Изумруд…
Он должен достать изумруд для Фахарры.
Вор попытался встать.
Лицо, наклонившееся над ним, отодвинулось, рука отбросила копну черных волос с бледно-голубых глаз.
Аарон забыл, как дышать, забыл, как двигаться…
Рут. Его кузина отбрасывала так свои черные волосы и часто приставала к Аарону, упрашивая отрезать их коротко, по-мужски, чтобы они больше не падали ей на глаза. Ее бледные, зимние, голубые глаза.
… забыл боль настоящего, когда боль прошлого сдавила его сердце. И, потерявшись в прошлом, вор не увидел опускающийся меч.
Кованая сталь жахнула по перилам и оставила зарубку в мягком железе. Грохот удара эхом прокатился по саду, вспугнув двух ночных птиц. Бешено махая крыльями, они взвились в воздух. Его королевское высочество принц Дарвиш Шейриф Хакем, третий сын короля, скользнул взглядом по лезвию сабли, застрявшему в четырех футах над белым горлом, которое должно было перерубить.
Он нахмурился и хлебнул из большого золотого кубка, зажатого в правой руке.
— Я промахнулся. Я никогда не промахиваюсь.
Что-то отвлекло его. Принц всмотрелся в лицо с острыми чертами. Что-то… Он уже понял что, но тут же снова забыл.
— Проклятие!
Досада превратилась в гнев, а гнев, подогретый вином, вылился на тело у его ног.
Сосредоточенно сузив глаза, он сдернул саблю с перил, игнорируя визг протеста, когда ее кончик ударился о мраморный пол и протащился по нему. Существо — Парень? Мужчина? Вор! — не шевелилось с той минуты, как выпало так неожиданно из ночи.
Не шевелись еще… немножко…
Сабля словно потяжелела, но принц все-таки поднял ее в воздух, где она описала рискованную восьмерку над его голым плечом. Вор не сводил с него взгляда, но Дарвиш, хоть и в стельку пьяный, готов был поспорить на сокровища казны, что эти странные серебряные глаза не видят того, что находится перед ними.
«А перед ними я». Принц сделал еще глоток, покачивая на весу саблей. «Ах ты маленький мерзавец, уставился на меня и даже не видишь». Сабля снова обрушилась вниз.
Пение стали, ударившейся о камень в пальце от его уха, вырвало Аарона из прошлого. Он вздрогнул и взмахом ресниц разбил воспоминание, державшее его в плену. Голубой и черный цвета закружились перед глазами, пока не превратились в лицо молодого человека, косолапо возвышавшегося над ним. Это была не его кузина. Его кузина мертва.
— Проклятие! — Дарвиш выплеснул назад половину кубка. — Снова промахнулся! Но ведь я же не настолько пьян!
Ладно, по крайней мере вор пришел в себя, уже хорошо, даже если из-за этого в него труднее будет попасть. Вытерев рукой капли рубиновой жидкости, сбегающие по груди, Дарвиш зевнул, покачнулся и утратил весь свой гнев. Теперь ему стало интересно, что будет дальше. В конце концов, надо только честно предложить ход его гостю.
«Изумруд», — вспомнил Аарон сквозь гудение в голове. Он должен добраться до королевского посоха и украсть изумруд. Он подвел Рут, и она умерла. Он не подведет Фахарру, хоть она уже и мертва. Аарон достанет изумруд, ее лучшую работу, чтобы украсить ее гробницу. Он должен достать изумруд. Страх, и боль, и голод, и горе смешали его мысли, но сквозь весь этот хаос огромный зеленый камень сиял как маяк. Юноша отчаянно уцепился за этот свет как за якорь и спасательный трос, позволяя темноте забрать остальное. Ничто другое не имело значения.
Перекатившись на колени, подальше от своего искаженного отражения в изогнутом лезвии сабли, он закачался и рыгнул — пустой желудок сжимался и разжимался как сердитый кулак. Мраморный узор расплылся и пробежал в дюйме от его носа, соблазняя опустить голову на прохладный камень и сдаться. Но нет. Не в этот раз. Он не сдастся и не убежит. Хватая ртом воздух, едва сохраняя проблески рассудка, он заставил себя встать.
— Двигается, — с одобрением заметил Дарвиш, осушил кубок и с пьяным апломбом швырнул его через перила.
Кубок запрыгал по траве, но Аарон не услышал этого. Его тяжелое дыхание заглушало все прочие звуки. Один шаг. Два. Переступая словно слепой и не сводя глаз с изумруда Фахарры, он вытянул руку, чтобы смахнуть некое препятствие со своего пути.
Ледяные пальцы незваного гостя, задевшие грудь принца, просочились в его сознание даже через семь часов беспробудного пьянства. Разве так должен вести себя вор, застигнутый вооруженным человеком? Равнодушие овладело блуждающим вниманием Дарвиша, как ни борьба, ни бегство не смогли бы его захватить. Принц страшно удивился, что даже от этого слабого удара он не смог устоять на ногах.
— Эй! — Дарвиш ринулся вперед, забытая сабля загремела на пол. От резкого движения его хмельная голова закружилась, и комната повернулась вокруг своей оси.
Балансируя рукой, чтобы не упасть, принц схватил вора за талию, и в этом карикатурном объятии они вместе ввалились в комнату. Сделав еще несколько шагов, они вместе упали, наткнувшись на край кровати. Теплая плоть, бьющаяся под ним, подкинула Дарвишу новую идею, и он нащупал завязки на штанах своего пленника.
Смутно ощущая значение шелка и мягкости над собой, вор боролся против невидимой силы, давящей на него сверху. Ничто не остановит его, ничто не сможет его остановить. Он доберется до изумруда и положит его в гробницу Фахарры. Внезапно тяжесть на его спине стала неподвижной. Отчаянно извиваясь, юноша наконец вырвался на свободу.
Когда он пошел вдоль стены, нащупывая дверь, человек на кровати захрапел.
Сначала свет — горячий и яркий, лежавший поперек него как одеяло кипящего камня, вычерпанного из вулкана. Потом звук — пронзительный крик, который вбивал гвозди в его уши, проникая в самую глубокую тишину. Понемногу принц начал сознавать себя. Голова раскалывалась, руки и ноги не отзывались, на веках лежали свинцовые гири, а под грудиной засел огонь и проедал себе путь наружу.
Дарвиш застонал.
Этот тихий стон привел к кровати босые ноги, тихо ступающие по ковру.
Принц облизал губы сухим языком и проскрипел:
— Закрой. Ставни. — Лишь со второй попытки он смог произнести это внятно и облегченно вздохнул, когда раскаленные полосы поперек его груди и лица исчезли.
Дарвиш ничего больше не хотел — лежать бы здесь вечно не шевелясь, — но его мочевой пузырь требовал иного. Не открывая глаз, принц медленно, осторожно сел на кровати, сделал два дрожащих вдоха, и его вырвало. Ласковые руки снова уложили его на подушки, прохладная салфетка вытерла лицо. Вонючее покрывало снялось с него, и Дарвиш понял, что должен сделать. Стиснув зубы, он поднял трясущуюся руку. Те же самые ласковые руки расправили его пальцы и вложили в них глиняную чашку. С их помощью он поднес чашку к губам. Она застучала о зубы, но принц ухитрился проглотить все содержимое.
