— А уж это его беда. Льзя, нельзя — знай сиди!
— Хватит языками-то молоть! — прикрикнул третий — судя по голосу, самый старший. — Говорили вчера: кольцо нужно рвать. Так рвать будем или лясы тут до рассвета точить?
— Рвать, вестимо, Гис, рвать надо, — поспешно заговорил младший. — После указа королевского нам по крепостям жить нельзя, друзей опять же своих под топор подвести можно. Нельзя нам более кольцом стоять. Уходить надо. Взять каждому по куску Силы да и разбежаться.
— Как осенью дивы придут, крепостям без нашего кольца не выстоять будет, — возразил Гис.
— А им так и так не выстоять, — буркнул Густ. — Сам видел небось, как дивы белого оленя у Хардинга отбили. Не будет Королевству удачи нынешней осенью. А как из войны выпутываться, это пусть у Рагнара да у пердунов с Острова голова болит. Сами нам огненной смертью грозят, а мы их от дивов спасай?!
— Так ты тоже думаешь: рвать? — уточнил Гис.
— Рвать, ясное дело.
— А ты, Десс?
Женщина молча пожала плечами.
— Ладно, начнем, благословясь.
Шеламцы сели вокруг костра, вытянули перед собой раскрытые ладони и негромко запели. Кали подался вперед, чтобы уловить слова заклятия, но его ждало разочарование: это была всего лишь старая колыбельная, какую знала всякая баба в деревне:
Все лисицы спят, и куницы спят.
Все ласточки спят, и касаточки спят.
И соколы спят, и соболи спят.
Песня накатывалась ровно, как морской прибой, укачивала, затягивала, и на ладонях колдунов затеплилось, а потом стало разгораться, темнеть, наливаться силой кольцо бурого огня.
По норочкам спят ласточки,
По гнездышкам — касаточки,
На дереве спят соколы,
Под деревом спят соболи.
Потом песня переменилась, и языки пламени послушно вытянулись, заиграли в полную силу.
Говорит куна куне:
— Это кто там во гнезде?
Это кто там во гнезде,
Во глубоком во дупле?
— Во глубоком во дупле
Сидит семеро птенцов.
Сидит семеро птенцов,
Серых семеро совят.
Уж как трех-то мы съедим,
Трех-то детям отдадим,
У седьмого, у последнего,
Только крылья объедим!
То не семеро совят —
Семеро бесенят.
Семеро бесенят,
Они тоже есть хотят.
Они кун-то подождут
Да на части разорвут!
На последних словах шеламцы разом хлопнули в ладоши, огненное кольцо разорвалось на четыре части, зашипели, извиваясь, последние языки пламени и пропали в рукавах колдунов.
— Вот и поделили Силу-то, — сказал довольный Кир. — Ты где хорониться надумал, Гис, ежели не тайна?
— Да какая там тайна? Я и не думал толком. Неловко как-то. Будто на похоронах за вдовой ухлестывать. Можно к выкупным маркграфам податься. Они на своей земле хозяева, королевская воля им не указ. Опять же, не первый год с дивами воюют, знают, как шеламца приветить.
— За… Забудь ты про маркграфов! Король им не указ, но против островных магов и они не попрут. Мы вот с Густом надумали за Шелам уйти.
— Наскрозь? — не без ехидства поинтересовалась женщина.
— А, бодай тебя! — огрызнулся Кир. — Закрайком, как все добрые люди. В Зашеламье небось королевствов-то много. А колдуны везде нужны.
— Да помолчи ты, огрызок шеламский! — бросил Густ сердито. — Шуршит навроде что-то в кустах!
Кали замер, но, когда два колдуна, разводя руками подлесок, стали приближаться к нему, понял, что обнаружен, и бросился в бега.
Не тут-то было! Они в момент догнали его, скрутили и потащили назад к костру.
— Пацаненок какой-то подглядывал за нами! — закричал Кир.
— Пацаненок, говоришь? — Гис усмехнулся. — Да у него, верно, у самого пацанята по двору бегают. Нет, таких гостей к нам еще не жаловало. Небось сидел в кустах да прикидывал, сколько за наши четыре головы солдаты дадут.
— За шеламцев? Ты что сдурел, Гис?
— Это не я, это время сдурело. Королевский указ забыл? Что только делать с ним теперь? Лица наши он видел.
— А то их без него мало народу видело? — спокойно возразила женщина. — Вот только метку ему на память о нынешней ночи оставлю.
Она размахнулась и ударила Кали по лицу. Он взвыл по-звериному. На его щеке ясно отпечатались четыре точеных пальчика — будто раскаленным железом приложило.
— Отпустите его, ребята, — велел Гис, поморщившись. — Он ведь сейчас весь Шелам перебудит.
Шеламцы разжали руки, и Кали с воем, не разбирая дороги, бросился в ночную темноту.
— Зря ты так, Десс, — сказал Густ. — Теперь о нас еще хуже думать будут.
— А тебе что за разница? — возразил Гис. — Худо, хорошо ли, а нынче тебя всякий ловить будет. Ты теперь — верный доход, кусок хлеба для детишек.
— В Зашеламье уходить надо, — повторил Кир.
— Уходите, — тихо и зло сказала женщина. — Пусть будет так. У кого ничего здесь нет — уходите. А я останусь с Клаймом. И если кто-нибудь хоть горсть земли с его могилы возьмет… — Она отвернулась от людей, прижалась лицом к стволу дерева и заплакала.
— Неладно получилось, — пробормотал Густ. — Ну да всяко уходить надо, рассветет скоро. Прощай, Гис. Прощай, Десс.
— Прощай, Гис, — повторил Кир.
Они растаяли в темноте.
Гис положил руки на плечи женщины и тихо стал ее уговаривать:
— Полно, Десси, полно, не убивайся. Осень придет, горе водой унесет.
— Осень… — Женщина шмыгнула носом, высморкалась в пальцы. — Осенью, верно, у каждого тут горе будет. Не меньше, чем мое…
Часть первая
БЕЛЫЙ ЗАМОК
Лето
Ты скажешь: «Ладно, они берут числом, у них толстые стены, пушки, солидные запасы стрел, что ни говори — они сильнее. Ну, пусть. Я боюсь, порядком боюсь! Так! Ладно! А теперь, кода я отбоялся как следует, вперед!» А те так удивятся, что ты не боишься, что сами сразу начнут бояться, и ты одержишь верх! Потому одержишь, что ты умнее, у тебя больше воображения, потому что ты свое уже отбоялся заранее. Вот и весь секрет.
Жанна д’Арк — Карлу VII (по свидетельству Жана Ануя)
Радка навалилась на тугую дверь, уперлась плечом и задиком, выставила на крыльцо подойник и ведерко с нагретой водой, выскользнула сама. Зажмурилась, поймав на лицо косые лучи утреннего солнца, зевнула, протерла глаза и ойкнула. Ступенькой ниже сидела и дремала, обняв колени, незнакомая женщина. Вернее, как раз от Радкиной возни и ойканья она и проснулась, протерла глаза, отбросила за спину бледно-рыжую косу.
