— Потерпим чуток, Шагалан. Полагаю, едва гость выйдет, как тотчас развеет сомнения. Следом зайдешь ты.
Ждать пришлось изрядно. Наконец одна из створок дверей, скрипнув, приоткрылась, показался священник. Весь взъерошенный, растерянный и даже испуганный, то и дело отирая с лица пот, он невидящими глазами озирался вокруг. Кане и Шагалан многозначительно переглянулись.
— Дайсар! — позвал хардай негромко. — Вы со Скохой проводите святого отца до самой деревни. Время уже слишком позднее для одиноких путников.
Еще больше понизив голос, добавил:
— Возьмите у Беронбоса пару золотых на пожертвования. И постарайтесь по дороге убедить церковника в своем глубинном тяготении к вере предков. Она пробивается в ваших душах сквозь все чары и заблуждения воспитателей, ясно? Только сыграйте искренне, вдохновенно. Пускай теперь почувствует себя миссионером…
Когда Шагалан вновь подошел к ложу Иигуира, то понял, что развязка близка. Старик часто, с хрипом хватал ртом воздух и никак не мог отдышаться, на пепельно-серой коже натужной паутиной вздулись вены, пена на губах стала розовой.
— Плохой знак, — прошептал Кане, наклонившись. — Боюсь, зреет очередной приступ, который он едва ли перенесет. Если вдобавок пойдет кровь горлом, то…
Юноша опустился на пол у изголовья. Сзади, еле слышно ворча, Гош возился с опахалом, а Ринара, устроившись по другую сторону ложа, вытирала лицо и грудь умирающего. В этот момент взгляд Иигуиpa, до того воспаленно-блуждающий, внезапно обрел прежнюю ясность.
— Ванг! — голос был глухим и хриплым. Шагалан даже не сразу понял, что прозвучало его имя.
— Я здесь, учитель.
— Слушай меня, сынок… — Старик с трудом подыскивал паузы между волнами удушья. — Тебе с друзьями завершать начатое… Я уже, сдается… не поднимусь… Вам карать злодеев… освобождать страну… Жалею лишь, не довелось… самому обратно… Не вовремя истекает отпущенный… Помните, вы — гердонезцы, и… и родина ждет вашей помощи… Воздух горит… Да хранит вас… хранит вас Бог…
Какое-то движение на секунду отвлекло Шагалана. Повинуясь жесту Ринары, к ложу подступил мастер Кане. Девушка молча показала ему полотенце, которым только что протирала губы Иигуира, — на влажной светлой ткани отчетливо расплывались алые пятна…
Шагалан медленно брел по прибрежному песку. Теплая пена резвилась вокруг босых ног. Освеженный грянувшим накануне ливнем, воздух струился в солнечных лучах. Несколько чаек деловито расхаживали по пляжу, нимало не пугаясь соседства человека. Чудилось, они своими крошечными мозгами поняли, что, погруженный в свои мысли, тот не обращал на окружающее никакого внимания.
Бентанор Иигуир умер на самом исходе той тяжелой ночи. День лагерь провел в звенящем, отчаянном молчании. Ни занятий, ни тренировок. Не произнося ни слова, люди точно призраки слонялись с места на место, то сбиваясь в беззвучные группы, то рассыпаясь поодиночке. После нескольких таких бесцельных перемещений они снова и снова возвращались в Зал Собраний, дабы постоять у тела учителя. Величественное лицо старца застыло в умиротворении и покое, тревоги суетного существования теперь переходили на плечи его воспитанников. Минута-две у смертного одра, и люди опять отправлялись в свои странные путешествия, чтобы затем снова сюда вернуться. Получался бесконечный поток, непрерывно протекавший через Зал. Горестную тишину над лагерем лишь однажды нарушил вой голодной скотины из хлева: животные, не считаясь ни с чем, требовали возобновления привычного хода бытия.
Назавтра тело Иигуира перевезли в Вильтон, скромный городок милях в десяти от побережья. По дороге повозку сопровождали только Беронбос, Шагалан и Дайсар, но печальное известие разлетелось далеко, и небольшая древняя церковь оказалась переполненной. Создавалось впечатление, будто сюда собрались все успевшие доехать до городка. Главным образом это были окрестные землепашцы, особняком держались несколько незнатных дворян, горожане и торговцы. Мало кто из них встречал Иигуира при жизни, но славного имени достало, чтобы созвать сюда людей. Чувство приобщения к истории витало под сводами храма, некоторые даже принесли с собой грудных детей, давая им хоть краем глаза увидеть похороны великого человека.
Службу вел епископ из Амиарты. В провинциальную глухомань его вытащил Бойд, ведавший организацией всей церемонии и определенно не поскупившийся на расходы. Кроме того, купец заполучил второго епископа, Гердонезского. По слухам, высокий жилистый старик с лицом аскета являлся приближенным принца Демиона, брата покойного Сигельвула Артави и формального наследника престола. Законность притязаний прозябающего на чужбине принца действительно никто не оспаривал, вот только шансы на их осуществление представлялись сейчас совершенно эфемерными. Первые годы изгнания корона Валесты еще терпела активные попытки Демиона собрать войско из гердонезского дворянства и наемников, но затем политика взяла верх над состраданием. Вдобавок денег на серьезную армию у принца не хватило, посему, когда его оголодавшие отряды занялись банальным грабежом, власти категорично настояли на их роспуске.
И вот теперь бывший епископ Оронский Мариус Штиль восседал в трех шагах от гроба своевольного Иигуира рука об руку с Тинасом Бойдом, торговцем с весьма плутовской репутацией. Шагалан, почти не спавший и не отходивший от тела учителя двое суток, располагался прямо за этой парочкой. Сквозь дрему, нагоняемую монотонным речитативом молитв, он наблюдал, как длинная фигура епископа то и дело склоняется к толстяку-купцу и после короткого перешептывания словно маятник возвращается в прежнее положение. К концу службы собеседники смотрелись вполне довольными друг другом. Какой-то жесткий, фанатичный отблеск во взгляде епископа Шагалану не понравился, но понимал он и Бойда с вечным принципом «Враг моего врага…», а потому промолчал. Вообще они с Дайсаром старались вести себя как можно незаметнее, беззвучно плывя по течению красивой, хоть и кажущейся бессмысленной, церемонии.
Похоронили Иигуира на маленьком, опрятном кладбище Вильтона. Едва бросив горсть земли на крышку гроба учителя, молодые люди аккуратно растворились в толпе и вскоре уже вышагивали по пыльной дороге назад в лагерь, позволив Бойду и Беронбосу самим завершать свои тягучие ритуалы…
Шагалан на мгновение вынырнул из глубокой задумчивости. Песчаный пляж, на котором еще кое-где виднелись его недолизанные прибоем следы, здесь внезапно обрывался, упираясь в поднимавшуюся прямо из моря каменную гряду. Ничего не оставалось, как повернуть вдоль нее к лесу, темнеющему неподалеку…
