Либерализм его простирался так далеко, что несколько лет назад во дворце стали издавать собственную газету — еженедельник с цветными фотоотчетами с балов и охот, объявлениями о сеансах написания портретов фрейлин очередным опекаемым живописцем и краткой информацией о свадьбах, рождениях и даже — о ужас! разводах.
Словом, вполне приличный оказался правитель — не без закидонов, разумеется, но все в рамках нормы.
Какие закидоны, спросите вы?
Да минимальные.
Например, он всегда и везде одевался только в ахроматической гамме — черное и белое, ничего лишнего. Иногда это создавало трудности…мммм… церемониального характера. Например, древняя церемониальная королевская мантия — ну, как положено, принадлежавшая пра-пра-прадеду Кристиана II, зачарованная лучшими магами на неснашиваемость — была из красного бархата.
Ну и ничего, прекрасно вышли из положения — красную мантию объявили национальной реликвией и отправили в сокровищницу, а для короля-эстета пошили аж две новых: черную повседневную, отделанную серебристой лисой, и белую парадную, с горностаями.
Откуда мне это известно? Ну, вообще-то в монастыре нас не только вышивать учили — курс этикета и манер давался в объеме пятнадцати часов в неделю! Почти столько же, сколько отводилось на химию и биологию, вместе взятые.
Еще до коронации Кристиан II женился на Клотильде, младшей дочери короля соседней (через пролив) Астурании — исключительно красивой зеленоглазой брюнетке, с удовольствием занимающейся не только благотворительностью и балами, но также опекавшей театры, музеи и картинные галереи, музыкантов и поэтов. Детей в королевской семье было уже четверо, и, по слухам, намечался пятый.
Ворот на территорию королевского дворца было, понятное дело, несколько.
Во-первых, Парадные ворота, которые открывались три раза в году в национальные праздники, исключительно для парадного выезда короля. В той самой белой мантии.
Во-вторых, Южные ворота, которыми пользовались придворные, члены Королевского совета и прочие служащие высокого ранга, а также гости дворца.
В-третьих, Охотничьи — они тоже открывались редко, как и парадные; как следует из названия, именно через них отправлялась королевская охота.
В-четвертых, Соляные или Северные ворота, самые широкие и самые, наверное, используемые — сюда идут слуги, доставляются припасы, здесь проходят все те, кому не по рангу пользоваться Южными воротами — или, как мне, кому лень обходить пару миль вокруг стен.
И последние — ворота Последней надежды, устроенные еще восемьсот лет назад над рекой и ведущие в королевскую тюрьму Рэйвенайз. Монарх у нас просвещенный, поэтому в этой страшной (по слухам) подземной тюрьме камеры давно пустовали. Однако ворота держали рабочими — кто знает, как повернется? Вон, всего лет двадцать назад, в конце правления его величества Адельстана, Рэйвенайз заполнили участники мятежа, пытавшиеся посадить на трон троюродного брата короля, герцога Камбрийского.
Думаю, вы поняли, что историю в монастырской школе вдалбливали в наши головы тоже добросовестно.
Итак, идти до Южных ворот мне было лень, поэтому я предъявила пропуск двум стражникам в кирасах, прошла через процедуру сличения ауры и оказалась на территории дворца. Путь мой лежал на дворцовую кухню, к Дэвиду Бочковски. Мы с ним договорились, что я приду в спокойное время, часов в двенадцать, когда подается легкий ланч и со всем справятся младшие повара.
Дэвид был великолепен в белом колпаке с вышитой короной и куртке с рубиновыми пуговицами в два ряда! Конечно, он раскритиковал наш выбор блюд для эльфийского меню и даже расщедрился на объяснения: готовить сложно, ингредиенты дорогие и редкие, вкус для нетренированного человека мало отличается от стандартного меню для хомо.
— И вообще, — он посмотрел на потолок в приступе вдохновения, — вообще, плюньте вы на это пока. Оставьте только «Зеленые аллеи» из эльфийских десертов, там подача нестандартная.
Ну, еще бы, конечно — нестандартная! Десерт этот — мороженое с горячей серединкой, подается традиционно на льду (а в современных технологически оборудованных заведениях — на сухом льду, создающем этакое облако), а в ушах пирующего звучит знаменитая мелодия «Зеленые рукава».
Мы еще немного поболтали об «Оленьем роге» и общих знакомых, и я оставила Дэвида воспитывать младших поваров.
Ну что же, раз уж я попала во дворец, надо воспользоваться случаем. Поищу-ка я библиотеку, был у меня когда-то там знакомый — господин Гловер, чудный очень немолодой хранитель, приятель дядюшки Ф., бывавший у нас в гостях еще тогда, когда вся семья жила в Вицнау. А потом неплохо было бы зацепиться языком с какой-нибудь из младших фрейлин, потому что нет лучшего источника сплетен и частной информации, чем эти блондинки в розовом и шатенки в голубом.
Господин Гловер был на месте — все такой же, как и десять лет назад, когда я видела его в последний раз: совершенно седой, худой и высокий, в длинной синей мантии и золотых очках, с рассеянной улыбкой. И, вот приятно, не просто меня узнал — он мне обрадовался. Выспросив последние новости о родителях, родственниках, общих знакомых (никогда бы не подумала, что у меня ТАКОЕ количество родственников!), он выдал мне Бархатную книгу, подшивки дворцовых газет за последние шесть лет вместе с кучей пыли и список фрейлин, в котором я с радостью нашла знакомое имя. Гвендолен Файролл, ну разумеется! Пять лет за соседними партами в монастырской школе! Оказывается, она не вышла скоренько замуж, а перебралась в столицу и заняла место рядом с ее величеством. Более того — она занималась приглашениями на балы, и, следовательно, просто обязана была знать обо всех трениях, любовных историях и различных неприятностях, которые хотя бы гипотетически могли испортить атмосферу королевского бала.
Желтая гостиная, где, как мне сказали, я могу найти мисс Файролл, была небольшой и очень светлой. Высокие окна со светло-желтыми легкими шторами выходили в парк, и остатки желтой листвы не заслоняли полуденного осеннего солнца. Гвен — или я теперь должна называть ее исключительно «мисс Файролл»? — сидела в кресле, держа в левой руке несколько листов бумаги, а пальцы правой в задумчивости дергали мочку уха.
— Мисс Файролл? — окликнула я негромко.
Она повернулась, мгновение вглядывалась в меня, не узнавая — и вдруг, взвизгнув, вскочила.
— Лиза!!! Господи, откуда ты здесь? Покажись, я сто лет тебя не видела и вот только что буквально вспоминала!!!
После пары минут несвязных восклицаний, объятий, вглядывания в лица она усадила меня в кресло и сказала твердо:
