– Ты что? – спросил он шёпотом. – Заметут!
– Эх, Толян, – вздохнул Вадим. – Говорил же: кончай бояться – подумай о душе!.. А ты всё о пузе печёшься. – Он снова прикрыл оружие. – Ладно, какие новости?
– Новостей-то хватает, – ответил лабуправ, переведя дух. – Оросьев заделался главным режимником, как ты и предрекал.
– Ну, тут не надо быть семи пядей!..
– Асеньку забрал к себе – секретаркой. Нонну пока оставил.
– Стукачкой – взамен себя? – Вадим хмыкнул. – Обеих, значит, пристроил, не мелочась… А что Никита, всё правду ищет?
– Вроде накушался уже, потух. Вообще после службы никто не дёргается, всем хватает тивишника. И, знаешь, программы впрямь стали лучше: раньше смотрел с разбором, теперь – подряд.
– Может, адаптируешься – а, пузан? – предположил Вадим. – Падает планка-то?
– Разве у меня одного?
– В том и беда, – буркнул Вадим. – Довели людей сериалы! Прежде потребляли концентрат, какой-никакой, нынче – кашку, размазанную по блюду. Сделать из Дюма тягомотину – это ж суметь!.. – Он осклабился, точно крутарь: – У вас не отобрали ещё последние лампы? Для освещения сойдут и тивишники. Из всей техники только они остались.
– Ну почему? – возразил лабуправ. – А водопровод?
– Действительно, роскошь! И зачем он, если медовухи полно?
Вадим повёл носом: непохоже, чтобы Толян транжирил воду. Раньше-то он был чистюлей, несмотря на потливость. Но потрепаться любил всегда – «находка для шпиона». И, кажется, за последние дни его зарядили лояльностью по макушку!
– Обстановка нагнетается с каждым днём, – чесал Толян как по-писаному. – Погоды портятся, крутари вконец распоясались, кольцо блокады сжимается… Ну не даёт врагам покоя наша свобода!
– Это у вас-то свобода? – изумился Вадим. – «Шаг в сторону – считается побег»!.. Всё ищешь виновных на стороне?
– Так работой же завалили, вздохнуть некогда!.. Думаешь, спроста? Говорят, на Крепость готовят налёт. То ли крутари, то ли федералы, то ли вместе. И что тогда: всех под ружьё? Стар я уже сабелькой махать и в окопе не помещусь. Ты-то слинял, а у меня дети…
– Бедненький, ещё заплачь! – фыркнул Вадим. – Конечно, и я «лежачий камень», но, по крайней мере, не нытик. А уж как вы жалеете себя – другим тут делать нечего!..
После крутарей, зубами выцарапающими у судьбы потребные блага, его стало раздражать обычное безволие крепостных, больше похожее на инфантильность. Эти хиляки даже не гребут сами, но дрейфуют, куда течением несёт, а из всякой ерунды делают неодолимое препятствие!
– И от маргиналов житья не стало, – прибавил Толян. – К помойке не подойти: всё время кто-то копается, иногда по нескольку, – даже боязно, вдруг набросятся!.. Как бездомные псы, ей-богу. Вот не думал, что на наших отходах сможет прокормиться столько народу!
У него даже интонации переменились, сделались жалостливыми и плаксивыми, как у профессионального нищего. «Господа, подайте что-нибудь бывшему депутату Государственной думы…»
– Вообще, жизнь становится непонятней. Хотел с тобой потолковать, да где ж тебя сыщешь!..
– А позвонить было трудно? – спросил Вадим. – Я ж оставлял номер. Что ты так боишься трубок – током, что ли, шибануло?
– Это же номер порта, – возмутился лабуправ. – Мало меня шпыняют!..
– По-твоему, это самое страшное сейчас? Толян, ты хоть оглядываешься окрест!.. Когда придут тебя свежевать, что им скажешь: «Я не звонил в порт»?
– Типун тебе!..
– Смотри! – сказал Вадим. – Моё дело: прокукарекать. – Он помолчал, с сожалением разглядывая Толяна. – Ладно, вернёмся к новостям… Оросьев, значит, взлетел. Кто ещё?
– Зато Управителя не видно – задвинули напрочь! Ныне тут правит отец Марк.
А об этом предупреждал Гога-системщик, «матёрый человечище» кавказских кровей. Кажется, пошла в ход дублирующая пирамида. Сколько ж «отцов» в губернии? Марк-то ещё низшее звено – так сказать, приходской священник. Неужто у них такая же иерархия, как у Шершней, – вот смеху-то!..
– Папа! – воззвал Вадим, скривив лицо. – Наконец ты к нам пришёл!
Толян опять посмотрел на него с испугом, затем огляделся: не слышит ли кто? Да что ж они такие робкие!..
– А куда все девались? – спросил Вадим. – Для обеда вроде рано.
– Так в молельном же зале!.. Третьего дня посещение проповедей вменили в обязанность. Верующий ли, нет, а присутствовать должен.
– Что, сам и проводит? – небрежно спросил Вадим. – Максик-то.
– Ну зачем… Мало у нас говорунов? Та же Ираида, к примеру, бывшая его секретарка, – шпарит, как заводная. Или Оросьев – этому только дай!.. А Макс возникает ближе к ночи, и то не каждый день, – в главке ошивается или ещё где.
– И как вам новый боженька? Наверное, тоже меняется, становится всё грозней – как наши Главы. И сотворили Господа по своему подобию!..
– Чур меня! – совсем испугался Толян. – Хотя бы Бога не замай… Кстати! – вспомнил он, обрадовавшись поводу сменить тему. – Тебе ж звонили – перед самым собранием.
По совместительству лабуправ служил тут телефонным диспетчером. Хотя теперь это стало нехлопотно – откуда звонить-то? В общагах трубки сохранились только у домовых, на улицах будки давно порушили.
– Кто? – спросил Вадим.
– «Итак, она звалась» Оксаной, – подмигивая, сообщил толстяк. – Будет ждать у общаги.
– Во сколько?
– Я так понял, пока не придёшь.
– Ч-чёрт… Кто-нибудь ещё это слышал?
– Ну… кажется, Нонна.
– Ч-чёрт, – снова сказал он. – Пся крэв!.. И там она же? – Вадим кивнул на свой закуток.
– Угу.
– Чёрт! – в третий раз выдал он и поднялся.
– Э-э… Куда? – заволновался лабуправ. – Ну постой, Вадик, так же нельзя! Раз пришёл, я должен тебя задержать – до выяснения. У меня инструкции!..
– Может, и силу применить? – спросил Вадим. – Толян, ты чего?
– Может, и силу, – подтвердил лабуправ, кряхтя от неловкости. – А ты как думал? Мне ж отвечать!
И принялся строить знаки двум камикадзе, пристёгнутым к приборам. Неуверенно переглядываясь, те стали подниматься.
– Это и раньше б не вышло, – возразил Вадим. – Даже если забыть о стволе.
Не напрягаясь, одними пальцами, он оторвал от пола тяжёлый стол, подержал с пяток секунд. Затем вздохнул и добавил:
– Что с вами, парни? Распустились без меня. Всего неделю не был!..
– Вадя, а чего ж делать? – проникновенно спросил Толян. – Тебе-то хорошо – одному. А у меня семья и обязательства. Я не могу вытворять, что хочу.
– Ещё и обязательства, – хмыкнул Вадим, качая головой. – По-моему, это ещё ниже долга, не говоря о чести. А уж до совести тут!..
– Сам же говорил: нельзя требовать от людей святости, – напомнил толстун. – Это безнравственно!
– Слишком ты себя жалеешь, – сказал Вадим. – И потому жалеть тебя не хочется.
