, молодой господин. Итак?
На этот раз вздох я и не подумал сдерживать. Чем там распоряжаться? Предгорья, где сплошные камни и снег. Ладно, если не хочет рассказывать Атриос, у меня есть ещё одно место, где можно найти ответы.
Нужно только дождаться ночи.
На этот раз я не зажигал свечи и даже не пытался заснуть. Глаза сами закрывались, но я не переживал: тени разбудят, не дадут проспать до рассвета. Так и вышло.
Проснулся оттого, что плечо ломило от холода, будто я улёгся спать на выстуженных морозом камнях. В ухо привычно хрипели. Дёрнул плечом, отбрасывая тень, потянулся за свечой и пламенной искрой, поделкой какого-то адепта внешних техник. Она раньше, похоже принадлежала Флайму. Я нашёл её там, наверху, на третьем этаже башни, завалившейся за мешок, на котором он и лежал.
Зажал её стержень между пальцев, согрел теплом своего тела и сильно сжал. Кончик тут же заалел, и я ткнул им фитиль свечи. Два удара сердца и он вспыхнул.
По коридорам спящего замка я шёл со светом. Если знать как, то можно много где пройти и не показаться на глаза ночной страже. Мой же путь и вовсе вёл в подвалы, которые никто и не думал охранять.
По пути, который мне указал Флайм, я шёл точно так, как он учил: бесшумно, избегая постов стражи и пряча огонь свечи, прикрыв фонарь полой плаща. Да и если подумать, то и сам огонь добыт едва ли не его руками.
Не хватает только шагов Флайма позади — чтобы проверить, а верно ли действует молодой господин.
Словно нарочно, сзади раздалось:
— Ха-а-с-сп…
В который раз мне отчётливо слышалось в этом задушенном хрипе слово господин. Я обернулся и невольно передёрнул плечами в короткой дрожи. Одна из теней позади меня выросла, перегородив галерею, став гигантом в три человеческих роста, тянула ко мне свою руку-лапу.
Больше я не оборачивался. Пусть Флайм и сказал — подвал под восточной башней, но этот подвал очень велик. Не меньше двух часов занял у меня поиск нужных сундуков. Зато едва я их увидел, то понял, что лишь зря открывал те, что остались за спиной. Искомый и совсем небольшой сундук поблёскивал в свете свечи голубой плёнкой, что накрывала его, словно покрывало. На нём нашлась и печать матушки, как и на том, что стоял рядом. Тронуть зачарованный матушкой сундук я и не подумал. Но вот второй…
Печать я срезал, даже не задумавшись. Перед уходом прикреплю на воск, любой, кто будет просто проходить мимо, ничего и не заподозрит.
В сундуке оказалось десятка два книг. Я жадно ухватил верхнюю, принялся листать при неверном свете свечи.
И понял — вот оно!
Старинный сборник молитв, в котором знакомые мне обращения к Хранителям чередовались с проповедями, которые владетель алтаря или назначенным им служитель обращал к пришедшим на главную молитву десятицы.
Половину из них я уже слышал от матушки, которая обычно и вела службы во славу Хранителей. О верности, добродетелях, послушании и прочем. Но часть видел впервые.
В тот год, когда Безымянный, да останется он таким во веки веков, создал своих первых чудовищ, соединив в одно целое людей и послушные ему тени, содрогнулись от ужаса все королевства…
Я поднял голову от страниц. За пределами круга света от фонаря клубились мои тени, что-то хрипели на десятки голосов. Скривившись, я перевёл взгляд на молитвенник, скользнул взглядом по строкам.
… испытав многие бедствия, наши народы… будем помнить муки воинов… отдав жизнь за Предков… пролился и ихор Предков, окропив растения, камни и землю… ударив в спину, нарушив клятвы… проклятый род Оскуридо…
Вот оно. Я впился взглядом в написанное, жадно вчитываясь в пустословие проповеди и выискивая важное.
Заклинаю всех верующих в Предков и Хранителей, коих они нам оставили, чтобы стояли королевства верных идаров во веки веков, преследуйте проклятую кровь Оскуридо. Очистите от них земли королевства, уничтожьте саму возможность возродиться для Безымянного. Ибо если вернётся он из небытия, куда скинули его наши Предки, то зальёт он кровью все королевства, погрузит их в тени. Ибо нет сейчас с нами наших Предков, некому будет встать с ним на равных, а сами мы слабы и с каждым годом лишь слаб…
Свеча замерцала в последнем усилии и погасла. В наступившей темноте, кромешной, беспроглядной тьме подвала, где никогда не было ни одного окна, я заметил движение теней, которые поползли ко мне. И впервые задумался, что обычный человек не должен их видеть, тем более тогда, когда его глаза ещё помнят свет свечи. В такие моменты хорошо нападать на дозорных, которые ничего не видят, но никак не различать тьму во тьме.
