Конану с их стороны было так же уделено самое большое внимание. Женщины беззастенчиво ощупывали его мышцы и одобрительно кивали головой. Вскоре сбитый с толку, оглохший от гомона киммериец был усажен к костру. Вокруг него уже устроились другие воины, с довольными улыбками развалившиеся у огня, отбросив в сторону оружие — луки и топоры с медными лезвиями. Во главе сборища находился Акулан. Он приветливо кивнул Конану и пригласил его разделить с ними трапезу. Женщины, хлопотавшие вокруг мужчин, незамедлительно принесли еду — дымящееся мясо, мидий и съедобные водоросли.
Конан отдал должное трапезе, несмотря на то что мясо обладало не очень приятным запахом. Однако голод сделал варвара неприхотливым, да и выбирать было не из чего. К тому же не хотелось ударить лицом в грязь перед радушными хозяевами. Акулан был действительно щедр и даже выставил — специально для дорогого гостя — целый бурдюк гирканской араки, которая у племени была в большой цене и употреблялась нечасто.
Однако на этот раз хватило на всех. Хмельные пары сделали свое дело. Лица дикарей раскраснелись, улыбки стали шире. Лишь на гиганта-киммерийца, казалось, спиртное не производило никакого действия, однако и его синие глаза блестели ярче обычного. Вскоре женщины, которым также досталось араки, пустились в пляс и с визгом завертелись вокруг костра в удалом, бесшабашном танце.
Несколько молоденьких девушек с озорным смехом подскочили к Конану и потащили его в круг. Варвар не стал особенно сопротивляться,— тем более, что мужчины не выражали неудовольствия, а лишь поощрительно глядя на то, как девки взяли киммерийца в оборот. Конан не стал смущаться и переминаться с ноги на ногу, а исторгнув из зычной глотки боевой киммерийский клич, отразившийся под сводами зала, начал неистово скакать по древним плитам. Затем он резко перешел с киммерийской пляски на стремительный шемитский танец, которому его научила когда-то Белит, а потом резко завертелся как волчок, отбивая чечетку, тряся торсом и сверкая белками глаз, подобно негру-кушиту.
Буйное веселье, охватившее Конана, передалось всему племени. И вот уже все, кто был способен держаться на ногах, с веселыми воплями завертелись в безумном вихре дикарского танца. Пары араки, гулявшие в головах у всех, окончательно раскрепостили и без того не скованных условностями дикарей. Откровенная похоть проглядывала в этом безумном танце,— мужчины и женщины, юноши и девушки начали обнимать друг друга и попарно валиться наземь.
Конан не оказался исключением, на нем, зазывно сверкая черными раскосыми глазками, повисла стройная, гибкая молодая девушка. Продолжая плясать, она положила руки на плечи киммерийцу и стала все более настойчиво прижиматься к нему.
— Ты могучий воин, Конан из Киммерии,— шепнула она ему на ухо по-гиркански.
— Кто ты, красавица?— спросил Конан, уступая натиску дикарки и чувствуя, как нарастает его возбуждение.
Та рассмеялась и не ответила. Однако тут Конан уловил на себе взгляд старого вождя и догадался, что обнимается с его дочерью. Акулан, однако, тискавший какую-то полную матрону, лишь поощрительно кивнул головой молодым и даже озорно подмигнул киммерийцу.
«Этот старый вояка, похоже, не прочь заиметь меня в зятья»,— мелькнуло в голове у Конана. Он несколько виновато улыбнулся вождю и, тут же забыв о нем, вновь занялся своей страстной партнершей по танцам.
— Почему ты не сказала мне, что ты — дочь вождя?— Осведомился Конан, крепче обхватывая улыбающуюся красотку за гибкую талию своими могучими лапами.— Так как же тебя все-таки зовут?
— Меня зовут Эйя,— смех ее звучал как перезвон хрустального кхитайского колокольчика,— да ты, я вижу, боишься моего отца? Не бойся, Конан, наше племя всегда гостеприимно к чужестранцам, приходящим к нам с миром, особенно женщины. Нам нужна свежая, горячая кровь, чтобы в нашем племени стало больше могучих воинов — таких, как ты! Ну, же, Конан! Неужто в вашей Киммерии мужчины сделаны изо льда?
— Ну, нет, я — не Имир!— ухмыльнулся Конан и обжег Эйю огнедышащим поцелуем. Вокруг уже кипела первобытная оргия. Кровь ударила в голову киммерийцу, и он, всем телом ощущая горячую девичью плоть, понял, что растворяется в сладостном забытьи...
Глава 4. Порождения бездны
Лагерь племени Морского Льва был погружен во тьму. Разгульная оргия отняла у дикарей все силы, и теперь они спали вповалку меж едва тлевших костров глубоким, беспробудным сном. Даже часовые, напрочь позабывшие о своем долге, и развлекавшиеся наравне со всеми, беспечно храпели вдалеке от зловеще темневших в полумраке отверстий туннелей. А в мрачной глубине этих туннелей и коридоров, едва иссякли последние источники света, пробивавшиеся снаружи, ожили и зашевелились странные, причудливые тени. Бесшумные, как привидения, это были существа из плоти и крови,— во тьме зловеще горели алые глаза неведомых исчадий Серых равнин.
Беззвучно перебирая в кромешной темноте цепкими конечностями, существа одно за другим поднимались вверх по ступенькам, высеченным многие тысячелетия назад. Подземные твари выбирались из колодцев и, ведомые безошибочным инстинктом, устремлялись к залу, где беспечно спали во мраке забывшие об опасности люди.
Нападение было безжалостным и внезапным. Нечисть проникла в зал со всех входов разом — и меж спящими вповалку людьми заметались корявые тени монстров. Чудовищам нельзя было отказать в осторожности и сноровке: они беззвучно впивались в горло жертвы острыми, точно кинжал, зубами и, разом перекусив сонную артерию, бесшумно уползали во тьму, волоча следом истекающие кровью тела.
... Конану снились родные киммерийские скалы. Отец Конана, кузнец Ниал, послал его к роднику за водой. Это был тот самый день, когда он выковал свой лучший меч и, для того чтобы закалить его, нужна была особая вода — из родника самого Крома. Мальчик только нагнулся над журчащим ключом, чтобы зачерпнуть в деревянную бадью прозрачной ледяной воды, как вдруг на дне, среди мелких камушков, возникло улыбающееся лицо Эйи. Конан от неожиданности выронил бадью — и ее лицо исказила гримаса ужаса. А над самым ухом киммерийца громовой голос пророкотал:
— Очнись, парень! Не время спать!
— Кром!— воскликнул Конан и... проснулся.
Прямо над ним склонялся темный уродливый силуэт какого-то существа, которое сверлило киммерийца горящим взглядом кровавых глаз и, лязгая чудовищными клыками, тянуло к нему искривленные руки с огромными когтями.
— Ах, ты, Сетово отродье!— рыкнул Конан и, не раздумывая, за неимением лучшего оружия, выхватил из почти погасшего костра здоровый тлеющий сук, ткнув его прямо в оскалившуюся жуткую харю.
