Да, о машинах. Славные, оказывается вещи: руль, рычаг и три педали — все, что нужно для счастья. Не понимаю, почему здешние учатся управлять этим жестяным корытом целых три месяца и частенько заваливают экзамены в каком-то ГАИ. Лично мне хватило и часа, чтобы понять, как эта штука ездит и разворачивается. Намного, кстати, проще колесницы. Следующие сутки ушли на то, чтобы обвыкнуться с большими скоростями. Поначалу кружилась голова, но это быстро прошло. А когда мне объяснили, сколько лошадей неведомый мне маг припрятал под капотом, восторгу моему не было предела. Но когда я оный капот открыл, ни одного коня там не обнаружилось: какие-то трубы, банки и непонятные грязные железяки, в которых мне разбираться пока не хотелось.
Сев за руль жестянки, я ощутил, что чувствую город целиком. Огромное скопление водителей на многочисленных улицах Москвы. Кто-то стоял, кто-то ехал на всех парах, в каких местах поблизости очереди, а где аварии, — вся информация предстала перед моим магическим взором словно на картинке. Я чувствовал, куда мне ехать, чтобы не застрять в пробке (а в этом городе по утрам и вечерам на многих улицах скапливались кучи жестянок), как обойти нерадивого водителя и увернуться от пьяницы, незнамо зачем усевшегося за руль. Я мог мчаться по городу на всей скорости, которую только позволяла развить черная 'Тойота' Юли Шаулиной. И мне это нравилось. Все же есть в будущем человечества много хороших вещей. По правде говоря, мне приятнее было кататься на жестянке, нежели во чреве синего ревущего змея, ползающего под землей по наперед заданной схеме.
В свободное время я отправлялся в район Чертаново и стоял под окнами одного высокого белого дома, обреченно глядя на один балкон пятого этажа. Там жила моя Маш-шу. Я предпочитал наблюдать за ней со стороны, потому что мне сказали, будто она шокирована и напугана, и лишних переживаний ей сейчас не нужно. Но однажды я решился и вышел из-за угла.
— Призрак Неба, — она потупила грустные карие глаза, — преследует меня везде. Даже во снах. Уйди.
— Я настоящий, — протянул я к ней руку, но девушка отстранилась.
— Если прикоснешься, я тоже стану привидением.
— Нет, отчего? — печально улыбнулся я.
Да, я в Чертаново не играл роль Шаулиной. Я переодевался в брюки и рубашку, отколупывал накладные когти, смывал косметику, в этом мире мужчины не подводили глаза, и мне было все равно, если кто-то увидит меня не в Юлином обличье.
— Неб умер, — словно заученную фразу, сказала Маш-шу.
Я знал, что в энциклопедиях это так. Но как убедить любимую девушку, что три с половиной тысячи лет назад в Кемете похоронили чужое тело. А я — вот он, стою перед ней и хочу ее обнять.
— Нет, я жив, — наивно, боги, но я не мог придумать, что сказать любимой девушке.
— Ты врешь. Опять врешь. Как тогда, про работу.
Мне стыдно за недомолвки, что были у нас три с половиной тысячи лет назад. Она так и не захотела принять мои объяснения, не поняла, зачем я скрывал от нее о своем положении в обществе.
— Я никогда не вру женщине, которую люблю, — зажмурившись, выпалил я и почувствовал, будто меня обдали горячей водой.
Когда я открыл глаза, заплаканная Маш-шу стояла напротив. Поверила? Наверное, нет.
— Боги почему-то решили, что мне будет лучше в Москве, — развел я руками.
Она ничего не ответила. Только кинулась мне на шею, и я снова ощутил дурманящий запах ее духов. Мои руки сами собой сомкнулись у нее за спиной, и я первый раз за несколько дней поцеловал любимую девушку. Я так хотел, чтобы она жила со мной. Жаль, что в личине Юли я не мог себе этого позволить.
Словно юркая кошка, Маш-шу выскочила из моих объятий.
— Какой реальный глюк, — шепнула она и, развернувшись на каблуках, бросилась прочь.
Все-таки не поверила. Опять. Ладно, у меня до отъезда в лагерь 'Березка' еще целая неделя. Есть время, чтобы так называемый 'реальный глюк' не только поцеловал ее у входа в подъезд, но и подарил цветы и, быть может, придумал что-нибудь еще. Только вечером меня ждал неприятный разговор с Иваном. Он объяснил, что Маш-шу очень страдала, когда вернулась домой. Девушка считала меня давно умершим, оно и ясно, почему. И Ира поспешила околдовать ее. Теперь, пока действие заклятья не развеется, моя любимая будет воспринимать меня исключительно белым полупрозрачным призраком в кеметской одежде. И так в течение месяца. Придется запастись терпением. А между тем наш отъезд в детский лагерь неотвратимо приближался.
— Какой русский не любит быстрой езды? — открыв окно и развалившись на переднем сиденье, пропел Иван.
Мимо нас проносились огромные дворцы на окраинах Москвы, территории, огороженные потрескавшимися серыми заборами и густые парки. Я, наслаждаясь скоростью, которую сумел развить на жестянке, именуемой 'Черной Тойотой', сидел, вытянув руки, изредка корректируя курс.
— Неб, сверни на Волгоградский проспект, — лениво бросил товарищ, указывая налево.
Никаких проблем! Пару раз кручу руль, и вот мы уже мчимся по широкой автостраде прочь из сумасшедшей столицы. Не пойму только, чего это на меня так взъелась блондинка на красном 'Форде', когда я виртуозно повернул у самого ее носа. Иван ворчал, будто мы могли врезаться. Какие люди из далекого будущего запуганные! Этого бы не произошло, Амоном клянусь. Я ж не собирался тормозить.
Зато после случившегося мне пришлось выслушивать целую тираду о правилах дорожного движения, которые для всех писаны, за исключением автомобилей с синими мигалками и истошными пищалками. Да, знаю, читал по вечерам, когда друзья оставляли мне одного в Юлиной квартире. Скучнейшая, надо сказать, книга. Пускай и с кучей картинок, из которой я вынес одно, самое главное правило: если катишься по главной дороге, у тебя приоритет.
— Это за пищалку сойдет? — что есть мочи я надавил на клаксон.
— Тебя за ненормального посчитают, — скептически заявил Иван, которого я отвлек от важного занятия — общения через глас Бога с его любимой Ирой.
Семенова, надо сказать, тоже хотела отправиться с нами, но Маргарита категорически воспротивилась. Она оставила новоиспеченную колдунью в офисе, чтобы та работала с какими-то важными бумагами. Так что мой друг и напарник обещал звонить любимой чуть ли не каждый час.
А когда мы выехали за город, то скоро познакомились с одним не очень приятным для водителей видом стражников, гаишником обыкновенным. Человек в форменной одежде: ярко-зеленом жилете, черных штанах и с полосатым жезлом. Создается впечатление, что этот предмет — символ безграничной власти на дорогах.
Иван положил мне руку на плечо и попросил притормозить и проехать мимо первого встреченного нами на обочине стража как можно медленнее. Шестьдесят километров в час — это так скучно, но я послушался, и гаишник лишь одобрительно махнул нам палкой вслед.
