Мишель отбросила эти мысли. Ей оставалось попрощаться еще с одним человеком.
Джоах стоял неподалеку, переминаясь с ноги на ногу, сжимая в руке черный посох из дерева пои. Мишель нахмурилась при виде этой кривой палки. В последние дни мальчик, похоже, повсюду носил этот гадкий талисман. И все же Мишель подошла к племяннику и быстро обняла его, стараясь не прикасаться к посоху. Каждый раз, когда Мишель приближалась к этому талисману, у нее мурашки бежали по коже. Ей не нравилось, что Джоаху вдруг так полюбилась эта игрушка.
— Ты бы лучше держал эту… эту штуку подальше, — попросила она, кивнув. — Она приносит несчастье.
Джоах спрятал посох за спину.
— Но это трофей, доставшийся нам после победы над темным магом Грешюмом. Как же он может приносить несчастье?
— Очень просто, — нахмурившись, воительница повернулась к своему коню — пегому жеребцу.
В стороне от него сидел на задних лапах ее спутник, стараясь, чтобы его запах не пугал коня. И все же при приближении Мишель пегий слегка переступил, явно встревоженный близостью громадного лесного волка. Мишель натянула повод.
— Ну, хватит. Успокойся.
Поскольку Фардайл отправлялся с ними, коню необходимо было привыкнуть к присутствию волка.
Фардайл потянулся и встал, показывая, что готов в путь. В янтарных глазах с вертикальными зрачками сияла радость, говорившая об его истинной природе — природе оборотня. Мишель добровольно приняла человеческую форму, навсегда отказавшись от облика волка, но у Фардайла подобного выбора не было. В нынешнем облике, так же как и его брата-близнеца Могвида — в человеческом, Фардайла удерживало проклятье. Они с братом ушли из леса Западных склонов в поисках лекарства от этой болезни, и на пути к Алоа Глен встретились с ведьмой.
Похоже, город на затонувшем острове притягивал к себе всех и каждого, хотя и по разным причинам.
Мишель вскочила в седло и обернулась к остальным.
— Если все будет хорошо, я вернусь раньше, чем взойдет новая луна. Если нет… — она пожала плечами и повернулась к дороге, лежавшей перед ней. Ей не нужно было заканчивать фразу: «Если я не вернусь в течение шести дней, значит, меня либо захватили в плен, либо убили».
— Будь осторожна, тетушка Ми! — крикнула Елена ей вслед.
Мишель подняла руку в жесте прощального салюта. Потом щелчком языка велела жеребцу трогаться с места, и он направился к прибрежной дороге. Волк бежал в стороне, на расстоянии длины нескольких лошадиных тел, скользя в луговой траве, словно черная акула в толще зеленых вод. Мишель больше не оглядывалась.
Скоро лошадь и волк обогнули высокий утес, и дом пропал из виду. Мишель слегка расслабилась в седле. Ее истинным домом была дорога. Волк бежал рядом, но ей казалось, что она одна. Большую часть своей жизни она путешествовала по землям Аласии, разыскивая людей, что обладали даром стихийной магии. Это была суровая, одинокая жизнь, но Мишель к ней привыкла. Меч и конь — вот и все, больше она нив ком не нуждалась.
Женщина-воин отбросила тревоги и отдалась легкой походке коня, возвращаясь к старым привычкам. Дорога, изъезженная повозками, вилась среди сосновых и кипарисовых рощ. Порой из-под копыт во все стороны бросались стада маленьких рыжих коз. Больше никого на дороге не было.
Она собиралась к вечеру доехать до прибрежного поселка Грэймарш. Оттуда к вечеру следующего дня без труда можно было добраться до Порт Роула.
День легкими шагами продолжал свой путь вместе с ними. На дороге по-прежнему никого не было. Постепенно полуденный жар уступил вечерним ветеркам, и ехать стало приятнее. Солнце спустилось к горизонту быстрее, чем Мишель ожидала, и, если у нее была точная карта, до Грэймарша оставалось не более пары миль. День удался.
Вдоль дороги громоздились утесы, покрытые лесами. Холмы стали немного круче. Внезапно слева раздалось низкое рычание. Фардайл подбежал к дороге. Мишель остановила жеребца. Сайлуранский волк мог говорить с другими оборотнями мысленно, глядя им в глаза; но Мишель больше не могла разговаривать таким образом. Единственным известным ей человеком, говорившем на сайлуранском языке, была Елена — еще один дар кровавой магии. Волк опять зарычал и обернулся к дороге, уходившей в лес.
— Кто-то идет? — спросила Мишель.
Волк кивнул.
— Опасность?
Фардайл настороженно захныкал. Он не был уверен, что ожидающая их встреча опасна, но предупреждал Мишель, чтобы та была осторожна.
Мишель щелкнула языком, подавая сигнал коню, и двинулась вперед. Она слегка сдвинулась в седле, так, чтобы в любую минуту мгновенно вытащить мечи. Волка опять не было видно, он прятался среди деревьев, чтобы в случае атаки неожиданно напасть на противника. Краем глаза Мишель смотрела, не видно ли где волка. Раньше она без труда заметила бы его пятнистую шкуру, но сейчас громадный зверь словно растаял в воздухе. Ни одна веточка не шевелилась, ни одна тень не двигалась.
Мишель услышала впереди негромкое пение. Она проехала поворот. За поворотом, среди густых деревьев, насколько хватало глаз, дорога шла совершенно прямо. Тот, кто пел, стоял справа от дороги, наполовину скрытый густыми ветвями старого, побитого ветрами кипариса. Незнакомый путешественник не обратил на появление Мишель никакого внимания и продолжал негромко петь древнюю балладу на неизвестном языке.
Он был закутан в пестрый плащ, сшитый, похоже, из разноцветных лоскутков, и непонятно было, мужчина это или женщина. Мишель огляделась. Похоже, вокруг больше никого. Когда конь Мишель подошел к певцу, медленно переступая копытами по слежавшейся грязи, певец изменил мелодический ритм — настолько искусно, что, казалось, теперь стук копыт вплетался в музыку.
Подъехав поближе, Мишель приветственно подняла руку, демонстрируя свои мирные намерения. Певец по-прежнему не обращал на нее внимания, просто продолжал петь свою зачаровывающую песню. Оказавшись рядом Мишель должна была бы понять, кто это: мужчина или женщина, молодой или старый, угроза или друг. Но лицо певца закрывал лоскутный капюшон, и кожа его была полностью скрыта пестрым одеянием.
— Эй, путешественник, — обратилась к нему Мишель. — Какие новости впереди на дороге?
Это было обычное дорожное приветствие почти во всех землях Аласии, приглашение обменяться дорожными новостями, сплетнями и известиями об опасности.
Но незнакомец продолжал петь. Только мелодия опять изменилась. Стала медленной и глухой, словно голос ушел куда-то далеко-далеко отсюда. Но почему-то от этого Мишель только острее стала чувствовать звучание песни. Ее как будто притягивала каждая нота, и она изо всех сил пыталась понять смысл незнакомых слов. И когда песня наконец закончилась, Мишель могла бы поклясться, что она сумела разобрать три слова, произнесенных тихим шепотом: «Найди моих детей…»
