Чудовище пожирало младенца, и никто в этом мире не заступится, никто не поможет, никто, кроме Марины. А она больше не хочет быть жертвой! А ведь совсем недавно и она не знала, не видела, не подозревала. Прошла бы мимо этой чёртовой площадки и… Но она видит это. Видит! И да, она пообещала не вмешиваться, но у всего есть предел!
Злость мешала продумать действия. Адреналин кипел в крови. Марина перепрыгнула невысокий кованный заборчик вокруг площадки и побежала к монстру, на ходу вытаскивая из сумочки газовый баллончик. Где-то на задворках сознания пискнул внутренний голос: «Не делай этого! Будут последствия!» Но плевать она хотела на этот трусливый голосок, на последствия, на данное Семёну обещание. Существуют вещи, которые нельзя допускать ни при каких обстоятельствах. Допустишь — и будешь проклинать себя до конца жизни.
— А ну вали отсюда, мразина! — прошипела она, после чего пустила в ход баллончик.
Струя газа врезалась в лицо монстра. Он отшатнулся, захрипел. Щупальце с огромной скоростью втянулось в глотку. Тут же заорал ребёнок в коляске, пискляво затявкала болонка, над площадкой, оглашая пространство пронзительным граем, взлетела стая ворон.
— Вы видели, видели⁈ — возмущённо завопила старушка.
Да, все всё видели, взоры людей были устремлены на Марину и парня. И никто, разумеется, не понимал, какого лешего эта дамочка на него напала. Стоял себе в сторонке, никому не мешал.
А Марина уже не могла остановиться, ярость вытеснила все мысли, кроме одной: «Наказать ублюдка! Наказать, наказать!..» Так же, как она наказывала того наркомана в своих снах. От газа першило в горле, слезились глаза, сердце бешено колотилось. Почти не соображая, что делает, Марина откинула баллончик, вцепилась в монстра, потянув за куртку. Он оскалился, зашипел, сверкая налитыми кровью буркалами. Под его серой кожей точно причудливые черви шевелились и пульсировали тёмные вены. Марина вцепилась ему в волосы, пожалела, что ногти слишком короткие — хотелось в клочья разодрать этой твари морду.
— Я тебя вижу, сволочь! — зарычала Марина и ударила кулаком в челюсть — неумело, но со всей силы. — Я! Тебя! Вижу! — ещё удар, и ещё…
— Отстань от мальчика! — голосила старушка. — Вызовите полицию, полицию!
Ребёнок в коляске орал всё громче, мамаша тщетно пыталась его успокоить. Дети на горке сидели, открыв рты, для них всё происходящее было интереснейшим представлением, о котором они потом долго будут судачить.
Монстр вёл себя совершенно апатично, лишь шипел и скалился. Похоже, прервав связь с ребёнком, он потерялся во времени и пространстве, как бывает с людьми, резко пробудившимися от тяжёлого горячечного сна. Марина била его, а он даже не пытался защищаться.
Ему на помощь пришла старушка. С красным от праведного гнева лицом, она шустро оббежала заборчик и ткнула Марину зонтом в спину.
— Отстань от мальчика!
Болонка, будто вторя хозяйке, заливалась лаем. Один из пацанят на горке захохотал, к нему присоединились остальные дети. У них в руках показались мобильные телефоны — начали снимать. А ребёнок в коляске продолжал реветь, сводя с ума свою мамочку.
Монстр опомнился, задрожал, оттолкнул Марину и рванул прочь — бежал как-то странно, вприпрыжку, словно плохо владея своим телом.
Боевая старушка опять ткнула зонтом.
— Хватит! — заорала Марина, сжав кулаки до боли в костяшках.
Старушка отпрянула. Болонка взвизгнула и прижалась к заборчику, поджав хвост. Марина исподлобья окинула взглядом площадку. Она сейчас ненавидела всех этих людей за то, что они не знают, не видят, не подозревают. И эта старушка, и дети на горке, и мамаша. Они все слепые!
— Полиция уже едет! — старушка погрозила пальцем. — В тюрьму тебя, заразу, посадят! Это надо же чего учудила? На мальчика ни за что, ни про что напала! Все это видели! Все! — она напыжилась и чихнула — в воздухе ещё витали остатки газа.
Марина тряхнула головой. Злость сошла на нет и стыдно вдруг стало за ненависть ко всем этим людям. Нет их вины в том, что они «слепые». Это благо — не видеть, не знать. Благо, которого она сама теперь лишена.
— Полиция с тобой разберётся, — бухтела старуха. — Не в тюрьму тебя надо, а в психушку. Там тебе самое место. Развелось психов, шагу ступить некуда…
Надо уматывать. С полицией разбираться у Марины желания не было. Она развернулась и побежала, ощущая себя мишенью на стрельбище. Черта пересечена, пути назад нет, договор с Семёном нарушен. Ей казалось, что уже сейчас за ней начали следить, чтобы поквитаться.
Глава четвертая
Не было никаких сожалений и сомнений. Как все нормальные люди, Марина сделала в жизни немало ошибок, но, чёрт возьми, считать ошибкой спасение ребёнка она не собиралась. Несмотря на данное Семёну обещание, несмотря на возможные последствия. Вот уже и вечер наступил, а злость до сих пор клокотала, не позволяя страху овладеть сознанием. В голову лезли порождённые чувством справедливости мысли: «Всё это до безобразия неправильно! Должна найтись управа на долбаных монстров, на Семёна и этого хмыря Мамонта!»
Вот только, как и где эту управу найти Марина пока не могла сообразить. Ну в самом-то деле, не идти же в полицию? Если сделает подобную глупость, то палата в психушке ей обеспечена. К тому же, кто знает, возможно и местная полиция тут замешана. Марина никогда не была сторонницей теории заговора, но ситуация буквально подталкивала к излишней подозрительности и недоверию. Примерно так же она себя чувствовала в первые месяцы после клинической смерти. Тогда ей в каждом молодом мужчине виделась угроза, будто каким-то невероятным образом тот торчок смог сбежать из тюрьмы и изменить внешность. В те времена здравый смысл не слишком-то был здравым.
Вот и сейчас он подводил, склонял к параноидальному взгляду на вещи.
Марина выпила уже третью чашку кофе и в очередной раз встала возле окна. Она напряжённо вглядывалась в освещённый фонарями двор, а в голове ширилось и набухало слово «последствия». Злость ещё не прошла, однако её уже начал потихоньку растворять страх. Второй вечер подряд она была как на иголках, впору вместо кофе чай ромашковый пить.
На улице было так спокойно. Обманчиво спокойно. Эти фонари, деревья, автомобили словно бы пытались убедить: в городе всё хорошо, нет повода для беспокойства. Марине хотелось им верить, но не получалось. Она глядела в окно и думала о том, что город отравлен. Где-то там, в тёмных переулках, притаились чудовища, твари, которых просто-напросто не должно существовать, ведь одно из правил нормального мира гласит: монстры бывают только в сказках и в головах психически больных.
— Может, я спятила? — прошептала Марина, обращаясь к своему отражению в стекле.
Затрезвонил домашний телефон и от этого резкого звука у Марины дыхание перехватило. Проклятые нервы! Так и до инфаркта недалеко. Нет, определённо нужно заварить ромашкового чаю. И никакого больше кофе!
Это звонила Таня.
— Хотела узнать, как ты там. Тебе лучше?
— Да, лучше, — ответила Марина. — Те двадцать упаковок аскорбинок, что ты купила, меня исцелили.
— Ирония? Это хорошо. Значит, у тебя действительно всё в порядке. Слушай, Марин, я тут подумала… а давай на днях поедем за город? Как раньше? По лесу прогуляемся, сходим к тому пруду, где мы уток видели. Я фотки сделаю для своего блога. И плевать на погоду, не сахарные, не растаем.
«Ох, не до поездок за город мне сейчас!» — с досадой подумала Марина, но расстраивать сестру отказом очень уж не хотелось. К тому же, у Таньки семь пятниц на неделе, уже завтра она может забыть о всех своих планах, потому что в голову взбредёт что-то поинтересней. Например, Арсен из Москвы.
— Хорошая идея, — согласилась Марина. — У меня завтра смена, как освобожусь, так и обговорим, — и добавила почти бездумно: — Будь осторожна, Тань.
Возникла пауза. Когда Татьяна её нарушила, голос у неё был озадаченный.
— Ты это вообще к чему? Не находишь, что это прозвучало как-то странно. Такие фразы просто так не произносят.
