— Ты что, оглох? Анн… как он себя чувствует?
— Оклемался Анн, — сказал Влар, ведя мою взмыленную кобылу к воротам. — Старый лорд лекаря своего присылал, это еще в начале месяца было, едва вы уехали. А лекарь тот шибко ученый, все охал и ахал. Чудеса, говорит, да и только. Впервые, говорит, вижу, чтобы человек с такой дыркой в груди на этом свете задерживался. — Влар посмотрел на меня через плечо и подмигнул. — Выкарабкался Анн. Все время о тебе спрашивал. Мы ж не знали, когда ты вернешься.
Выкарабкался.
Все-таки ты выжил, Анн. Все-таки выжил.
Шум словно откатился назад, я смотрел на подбегающую ко мне Раюшку, смотрел на ее протянутые руки и не слышал, что она говорит.
Я так спешил. Устал как собака. Гнал лошадь. Боялся, что тот же Влар, встретив меня, отведет глаза и скажет: "Дик, сам знаешь, мы сделали что могли."
Не Анн, одернул я себя. Пора привыкать. Анарен Лавенг его имя. Или, эдак по-домашнему, эдак ласково — Энери.
Энери — так пятнадцать лет назад, любя и восхищаясь, называла его вся страна. Энери-Звезда.
Энери-Звезда, принц-изменник. Когда-то лорд Перекрестка, когда-то наследник Верховного короля. Теперь нищий беглец и преступник.
Я слез с лошади, Раюшка кинулась мне на шею, потом ее отодвинул Мирн Макарёк, потом подошел Иен Дерек, мой управляющий.
— Рад тебя видеть… — говорил я, с кем-то крепко обнимаясь, кого-то хлопая по плечам, кому-то пожимая руки. — И тебя, чертяка, тоже. О, идолы, конечно соскучился! Расскажу, расскажу, только не сейчас. Эй, Тави, выводи Голубку… ну сам знаешь… Иен, уймись, все дела потом. Мне надо к Анну, у меня для него известие. Нет, ничего не нужно, ведро горячей воды и чего-нибудь поесть. Потом, все потом. Пропустите меня. Пропустите.
Почти бегом пересек холл, через две ступеньки — по лестнице, на площадке второго этажа остановился. Уставился на черное пятно копоти над факельным кольцом.
Ну и что я ему скажу?
"Я вез тебе сына, Анн, но не довез".
Не Анн. Анарен.
"Я вез тебе сына, Анарен, но…"
Еще раз.
"Знаешь, зачем Король-Ворон забрал меня к себе в Химеру? Он пожелал, чтобы я привез тебе сына. У тебя есть сын, Энери, ему тринадцать лет. Ты не знал? Никто не знал. Знал Король-Ворон, больше никто. Теперь мы с тобой знаем. Я довез его до лорда моего Раделя, и там оставил, потому что мальчик заболел в дороге. Не уследил, прости. Радель присмотрит за ним…"
Внизу послышались голоса, я тряхнул головой, сбрасывая оцепенение, и решительно двинулся в сторону комнаты Анна.
То есть, Энери.
И не буду я оправдываться. Да, не уследил. Но, поди уследи за этим дьяволенком…
Постучал ради приличия, и толкнул дверь. Она не запиралась с тех пор, как Анна, залитого кровью, принесли сюда из большого зала. После поединка с Королем-Вороном.
— Дик. Ну, наконец-то.
Не голос — шепот. Шепот и тяжелое хрипловатое дыхание. В комнате сильно пахло какими-то лекарствами, но я помнил медный, режущий ноздри запах крови. Он преследовал меня всю дорогу, туда и обратно, этот запах. Такой навязчивый — как будто до этого я ни разу крови не нюхал.
Анн полулежал на подушках, правая рука поверх одеяла, левой не видно — она накрепко примотана к телу. В распахнутом вороте рубахи виднелись бинты.
— Привет, Анн, — сказал я, — Или как тебя теперь называть?
* * *
Этарн и Элейр — лесистые предгорья, холмы, озера, болота, заваленные галькой склоны, гигантские ледниковые камни, скудная земля, зверье, разбойники, бездорожье — отделяют центральные провинции от Найфрагира. На языке язычников-северян это слово означает "Предел Полуночи".
Подыскивая себе медвежий угол (а у меня были на то причины), я выбрал эту чертову глушь и завяз здесь накрепко. Нанялся в стражу старому лорду Раделю. Через год он отдал мне руины Снегирей — небольшого форта еще найльской постройки, из которого мы с ребятами вышибли очередную гулящую банду. Мои люди поднимали эту землю, строили дома, расчищали дороги, гоняли всякую мразь, коей у нас тут видимо-невидимо.
Да, они простецы, рыбаки и звероловы, все поголовно браконьеры и контрабандисты, и каждое поколение их заново подписывает древний договор с кадакарскими ледяными горцами. Вернее, договор этот устный, но выполняется он куда как строже всех этих на пергаментах писанных, королевской печатью скрепленных.
Я вошел в их братство как нож в масло — то ли повезло, то ли и впрямь оказался таким же, как они. Я сделался изменником и укрывателем задолго до того как встретился с тобой, Энери. Мне вообще не привыкать… изменником быть.
А старый лорд Радель на все закрывал глаза. Хотя, мне иной раз казалось, он все-все знает и понимает. Помалкивает. Кивает. Делай, говорит, Дикени, делай. У тебя получается.
Кто его разберет, старика…
Анна мы привезли аж из Южных Уст, куда ездили продавать пушнину и варенье из северных ягод. Без перекупщиков, сами продавали. Вернее, это мои люди продажей занимались, я-то без дела по городу шлялся. По сторонам глазел. Подарки покупал Раделю и тем моим, что дома остались. Ну и гулял помаленьку, само собой. Ни единого кабака не пропустил. А веселые дома — через раз.
В одном кабаке песню услыхал. Вообще-то в пении-стихоплетстве дока я небольшой, но тут знакомая география послышалась. Песенка-то была не простая, а про рубиловку у Светлой Вельи, где я прямо-таки участвовал от и до. Подсел к певцу, поговорили. Оказалось, совместно мы в этом деле кровушку проливали. Только он с одной стороны, а я с другой. Анном он назвался, а сам был такой тощий, раздерганный, немытый. Волосья седые, морда вся в морщинах, и шрам через бровь, через скулу, аж до самой челюсти. Меч, правда, у него приличный был, и арфа маленькая. А так — ни лошади, ни железа порядочного, ржа трухлявая да обноски. Что за песни подадут, тем и кормится. Три дня я его за собой таскал, а потом к Раделю увез. Нужны мне в лесах наших хорошие вояки, что же добру зазря пропадать?
Кто знал, что это Принц-Звезда собственной персоной?
Справедливости ради скажу, что он еще долго мне голову морочил шрамами на морде и сединой в волосах. Случайно открылось. Скромничал наш Анн, мылся всегда отдельно, при запертых дверях. Я думал, рубцы у него какие-нибудь особо страшные, вот и стесняется. А у него, оказывается грим на лице лежал и волосы он какой-то дрянью мазал. Осторожничал Анн, осторожничал, но и на старуху бывает проруха. Вылил как-то на себя ковшик кипятку, шрам отклеился и в кипятке растворился. Без шрама весь остальной карнавал ни к чему оказался.
Вышел из бани после помывки не Анн, а альфар какой-то. Волосы серебряные по плечам, лицо молодое, точеное, брови как нарисованные. Красота несусветная, одно слово. Так и так, сказал, шрам уплыл, придется мне со своим лицом походить. От недругов, говорит, я скрываюсь.
