— Не узнаешь?
— Сережа! — обрадованно вскрикнула Карька. — Если бы ничего не сказал, сто лет бы гадала, кто это, по голосу только и узнала! Ты откуда?
— Из кинотеатра, а вообще только на днях из армии. Рассказывай, как дела, как живешь, куда учиться поступила?
— Никуда пока, — смутилась Карька, не зная, как и о чем рассказывать, да и стоит ли это делать вообще. Но Сережка-то, Сережка-то! Года два назад был меньше нее ростом на полголовы!
— Давай-давай, выкладывай, вижу, что-то случилось.
Карька с сомнением посмотрела на него, прямо в глаза. Глаза были серьезные, взрослые и … красивые. Она отвела взгляд, посмотрела вдаль. Потом снова посмотрела Сережке в глаза, вздохнула. И рассказала все. Он слушал молча, ни разу не перебив. Потом твердо сказал:
— Сейчас идем к нам, поешь и выспишься. Ольга Николаевна — это моя мама — тебе обрадуется…
— А потом?
— А потом ты выйдешь за меня замуж.
Карька опешила и несколько секунд вообще ни о чем не могла думать. Потом обрадовалась. Сергей — серьезный и надежный, и вон какой красивый вымахал, и мама у него хорошая. Потом Карька сообразила, что надо будет ложиться с мужем в постель. И решительно сказала:
— Нет, не могу. Я не хочу замуж.
— Почему?
— Я буду учиться, с семьей и детьми это несовместимо.
— Очень даже совместимо, мама нам поможет, она уже мне это обещала.
— Все равно не хочу. Не хочу замуж, извини.
Она резко развернулась всем телом и побежала прочь от него к первой попавшейся остановке.
— А все-таки подумай, я подожду! — долетело ей в спину, и она побежала еще быстрее, как будто слова были кулаками, толкавшими в лопатки.
Господи, какая же ты дура, ругала она мысленно сама себя, прыгая в первый же автобус. Тебе счастье предложили, а ты… Тебе шанс на спасение предложили… Но на самом деле счастья бы не было, это она знала твердо. Только испортила бы жизнь хорошему человеку, потому что настолько не хотела ни его самого, ни того, что он предлагал, что предпочитала умереть на улице, чем спасаться такой ценой.
* * *
Вылезла она из автобуса, сама не зная, на какой остановке, и пошла без всякой цели просто вдоль домов, слушая доносящуюся из окон разнообразную музыку и пытаясь размышлять. Хотя о чем тут размышлять? Ничего хорошего не может получиться из того, из чего ничего хорошего получиться не может. Ну, не хочет она никакого интима и никогда не захочет, и нечего морочить людям головы напрасными надеждами, как бы ни хотелось получить себе выгоду такой ценой.
Напротив одного окна Карька остановилась: кто-то там, в квартире гонял записи «Кинг Даймонд». Карька любила слушать эту группу, почему-то их музыка хорошо на нее действовала, приводила в отличное настроение, придавала сил. Карька на время перестала пытаться думать вообще — и о Сережином предложении, и о своей дурацкой судьбе, и о своей глупости, — а просто погрузилась в музыку, вся обратившись в слух.
Из этого состояния ее внезапно вырвал густой мужской голос, очень уверенный и преисполненный надменной брезгливости:
— Ну и что это вам дает для ума и души, все эти рычания и завывания, все эти дурацкие «Каннибал-корпусы»?
Карька медленно обернулась, не сразу отключившись от любимой мелодии, с трудом возвращаясь в реальный мир. На нее смотрел, стоя возле мягко урчащей «тачки», представительный мужчина средних лет в отлично сидящем деловом костюме и элегантных ботинках.
Дико взбесившись оттого, что кто-то вздумал ругать ее любимых музыкантов, она процедила в ответ как можно более ядовито:
— Не «Каннибал-корпус», а «Каннибал-корпс», языки в школе лучше учить надо было. А это даже и не они, а вовсе «Кинг Даймонд». Там один суперклевый чувак разыскивает в старинных архивах интересные древние легенды и сочиняет по их сюжетам музыку — песни, пьесы, рок-оперы… А вы говорите — «завывания»! Музыку знать надо!
— Ишь ты! — усмехнулся мужчина. — Как мы уверенно беремся учить старших!
Что-то в его цепком, оценивающем взгляде не понравилось Карьке, и она развернулась, чтобы уйти.
— Садись в машину, подвезу.
— Спасибо, не надо.
— Да ладно ломаться-то, садись!
Мужчина резко шагнул к ней, и Карька бросилась бежать.
— Стой, дура, куда ты, не обижу!
Карька бежала изо всех сил, не оглядываясь, выбрав один узкий переулок, куда не проедет машина, затем другой. Шагов позади не было слышно, зато мотор автомобиля заурчал громче, затем взвизгнули шины при резком развороте.
У Карьки тряслись ноги так, что она с трудом могла бежать, легкие отказывались вбирать жгучий воздух. Она не знала, почему ей так страшно. Ничего особенного не произойдет, если он ее догонит, не убьет ведь.
Она слышала, что машина рванулась в объезд, и бежала, бежала, бежала… Пока, споткнувшись на ровном месте, с размаху не налетела на дерево возле тротуара, после чего поняла, что бежать больше не может.
Она пошла шагом, озираясь, с усилием дыша. Машины пока нигде не было видно. Она смотрела на тонкие деревья, голые кусты и запертые подъезды. Магазины поблизости отсутствовали — спрятаться и переждать было негде. Трое крупных мужчин шли туда, куда надо — к автобусной остановке. Она пристроилась к ним. В случае чего вступятся они или нет, неизвестно, но при них тот бугай приставать постремается.
Таким образом она дошла до остановки, села в троллейбус, устроилась у окна и завертела головой, высматривая мужчину с машиной, но его нигде не было видно…
* * *
Наталья урчала, как кошка, и бодала Чака в плечо, сидя у него на коленях. Он хохотал. Лицо у нее было счастливым и глупым, сильно постаревшее за последний год. Она урчала и шкрябала Чака по плечам скрюченными пальцами, долженствующими изображать когтистые кошачьи лапки. Чак почесывал ее за ухом, и она урчала еще громче, часто срываясь на хихиканье. Тогда они принимались хохотать дуэтом, это выглядело даже красиво и музыкально…
Они забыли запереть дверь, и незамеченная ими Карька беспрепятственно прошмыгнула к себе на кухню, относительно спокойно покормила своих животных и легла спать, не забыв проговорить несколько раз молитву про банду байкеров. Сегодня молитва произносилась как-то вяло и неубедительно…
Утром Карька решила сходить в церковь, которая находилась в нескольких трамвайных остановках от дома, беленькая, с золотыми куполами, глядящаяся в небольшой, одетый в камень пруд. Карька знала, что женщине, входя в православный храм, полагается прикрывать голову платком. Она разыскала линялую нейлоновую косынку и повязала ее поверх африканских косичек. Вышло забавно: берцы, джинсы, косуха — и косынка, повязанная по-старушечьи «усиками» спереди, под подбородком…
