И, подняв рукав, продемонстрировал что-то, плотно закутанное в тонкую серебряную фольгу ручной ковки, что-то похожее на широкий браслет.
Гердер повернул голову к Аир и уперся в нее тяжелым взглядом, который мог бы показаться одновременно и пронизывающим, и холодно любопытствующим.
— Я не вижу, на самом деле, — оправдывалась она перед ним. — Я просто почувствовала.
— Как бы там ни было, в способностях моей жены мы убедились, — отмахнулся Хельд. — Я, впрочем, уже говорил. Давай сюда, Тагель.
Смуглый рейнджер аккуратно развернул фольгу и подал предводителю изящное украшение — двойная полоса цепочки и подвеска, — которое можно было носить и на шее, и на руке. Хельд повертел, показал супруге — для нее этот предмет мягко и очень приятно искрился голубоватым и синим — и повесил на шею.
— Ладно, что ему нужно?
— Книги. Он не сказал, сколько штук, объяснил, что не знает. Он сказал, они все большие, тяжелые, переплетены в черную кожу с серебряной оковкой и помечены знаком пирамидки. И даже нарисовал ее, будто я не знаю, как пирамидка выглядит…
— Не отвлекайся.
— Да. Сказал, они содержались в столичной библиотеке. Нарисовал приблизительный план и предупредил, что идти надо прямо к библиотеке, по столице не гулять, поскольку там фон очень сильный, ни на что не похожий, и можно быстро свихнуться, заблудиться, словом, там и остаться. Идти прямо туда, не сворачивать, а потом быстро обратно. Он сказал, что от фона будет плохо, можно даже заболеть, но пообещал, что поможет избавиться от этого, обязательно, и всех вылечит, когда мы вернемся. Он из сильных.
— Из известных?
— Вален Рутао Седьмой.
— Академист, — проворчал Гердер.
— Это серьезно, — ответил ему Хельд и кивнул. — Хорошо. Что насчет самих книг?
— Он сказал, они должны быть неактивны, но на всякий случай дал фольги. Вот там у меня в сумке. Все упаковано, не сомневайся.
— Сколько он обещает?
— Вот тут заключено самое важное! — Тагель поднял палец. — Только постарайтесь не упасть. Я совершенно серьезно…
— Ладно тебе, Тагель, — проворчал Фроун. — Говори уже.
— Тысячу королевских фунтов.
— Сколько? — негромко переспросил Ридо.
— Тысячу. Золотом.
Все немного помолчали, а Аир просто онемела. Для нее фунт золота был суммой ошеломляюще огромной, недостижимой, целая куча денег, которая никогда в ее руки не попадет. За фунт золота можно было, наверное, целую деревню купить… Правда, только в их краях, на границе с Пустошью, где земля дешевая… Но все равно много. А тут тысяча. И числа-то такого она себе не представляла…
— Значит, эти книги ему здорово нужны, — сказал Хельд.
— Но ведь это в столице!
— Да за такие деньги можно и в столицу.
Покосившись на Аир, которая ничего не понимала, Ридо с удовольствием ей объяснил, что столица, то есть бывшая столица Империи, город Белый Лотос, находится где-то в самом сердце Пустошей, в самой опасной их части, что там сильный магический фон, много нечисти, нежить… Словом, уйма «удовольствий», и еще чуть ли не на каждом шагу встречаются магические ловушки. Туда рейнджеры не ходят, это очень опасно, но, говорят, да и простая логика должна подсказать, что как раз там-то сохранилось больше всего ценностей и много чародейских вещиц. Без магической поддержки туда нечего и соваться, но маги там не пройдут, потому что на них почему-то нечисть кидается в первую очередь, а рейнджеров-магов не бывает.
— Потому, когда собираешься в Пустоши, с собой нельзя брать никаких артефактов, кроме защитных, да и то не всяких, потому что иначе твари эти как насядут — двинуться не сможешь.
— Этот артефакт какой-то особенный, разработанный с учетом всех тамошних особенностей, — вставил Тагель. — Маг меня заверял клятвенно.
— А ты не узнал у него, случайно, какая мы по счету команда отправляемая с его заданием? — внезапно спросил Хельд.
— Спросил, — вздохнул Тагель.
— И которая?
— Седьмая, — произнес он в полной тишине. — Насколько я понял, не считая тех трех, которые отправились без магической поддержки. Они не вернулись.
— А сколько из семерых не вернулось?
— Три. Остальные команды вернулись с полпути. Да, там был еще один одиночка. Он не прошел больше, чем треть.
— Кто?
— Тандо.
— М-да, — протянул Гердер. — Он хороший рейнджер.
— Серьезный, — согласился Ридо.
— Ну что? — Хельд обвел всех взглядом. — Беремся?
— Беремся, — подумав, ответил Гердер, и остальные молча с ним согласились.
— Ну, вот и хорошо, — с облегчением вздохнул Тагель.
Аир и Хельд легли под одним одеялом, но в стороне от компании. «Вам, должно быть, отдельную палатку надо ставить, верно?» — пошутил Тагель, на что предводитель ответил словами, которых Аир не поняла, да и не старалась — они были, в конце концов, предназначены не ей. Она улеглась на подстеленный Хельдом плащ и, подождав, пока он тоже ляжет, прижалась. Прижиматься к мужу было приятно.
— Ты чего? — прошептал он, поворачиваясь к ней.
— Как — что? — опешила она.
Он помолчал.
— А-а… Знаешь, солнышко, я думаю, пока рано. А?
— Но почему? Это же брачная ночь.
— Тебе только пятнадцать, милая. В таком возрасте рано рожать. Давай отложим на пару годиков? Или хоть на годик. Для тебя так будет лучше. Ты же еще девочка, не сможешь понять, насколько это приятно. Будет одно огорчение.
— Но я уже девушка. — Она покраснела.
— Я понимаю. Но это не значит, что ты готова. Надо подождать, — в голосе его проскользнули нотки властности.
— Значит, ты… — Аир не договорила и снова покраснела, сама стесняясь этого.
— Вот чего ты боишься. — Он мягко обнял ее и привлек к себе. — Не надо. Ты еще не знаешь, что такое Пустоши. Рейнджеры не изменяют женам. Им это просто не надо. Потом ты поймешь. Ну, в конце концов, если это для тебя так важно, я постараюсь по возвращении раздобыть у этого мага… как его там, Вален Рутао… постараюсь раздобыть у него такой магический предмет… Один артефакт. Ну, словом, чтоб пока у нас не было детей. Я ни в коем случае не позволю тебе умереть от родов.
— Потому что я ред? — улыбнулась она, прижимаясь к мужу.
— Глупышка. Потому что ты моя жена.
Село, о котором говорил Хельд, оказалось большим, около ста домов, причем добрая половина из них была именно домами, а не землянками — добротные, сложенные из бревен, и было в каждом из них по два этажа — рабочий и жилой — не меньше. Аир оглядывалась в изумлении, таких строений она прежде не видела, потому что отец никогда не брал ее на ярмарку. В их деревне не строили таких потому, что, во-первых, дома приходилось слишком часто перестраивать — бывало, что и два раза за год на село нападала живая плесень, она не была опасна для человека, но все постройки аккуратно ровняла с землей, а во-вторых, это требовало слишком много времени. И какого времени! Бревенчатый дом ставился «от дождей до дождей», то есть летом, в самую страду. Если промедлить и дождаться осени, то можно разбирать недостроенное и пускать на дрова — весной оно уже никуда не будет годиться. А на границе Пустошей дорога каждая минута, которую можно пустить на укрепление своего благосостояния, на работу в поле или огороде.
