в чем не бывало. Мужчина глянул вниз и увидел, что вокруг его ног образовалась лужица. Кто осрамился – он или доберман – мужчине, честно говоря, было все равно.
А женщина, открыла дверь своей квартиры, бормоча странные слова:
– Еще розу ему! Обойдется без розы, пень замшелый! – В прихожей ее встречала лиса с роскошным рыжим хвостом, которая при виде хозяйки тотчас бросилась ей под ноги и заюлила, обтирая лбом икры женщины. Та улыбнулась, прошла в комнату и включила телевизор. Появившееся изображение заставило ее улыбнуться еще шире. На экране шли титры какого-то классического сериала BBC: роскошная алая тысячелепестковая роза, лежавшая на расшитой шелками скатерти. И тонкий аромат, подобный ароматам райского сада, распространился по комнате.
9. Поражение Алой
Женщина неожиданно расцветает лишь в двух случаях. Лишь в двух случаях у нее розовеют щеки, становится необыкновенно чистой и нежной кожа, хорошеет осанка, а походка становится манящей, словно истекающий соком июльский абрикос. Во-первых, женщина может влюбится и быть любимой в ответ. Во-вторых, она может стать жертвой инкуба. И в том, и в другом случае неожиданная ее красота объясняется тем, что она вынашивает в себе дитя. Только в первом случае это дитя – жизнь, а во втором – смерть.
Сидевший перед Алой горожанин, не богатый, но и не бедный шорник, был совершенно уверен, что с его дочерью приключился как раз второй случай.
– Да как иначе! – горячился он, поминутно вскакивая с дубового табурета и норовя схватить колдунью то за руку, то за плечо, – Как иначе! Девка цветет, а мы все ночи спим. Сколько раз я хотел подкараулить этого пришлеца, и каждый раз одно и то же – чуть закат и я, и сыновья мои, и братья, все валимся, кто где, и засыпаем. А как проснемся – солнце уже давно взошло и Агнета, голубка моя несчастная, уже поет на кухне, вытаскивая свежие лепешки из печи. Веселая, как птичка! Того и не знает, несчастная, что жить ей осталось всего-ничего.
– Ну, это мы еще посмотрим, сколько жить ей осталось. Ты вот что. Ты выпроводи ее куда-нибудь сегодня в четвертом часу дня, а я к тебе зайду и сделаю кой-что. Да, и деньги-то, деньги вперед!
Шорник вздохнул и стал развязывать кошель.
На закате того же дня Алая набрала в большой медный таз, в которых хозяйки обычно варят малиновое и земляничное варенье на зиму, воды из родника, пошуршав на полках, достала пузырек с темно-синей жидкостью и капнула скупо в воду. В воде от капель сразу побежали ультрамариновые ленты, и вскоре вода сияла яркой синевой, точно ясное февральское небо.
А сквозь синеву стали проступать картины небогатого, но и не бедного городского дома. Вот сени, вот, за сенями, большая горница, а вот и девичья светелка. Молодая, красивая девушка причесывала волосы липовым гребнем и напевала что-то под нос. Звуков таз, естественно, не передавал, но Алая умела читать по губам. Агнета пела старинную любовную песню, в которой крестьянка клянется своему дружку, что или будет его женой, или "Пусть омут глубокий покоит меня". Алая хмыкнула и еще раз оглядела дом. Все остальные его обитатели, действительно, спали вповалку, сморенные глубоким сном.
Между тем, кто-то осторожно пробирался между спящими, открылась и затворилась дверь и в светелку к девушке вошел молодой видный парень. Та бросилась ему на грудь и засмеялась.
– Тише ты! – опасливо прошептал парень.
– Да ладно, все спят. Хорошо твое зелье! – И девушка потянула парня к постели.
– Ну, тут дальше совсем неинтересно, – буркнула под нос Алая, взяла обеими руками таз и пошла выплескивать воду во двор.
– Да быть того не может! Чтобы сын господина доктора так безобразил, ни в жизнь не поверю! – горячился шорник.
Алая поджала губы и повторила свой рассказ. Но тупоумный мужик только тряс отрицательно головой и твердил, что зря он доверился колдунье, что надо было сразу идти в храм.
Алая, видя, что дело дрянь, нахмурила брови и сказала грозно:
– Денег не отдам!
Было видно, что шорнику страсть, как жалко отданных ни за что монет. Но спорить с женщиной он не стал: кто ее знает, ведьму проклятущую, еще наведет порчу, и все его седла покроются ржавой плесенью, которая, как известно, в три дня разъедает самую лучшую кожу. Ну, ее, связываться еще с ней! И ушел.
Нет, дочка его не умерла от поцелуев злобного инкуба, не бойтесь! Только через два месяца, когда сын господина доктора неожиданно уехал обучаться в один из отдаленнейших городов страны, шорник снова сидел на дубовом табурете перед Алой. Рядом в плетеном кресле плакала его все еще красивая, но уже совсем невеселая дочь.
– Плод травить – это тебе не инкубов со священниками выгонять. Грубое это дело. – ворчливо пеняла ему Алая.
– Я что, я любые деньги…
– Розу принес?
– Да, вот, красная, как и просила, – шорник развернул дерюжку и вынул чуть помятую, но свежую и нежно благоухавшую розу.
– Ну, вот и плата с тебя. Ступай вон, а девка пусть останется.
Шорник вышел, а колдунья открыла ящик, полный острых хитрых инструментов. Девушка в ужасе смотрела на блестевшие лезвия. Алая вынула короткий ножичек, взяла розу и принялась срезать с нее шипы. И пока она делала это, красота цветка убывала. Темнели и сворачивались лепестки, исчезал тонкий аромат, сохли и осыпались листья… Алая отложила бурую увядшую ветку в сторону, сказала себе под нос:
– Надо воды накипятить! Что сидишь, бери ведра и марш к роднику! – и подбросила дров в очаг.
10. Гармония неведомой страны
– А шут его знает, зачем он это затеял, – нервно ответил на вопрос Алой старшина торговых рядов. – Вроде бы зла ему на нас держать не за что. Я уж всех опросил. Разное, знаешь, бывает: ну, думаю, может, кто прищемил юнцу хвост, или девка замешана. Девки сейчас пошли – ух! Нет, никто ничего не замечал. Да только, как утро, заявляется он на базар и начинает пиликать. Ажно душу вынимает! Какая тут торговля! Вконец разорил.
Алой не часто случалось слышать такую странную просьбу. А просили ее вот о чем: чтобы молодой сын известного путешественника (кстати, сейчас опять пропадающего неизвестно где, а то бы быстро нашлась управа на юного обормота) и почетного гражданина города Волдомиро (кстати,
