Нечто приближалось. Именно нечто. Не кто-то конкретный, а … Словно некая бестелесная сущность проникла в зал и темной волной накатилась на ряды кандидатов. Накатилась, предвещая.
Мы ждали, но он появился внезапно. Просто возник в проходе, идущий размеренной мягкой походкой. В темном плаще, руки в карманах. И шаги его нарушили ритм моего сердца. Я никогда не встречал человека, который произвел бы на меня такое впечатление, пока я еще не успел заглянуть ему в глаза.
Все застыли, будто загипнотизированные. Он подошел ближе и остановился. Плащ взметнулся темными крыльями, рука взлетела вверх и в сторону – указательный и средний пальцы жестко выпрямлены.
– Ю!!! – это был не просто возглас. Низкий, басовитый рык, швырнувший нас всех на одно колено и заставивший согнуться в поклоне. Никто не объяснял нам, как надо кланяться. Однако все – почти четыре сотни человек – сделали одно и то же движение. Я стоял на колене, глядя в пол, а в голове металась мысль: «Он! Это Он!»
Его звали Чон Ли. Почти как ван-даммовского супротивника. Хотя у него было и нормальное русское имя: Владимир Васильевич Кутузов. А в некоторых других кругах у него был прозвище – Китаец. Инструкторы же называли его просто: Учитель. И он, черт возьми, был Им.
– ЗАЧЕМ ВЫ ПРИШЛИ СЮДА?
Он стоял перед нами, спокойно глядя сквозь. Будто просвечивал кандидатов рентгеном. Он казался огромным. Хотя мы уже поднялись с колен, и многие из нас были выше его ростом.
– ЗАЧЕМ? КТО СКАЖЕТ? ТЫ!
Он ткнул пальцем в одного из парней в первой шеренге. Тот замялся и пробормотал что-то невразумительное. Кутузов поморщился.
– ТЫ! – Он указал на другого. Тот понес что-то про тайну и тому подобное. Этот ответ тоже показался Учителю невнятным. Он начал спрашивать всех по очереди, но никто не мог сказать ничего толкового. В моей голове воцарилась пустота. Я видел, что скоро настанет моя очередь. Вот Он уже совсем рядом… Учитель остановился прямо передо мной и посмотрел в глаза. Но вопроса не задал… Просто посмотрел, кивнул и прошел дальше.
Через одного от меня стоял коренастый крепкий парень. Кутузов остановился перед ним.
– ТЫ!
Парень снова упал на колено, коснувшись ладонью пола.
– ПУТЬ, УЧИТЕЛЬ! ПОКАЖИ МНЕ ПУТЬ!
Кутузов шагнул назад.
– ВСЕ СЛЫШАЛИ? УЧИТЕСЬ! – повернулся и пошел прочь из зала, по пути бросив инструкторам: ОПРОСИТЬ ВСЕХ. КТО НЕ ГОТОВ – ВЫХОД ТАМ! – Его рука снова взлетела, указав на темный проход в трибунах. Нам всем он показался туннелем на тот свет. Бр-р! По спине промчалась волна озноба. А парень, давший правильный ответ, вдруг подмигнул мне, как бы говоря: «Мы-то с тобой знаем!»
Однако мы не знали главного. Для тех, кто готов, выход не был предусмотрен совсем…
* * *
И завертелось. Тренировки, работа, тренировки… Покупка кимоно. Я в одних трусах на кухне помешиваю палочкой жуткое варево в эмалированном тазу. Черная от красителя вода кипит. Одежда ниндзя должна быть темной как ночь… Октябрь. Падает первый снег. Стройплощадка, освещенная прожекторами. Я таскаю кирпичи. Бегу в валенках по краю стены. Слева – обрыв высотой в девять этажей. Справа внизу, в полутора метрах – подмости. На них, матерясь, суетится стропальщик Валера. «Куда! Мать твою! Куда майнуешь?![12]» – орет он крановщице. Тренькает звонок крана. Подмости скрипят под тяжестью банки[13] с раствором. «Вира!!!» Белые хлопья снега оседают на Валеркином подшлемнике. Звон строп и вой электромоторов. Пустые банки уносятся вверх. Работа… А вечером – в зал. Я несусь в валенках по краю девятиэтажной пропасти и понимаю, что счастлив…
Удельная. Ларьки, торгующие всякой всячиной. «Хочешь, познакомлю с классной девчонкой?» – спрашивает Олег. В его светлых глазах хитрый блеск. Я киваю: «Конечно!» Впрочем, в положительный результат что-то не верится. Но Олег хватает меня за локоть и тащит к одному из ларьков. Они напористые, эти карелы. В ларьке – цветы и мандарины. Такой вот набор. Их продает симпатичная девушка в спортивном костюме. Темно-каштановые волосы. Волевой подбородок. Что-то неуловимо восточное в очертаниях лица. «Знакомьтесь, – говорит Олег, – это Света». – «Игорь», – я исполняю шутовской поклон. Девушка улыбается…
Глава 3
Санкт-Петербург. Декабрь 1991 г
– А-ах! – Судорожный вдох. Я рывком сел в постели. Лунный свет заливал комнату льдистым призрачным серебром. Тренога мольберта казалась кошмарным насекомым, порожденным бредом больного воображения. Холодные лучи стекали с подвесок люстры. Тишина. Нет, на кухне капает вода. Надо завернуть кран.
Я спустил ноги на пол и стал нашаривать тапочки. Светящийся циферблат часов утверждал, что сейчас – полчетвертого ночи. Проклятие, что же мне снилось? Я с силой потер ладонями лицо и удивленно уставился на мокрые ладони. Атас! Да я плакал во сне! Вот откуда ком в горле… Пощупал подушку. Мокрая. Ни фига себе! Воровато оглянулся. Нет. Светка спит. Сбросила одеяло, и холодные лунные блики лежат на высокой груди. Я немного посидел, разглядывая спящую. Красивая у меня все-таки женщина. Как мечта. Правда, безбашенная, с темпераментом. Но это пока не мешало…
– Кап-кап! – кран на кухне. Да. Надо закрыть. Я встал и босиком прошлепал в коридор. Черт с ними, с тапочками. Кухня встретила меня тихим урчанием холодильника. Справившись с краном, я выудил из холодильника пакет с апельсиновым соком. Набулькал себе с полстакана и с наслаждением выпил.
Что же такое со мной? С чего бы это мне рыдать в подушку, как девица? В последний раз я делал нечто подобное еще в начальной школе… Что же снилось? Что-то серьезное. Раз ниндзя, которому по определению не подобает рыдать… И тут я вспомнил.
Это было поле битвы, переполненное воинами в странных доспехах. Долина, стиснутая склонами гор, и крепость, запирающая долину. Все пространство между горами усеивал сплошной ковер трупов. Что-то жирно горело у ворот крепости, и над ее серыми стенами тоже поднимался дым. Битва закончилась, но оставшиеся в живых…
Это была даже не паника. Какой-то массовый психоз. Люди в забрызганных кровью измятых доспехах выли как волки, сбившись в беспорядочную толпу в центре долины. Лезли друг на друга, будто стараясь пробраться к середине и увидеть что-то находящееся там. Тяжкий стон стоял над полем. Беспредельное, физически ощутимое отчаяние и боль рвали душу на части. Какой-то гигант в черной броне, дико крича, сорвал с себя панцирь и вонзил себе в сердце меч. Кто-то, обезумев, принялся рубить соседей. Те падали, даже не думая о защите. Затем кто-то вонзил кинжал в грудь безумца. Это показалось мне актом милосердия… Потом что-то изменилось. Безумие отхлынуло, и люди стали потерянно разбредаться в стороны. Кто-то падал, не в силах сдвинуться с места. Кто-то стоял обнявшись. Бородатые лица, залитые слезами.