Я сняла дорожное платье и набросила юбки на зеркало туалетного столика. Потом подошла к умывальнику из мрамора, такому холодному и гладкому, что рука невольно потянулась его погладить. Налила воды из кувшина в тазик. В мыльнице лежала маленькая скульптурная фигурка зеленого дракона размером с гусиное яйцо. Дракон открывал пасть, но не выдыхал огонь. Получалось, будто он пел.
Хорошо, но где же мыло? Наверняка они здесь тоже моются мылом. Может, в умывальнике есть нижняя полка? Я наклонилась. Никакой полки.
Читая эти строки, вы поняли, какая я тупая. Но в конце концов я все-таки сообразила. С улыбкой взяла дракона и потерла его чешую. Появилась пена. Дракон и был мылом.
Умывшись, я переоделась в наряд дамы Этель, как приказала герцогиня. Сначала сорочка из белого шелка, расшитая желтыми розочками. Прелестная вещица. Я надела ее через голову, и она окутала тело, как мягкий дождь.
На этом все удовольствие закончилось. Лосины дамы Этель оказались ничуть не лучше моих толстых хлопковых чулок, которые я оставила дома. Серый лиф сжимал грудную клетку так, что я с трудом дышала и очень жалела, что не умею вдыхать через плечи.
Поверх лифа я повязала крахмальный белый гофрированный воротник. Края больно кололи шею. Я шагнула в кринолин на обручах, такой широкий, что впору накрыть им стог сена. Поверх обручей надевалась зеленая нижняя юбка, а затем верхняя желто-коричневая юбка в складку, отделанная мехом.
– Полагаю, ты наденешь обе юбки, верхнюю и нижнюю, – заранее предупредила герцогиня. – Я не потерплю, чтобы ты была легко одета.
Как же, легко! У плотника ушел бы целый месяц на то, чтобы просверлить все юбки и добраться до моих ног.
Я исследовала головной убор. Верхняя часть темно-серого цвета, жесткая и грубая, напоминала кровельную плитку. К ней была приклеена широкая полоса белого льна. Я надела это украшение, завязала льняную полоску на затылке, а концы убрала под воротник. С меня сошло семь потов. В одном месте жало, в другом кололо, но зато я была одета.
Теперь оставалось оценить, как я выгляжу. Я сорвала с зеркала юбки, наклонила его, чтобы увидеть как можно больше, взглянула…
И ударилась в слезы.
Я напоминала небольшой дом, из-под крыши которого выглядывало мое бледное лицо. Через несколько минут меня увидят сотни людей, а я выглядела еще хуже, чем была на самом деле.
Опустившись на кровать, я продолжала плакать, хотя знала, что герцогиня ждет.
Она действительно вплыла в мою комнату с кошкой на плече. До той поры я ни разу не видела, чтобы она смеялась. И вот теперь она захихикала. Потом прыснула от смеха и наконец расхохоталась, повизгивая.
– Я… не над тобой… смеюсь… – проговорила она, задыхаясь. – Это все… шляпка!
Я не стала присоединяться к ее веселью. Просто ждала.
Немного придя в себя, герцогиня позволила мне поменять головной убор, сказав при этом, что у нее кое-что для меня найдется. Она ушла и вскоре вернулась, держа в руках серую шляпку с одним-единственным серым пером.
– Никогда не думала, что придется прислуживать компаньонке, – сказала она, протягивая мне шляпу.
Этот головной убор смотрелся на мне лучше. Но платье по-прежнему оставалось нелепым, хотя, конечно, теперь я меньше бросалась в глаза.
Я помогла герцогине одеться, и мы присоединились к толпе, заполнившей коридоры замка. Я подстроилась под семенящую походку своей госпожи. На меня то и дело пялились незнакомые люди, так что мне захотелось вернуться в свою комнату. Но я вспомнила о своей семье. Если пропущу свадьбу – пропустят и они.
Наконец мы дошли до Зала песни, о котором я слышала столько, сколько себя помню. Дубовый потолок в нем поддерживали дубовые колонны, каждая в виде удлиненной фигуры певца с полустертыми от времени чертами. К потолку была подвешена деревянная фигура крылатой певицы, чьи губы округлились для звука «о». На руке фигуры примостился живой жаворонок. Его песня, звонкая и прекрасная, усиливалась благодаря легендарной акустике зала.
Кресла стояли полукругом, развернутые к сцене. Герцогине по рангу полагалось кресло в первом ряду. Я заняла место справа от нее. Все стояли, и мы поднялись тоже.
К сцене перед креслами вышел коротышка с кустистыми бровями и дирижерской палочкой в руке. Я догадалась, что это сэр Уэллу, хормейстер Онтио, самый уважаемый человек в Айорте после короля.
Хормейстер взмахнул палочкой, и вслед за этим заиграл флейтист. Все подхватили без слов мелодию флейты. Под прикрытием других голосов я проиллюзировала, так что мой голос прозвучал из уст деревянной скульптуры над головами. Я не сомневалась, что никто меня не услышит, но хормейстер взглянул наверх. Сердце мое чуть не выскочило, и я тут же прекратила свои фокусы.
Из глубины сцены, раздвинув темно-красный бархатный занавес, вышли король Оскаро и принц Айори вместе с большим черным вепредавом. Я узнала короля по короне, а принца – по его собаке. Каждый в Айорте знал о принце и его верном псе Учу.
Принцу Айори исполнилось всего семнадцать, но он был выше своего дяди-короля. У него были такие же, как у дяди, круглые щеки и узкий подбородок. Он был красив, очень красив, только вот одно подвело – слишком большие уши. Мне они понравились. Причудливые такие. Очаровательные.
Принц держался торжественно, но я заметила в его глазах дерзкий огонек. Потом увидела, как Учу слизнул с его руки лакомый кусочек. Принц сунул руку в карман, и пес получил очередное угощение.
Король улыбался, и я поняла, почему все его любили. Его улыбка была доброй и милой. Молва утверждала, что у короля Оскаро золотое сердце. Я в это поверила.
Король шагнул к краю сцены, а принц Айори и Учу отошли в сторону.
Опоздавшая дама средних лет с золотой тиарой на голове прошла передо мной к своему месту через три кресла. Я подумала, что это, наверное, принцесса Илейни, мать принца и сестра короля.
Почувствовав на себе чей-то взгляд, я подняла голову и встретилась глазами с принцем. Я тут же покрылась красными пятнами и сразу представила, как теперь выгляжу: румянец делал меня такой же яркой, как кровь на снегу.
Герцогиня повернулась куда-то в сторону. Я последовала ее примеру и увидела, как в зал входит невеста. Флейтист сбился с такта. Певцы запнулись. Герцогиня напряженно замерла.
Ничего себе «просто хорошенькая»! Да она восхитительна! Кузина портнихи, наверное, совсем слепая. Я же не могла наглядеться на невесту. Всего на несколько дюймов ниже меня, но такая хрупкая, почти воздушная. Волосы цвета меда блестели, словно в каждой прядке запутался лучик солнца. Кожа, казалось, светилась изнутри, как фарфор. А все выступающие косточки – скулы, челюсть, запястья – были тоньше ножки хрустального бокала.
