С южной стороны Перспективы есть маленький пристрой, туда ведет лесенка. Мои апартаменты отделаны зеленым, бронзовым и белым в соответствии со всеми моими схемами. Тут есть все, что нужно современной девушке: видео - и аудиомагнитофоны, плейер, парикмахерский узел, полные шкафы одежды, оригинальные украшения, игры, книги. Правда, здесь нет балконов, так что чаще я бываю в Перспективе.
Когда я приблизилась к пианино, которое теперь отсвечивало серо-лиловым, в комнату вошла мать. На ней был павлиний костюм с высоким воротником, стоящим над головой, будто распущенный веер хвоста. Вероятно, она собралась уходить.
– Иди ко мне, дорогая, - сказала мать.
Я подошла и мать обняла меня. Окунувшись в волшебный запах "Лаверте", я почувствовала себя в безопасности. Потом она ослабила объятия, но продолжала удерживать меня, улыбаясь. Мать выглядела прекрасно, ее зеленые глаза были похожи на крыжовник.
– Ты поддержала Египтию, дорогая?
– Я хотела было. Мама, мне надо тебе кое-что рассказать, может быть, ты что-нибудь посоветуешь.
– Милая, я опаздываю. Мне хотелось увидеть тебя перед уходом. Ты можешь рассказать быстро?
– Нет... вряд ли... не думаю...
– Тогда расскажешь завтра, хорошо, Джейн?
– Ну, мама, - захныкала я, снова принимаясь плакать.
– Дорогая, я же говорила тебе, что делать, когда я не могу побыть с тобой. Возьми чистую пленку и запиши, что случилось, представляя, будто, я сижу рядом и держу тебя за руку. А завтра я ее послушаю, и мы все обсудим.
– Мама...
– Дорогая, - сказала она, легонько встряхивая меня, - но мне правда нужно уходить.
– Куда? - вяло поинтересовалась я.
– На обед, о котором я тебе говорила.
– Не помню.
– Потому что не хочешь помнить. Отпусти мой рукав, Джейн. Ты умная, способная, я же приучила тебя думать самостоятельно.
– И говорить с тобой.
– Мы и поговорим. Завтра.
В младенчестве она брала меня с собой всюду, но только я немного подросла, она стала оставлять меня одну, ведь моя мать - очень занятая женщина, она специалист в парфюмерии и знаток драгоценных камней, она теолог и оратор - может читать лекции в аудитории любого уровня. И когда она уходила от меня, я никогда не могла сдержать слез. А теперь и подавно.
– Ступай, Джейн, - сказала мать, целуя меня в лоб. - Тебе нужно принять ванну, одеться и накраситься. Позвони Джейсону или Дэвидиду, ты тоже можешь пойти к кому-нибудь на обед.
– Дэвидид на экваторе.
– Да ну! Надеюсь, его предупредили, что там бывает жарко.
– Закопался по уши в свой ил, - сказала я, выходя вместе с матерью из комнаты. - Знаешь, мама, я, наверное, лучше лягу спать.
– Это уже тревожно, - мать взглянула на меня, держа длинный бирюзовый ноготь на кнопке лифта. - Дорогая, пока ты не завела себе любовника, ты регулярно мастурбируешь, как я тебе советовала?
Я покраснела, хотя прекрасно понимала, что краснеть в данном случае глупо.
– Ну... да.
– Твой физический тип свидетельствует о высоком сексуальном развитии, но тело должно познать само себя. Ты это понимаешь?
– Ну... да.
– До свидания, дорогая, - сказала мать, когда лифт, словно клетка с павлином, начал опускаться вниз.
– До свидания, мама.
В наступившей тишине я смогла уловить лишь шум белого шевроле, отъехавшего от стальных опор. Можно было видеть мерцание его огоньков, когда он уносился в темноту.
Я заснула прямо в ванне. Разбудил меня звонок видеотелефона, стоявшего здесь же, в ванной комнате. Я отключила изображение и сняла трубку. Это была Египтия.
– Джейн! Джейн! Меня приняли! Судя по шуму, звонила она с вечеринки.
– Куда? - не поняла я спросонья.
– Не глупи. Труппа театра Конкордасис. Я им понравилась. Как будто мы всегда друг друга знали. Я уже заплатила взнос, и закатила вечеринку в "Садах Вавилона". Шикарная вечеринка. Шампанское льется рекой прямо на веранду.
Я вспомнила совет матери.
– Может, мне присоединиться?
– Ну... - голос Египтии сразу стал сдержаннее. Я не хотела никуда идти. Ванна остыла, настроение подавленное, но мать считала, что так будет лучше.
– Видишь ли, по правде говоря, эта вечеринка не в твоем вкусе, заговорила Египтия.
Тем более я должна пойти. Почему Египтия зовет меня только тогда, когда это нужно ей? Стыдится она меня, что ли? Что-то заставило меня сказать самой себе: "Я так не согласна. Я не могу оставаться одна."
Иногда я добиваюсь желаемого, подражая голосу и интонациям Египтии. Я поняла, что раньше делала это интуитивно, бессознательно, а теперь намеренно. Я не хотела идти на вечеринку, но не желала и сидеть в одиночестве.
– Мне так плохо, Египтия. Тот человек на Большой лестнице меня так расстроил, что я не могла пойти с тобой. Я боялась за тебя.
– Да, - вздохнула Египтия. Я представила, как она закатила глаза, вновь переживая все это.
– Египтия, я хочу прийти на вечеринку и увидеть тебя. Убедиться, что ты счастлива. Что с тобой все в порядке.
– Я в третьем ярусе, под одним из навесов...
Наверное, Египтия оплачивает вечеринку, вся эта труппа гуляет за ее счет, она ведь сейчас в состоянии эйфории. Зачем мне туда идти?
Но произошло что-то очень необычное. Я стала торопиться. Из ванны прямо в гардероб. Даже напевать начала, пока на вспомнила, на что похоже мое пение. Натянув зеленое белье и зеленое платье, я на миг остановилась, глядя на свои широкие бедра. Мне вовсе не нравился тип Венеры Медийской. Однажды подвыпивший Кловис сказал, что я похожа на мальчика. - "Но ведь я Венера Медийская". - Кловис пожал плечами. Может быть, все дело в лице, оно у меня почти овальное, только заострен подбородок с едва заметной ямочкой посередине.
Я попыталась самостоятельно уложить волосы, но безуспешно, и пришлось их снова расчесать. Потом я накрасилась, напудрилась, и, наконец, стала выглядеть гораздо старше и представительней. Мне иногда говорили, что я хорошенькая, но уверенности у меня в этом не было. Мне хотелось быть кем-то другим, а не собой.
По телефону я вызвала такси и в девять часов отправилась в город. По вечерам он поражает воображение - здания кажутся составленными из тысяч кубиков света, которых становится все больше и больше по мере наступления темноты. По дорогам шумно проносятся роскошные машины, выбрасывая розовый дым. Я возбуждена. Я рада, что возвращаюсь.
Чувствуя себя двадцатипятилетней, я расплатилась и ступила на движущуюся лестницу, которая понесла меня в "Вавилон"; внизу мелькала поросшая мхом земля, вверху - неоновые гирлянды, горящие изумрудным светом.
Стоял тихий осенний вечер. Под навесом, где праздновала Египтия, все сияло от яркого света, а может быть, такое впечатление создавал яркий, вызывающий макияж каждого из присутствующих.
