— Двадцать четыре, — крикнули из дальних рядов.
— Нет, двадцать три, — возразил кто-то из сидящих впереди. Мужчина поднялся. Рубен Каверра, пухлый, всегда улыбающийся толстячок. Но теперь улыбка исчезла с его лица, на нем отражалась только печаль. — Они взяли мою сестру, Рут, так что можете мне поверить.
Вновь шепот, на этот раз выражающий согласие. Мужчины могли бы рассесться по всему залу, но предпочли сесть в тесноте, чтобы чувствовать плечо друг друга. Иной раз и в неудобстве есть свои плюсы, отметил про себя Тиан.
— Мы играли под большой сосной перед домом, когда они пришли, — продолжил Рубин. — С тех пор я каждый год оставлял на дереве зарубку. Даже после того, как ее привезли назад, продолжал оставлять. Сейчас их двадцать три, следовательно, прошло двадцать три года, — с этим он сел.
— Двадцать три или двадцать четыре, разницы нет, — вновь заговорил Тиан. — Те, кто был детьми, когда Волки приходили в последний раз, стали взрослыми, и у них самих уже появились дети. Неплохой урожай для этих мерзавцев, — он помолчал, давая им возможность самим прийти к мысли, которую собирался озвучить. — Если мы позволим этому случиться, если мы позволим Волкам забрать наших детей в Тандерклеп и вернуть рунтами.
— Да что еще мы можем сделать? — в отчаянии воскликнул кто-то из мужчин, сидящих в средних рядах. — Они же нелюди! — и по залу пробежал согласный шепот.
Поднялся один из Мэнни, в темно-синем плаще на худых плечах. Взгляд его мрачных глаз обежал сидящих. Они не были безумными, эти глаза, но Тиану показалось, что и здравомыслия в них немного.
— Выслушайте меня, прошу вас.
— Мы говорим, спасибо, сэй, — ответили ему уважительно, но сдержанно. Появление Мэнни в деревне — явление редкое, а тут пришли целых восемь, толпа. Тиан радовался их приходу. Если у кого-то и возникали сомнения в серьезности ситуации, лучшего подтверждения тому, чем приход Мэнни, просто не могло быть.
Дверь Зала собраний открылась, и через порог переступил еще один мужчина. В длинном черном плаще. Со шрамом на лбу. Никто, включая Тиана, его появления не заметил. Все смотрели на Мэнни.
— Послушайте, что говорит Книга Мэнни: «Когда ангел смерти пролетел над Айджипом, он убил первенца в каждом доме, дверной косяк которого не был помазан кровью жертвенного барашка». Так говорит Книга.
— Да здравствует Книга, — воскликнули остальные Мэнни.
— Может, мы должны поступить также, — продолжил Мэнни-оратор. Голос звучал спокойно, но на лбу яростно пульсировала жила. — Может, эти тридцать дней нам превратить в праздник для тех, кого могут увести, а потом усыпить их, чтобы они заснули вечным сном и окропить землю их кровью. И пусть Волки увезут на восток трупы, если будет у них такое желание.
— Ты безумец, — ответил ему Бенито Кэш, негодующее и одновременно чуть ли не смеясь. — Ты и тебе подобные. Мы не собираемся убивать наших детей!
— А разве те, кто возвращается, лучше мертвых? — спросил Мэнни. — Огромные, бесполезные тела! Пустые, лишенные разума головы!
— Тут ты прав, но как насчет их братьев и сестер? — спросил Воун Эйзенхарт. — Волки берут только одного из близнецов, и вы это знаете.
Поднялся второй Мэнни, с серебристой бородой, лежащей на груди. Первый сел. Старик, звали его Хенчек, оглядел всех, потом посмотрел на Тиана.
— Ты держишь перышко, молодой человек… могу я говорить?
Тиан кивнул, предлагая ему продолжить. Он не видел ничего плохого в многообразии мнений. Пусть высказываются. Потому что не сомневался, что выбирать придется лишь между двумя вариантами: или позволить Волкам, как было всегда, забрать по одному ребенку из каждой пары близнецов, не достигшей совершеннолетия, или вступить с ними в бой. Но для того, чтобы сузить выбор до этих двух вариантов, следовало понять, что все остальные — тупиковые.
Старик заговорил медленно, с печалью в голосе.
— Это ужасная идея, согласен. Но подумайте вот о чем, сэи. Если волки придут и найдут нас бездетными, они, возможно, оставят нас в покое на веки вечные.
— Да, могут оставить, — пробормотал один из мелких фермеров, Джордж Эстрада. — А могут и не оставить. Мэнни-сэй, неужто вы готовы перебить всех детей ради того, что только может быть?
Мужчины одобрительно загудели. Поднялся еще один мелкий фермер, Гарретт Стронг. На грубом, словно вырубленном из камня лице, зло сверкнули глаза. Прежде чем заговорить, он засунул за ремень большие пальцы.
— Лучше убить всех. И себя, и детей.
Хенчеку это предложение не показалось из ряда вон выходящим. Как и остальным семерым Мэнни, сидящих рядком в одинаковых синих плащах.
— Это вариант, — кивнул старик. — Мы готовы его обсуждать, если будет на то согласие остальных, — и сел.
— Я не готов, — пробурчал Гарретт Стронг. — Никто не отрезает себе голову, чтобы не бриться. Слышите меня?
Раздался смех, несколько выкриков: «Будь уверен, слышим и очень хорошо». Гарретт сел, сковывавшее его напряжение спало, он наклонился к Воуну Эйзерхарту, о чем-то зашептался. Еще один ранчер, Диего Адамс, внимательно прислушивался, не сводя с них черных глаз.
Поднялся очередной мелкий фермер, Баки Хавьер. Синие глазки возбужденно сверкали на маленькой головке. Бороденка не могла скрыть практически полного отсутствия подбородка.
— А может, нам на какое-то время уйти? Что, если мы возьмем детей и отправимся на запад? Далеко на запад, до рукава Большой Реки?
Несколько мгновений все молча оценивали эту смелую идею. Западный рукав Уайе находился практически в Срединном мире… где, согласно Энди, недавно появился огромный дворец из зеленого стекла, чтобы через некоторое время исчезнуть. Тиан уже собирался ответить, но его опередил Эбен Тук, хозяин магазина. Тиан этому только порадовался. Он намеревался молчать как можно больше. И высказаться уже после всех.
— Ты чокнулся? — спросил он. — Волки придут, увидят, что нас нет, и сожгут все дотла, фермы и ранчо, посевы и припасы, вершки и корешки. И к чему мы тогда вернемся?
— А если они пойдут за нами? — вставил Джордж Эстрада. — Ты думаешь, нас трудно догнать, таким, как Волки? Они все сожгут, как и говорил Тук, потом догонят нас и все равно заберут детей!
Сидящие в зале одобрительно затопали. Послышались крики: «Дело говорит, дело».
— А кроме того, — Нейл Фарадей поднялся, держа перед собой огромное и грязное сомбреро, — они никогда не берут всех наших детей, — в голосе явственно слышался испуг человека, который хотел оставить все как есть, соглашался на плохое, чтобы не допустить худшего. Тиан аж скрипнул зубами. Такой точки зрения он больше всего и боялся. Покорности судьбе.
