А после душа — кутаться в халат из настоящего натурального хлопка. Умопомрачительного и нереального. Уже лет пятнадцать хлопок не вызревает на землях Альянса объединенных провинций — АОП, как коротко зовут страну её жители. Его ввозят в очень малых количествах из-за Барьера, возникшего полвека назад, в период Раскола.
Нора не застала те времена, даже мама помнила их смутно, со слов давно умершей бабушки. В школе говорили: эльфы все начали. Они опасно исказили магию, нечто ужасное вырвалось в мир. Могучее, пожирающее природу. Гномы сочли Это полезным для своих горных работ и заключили с Ним союз. А люди… Люди ничего не успели даже понять толком! Те, у кого было достаточно опытных ведьм, кто обладал решимостью, располагался рядом с нормальными соседями и успел включиться в общую борьбу — все они и создали АОП. Противовес для жадных устремлений вечных, которым жизнь человека — один миг. Разменная монета в торге с магическим монстром.
В учебниках подробно изложена хронология Раскола. Встречи, бесконечные обещания, доброта напоказ. И сразу же — вероломные ночные атаки, разрывающие прежние договоры. Провокации, смущающие наивных, отравляющие сознание недавних союзников. В книгах говорится подробно еще о шпионах и попытках подорвать экономику мира людей…
Десять лет тянулись переговоры. За это время пришли в полный упадок, фактически погибли, две страны к северу от Альянса. Еще одна купилась на лживые посулы и покинула его состав. А потом все кончилось в один день. Оборвалось острой болью беды — Расколом…
На центральном развороте любой книги по истории страны обязательно размещаются пять портретов ведьм, погибших при отражении первой большой агрессии. Эльфы тогда по сути начали полномасштабную войну, использовали биологическое оружие в сочетании с чем-то еще, не менее ужасным и явно магическим. Парный удар двух этих сил смел большой мирный город на севере Альянса в одну минуту, и новый вид вооружения врага назвали — биоружие, что означает "парное, или комбинированное — ударно-биологическое".
Остановить эту неодолимую никакими лекарствами смерть удалось, лишь создав Барьер. Он впитал силу жизней создавших его ведьм и поднялся высоко, похожий издали на грозовой фронт. Каждый год его подновляют, заклинают на упрочнение. Могущество магии длинноухих велико. Но им не постичь того, что есть в людях: умения жертвовать собой…
Нора усмехнулась. Выходит, она как раз из числа тех немногих, кто способен поддержать Барьер и, если надо — пожертвовать собой. Странно же тут встречают начинающую свой путь к званию генеральши "героиню". Зло, неприветливо, холодно.
Потом в голову полезли окончательно нелепые домыслы. Про бабушку Лору, лично заставшую времена Раскола. К сожалению, добрая старушка выжила из ума. Она презрительно отмахивалась от рассказов о биоружии и агрессии эльфов. И твердила шепотом, озираясь по сторонам и опасаясь рыжей соседки, что химия заводов Альянса — хуже любого вражеского изобретения… Что живых эльфов она видела, они милые и приятные, хорошие соседи и надежные друзья. Баба Лора правильно опасалась: за такие слова сразу отправят куда следует. Если их передать. Напиши донос — и готово дело, можно уехать из Юльска, за помощь в поимке пособников длинноухих хорошо платят. Нора горько усмехнулась, трезвея, приходя в себя. Быстро прошла в комнату и легла. Она еще не генеральша. И наглость — не для неё счастье, хотя назад дороги нет. Больно. Неприятно вспоминать слова бабушки Лоры. Та ведь не про одних эльфов говорила. Упоминала с неизменным презрением нынешних военнообязанных ведьм. Цедила сквозь зубы, потирая старый шрам на плече: ни одной бескорыстной черной ведьмы — из Альянса, состоящей в Корпусе — не встречала, да и не может быть таких. Корпус людям душу гноит, убивая всю природную доброту.
Заснуть удалось не сразу. Донимали, горели болью незаслуженные пощечины, подтверждающие правоту тех странных слов. Но еще мучительные были соображения и предположения о предстоящей жизни в колледже. Здесь не ценят уважение, предпочитая послушание. Не поощряют умение мыслить, заменяя его заучиванием наизусть правил. Так написано в пособии о колледже ведьм. И, судя по первому впечатлению, все правда. Но ведь кроме ужасной, даже унизительной, правды есть еще многое, хорошее и притягательное. Тот же хлопчатый халат. Или широченная кровать, а на ней — хрустящее белое белье. Прохлада туманного вечера. Шелест живой листвы парка, перебираемой восхитительным ветерком. Запах скошенной сочной травы. Все так безупречно…
Нора пыталась отвлечься от раздвоенности восприятия минувшего дня, от причиненных обид и смутных далеких ожиданий. Порой удавалось успокоить себя ненадолго. И тогда на дне души снова принимался ворочаться червь полузабытой боли, скользнувшей холодком по позвоночнику при отъезде из Юльска. Так обычно опознается её способностями ведьмы неотвратимая беда. Серьезная, опасная, крупная. Дома — неладно. Кире плохо. Маме плохо. Всем плохо.
К полуночи луна вылила на пол два ведра серебряного сияния, яркого, текучего, плотного. В нем полоскался узор тонких занавесок, назойливо мельтешил перед утомленным взором. Переплеты окна черными крестами придавливали сияние к полу, словно старались погубить его. Темные мысли и предчувствия не уходили, но усталость постепенно взяла свое, и Нора прикрыла глаза, заставила тело расслабиться, постаралась дышать очень ровно и тихо. И, наконец, задремала.
Во сне беда обрела полноту силы. К поверхности серебряных омутов лунного света всплыли видения. Сперва блеклые, едва годные для распознания. Потом все более подробные и отчетливые, словно растущий ужас добавлял им яркости и прорисовывал страшные и точные детали.
Рон бежит по горелому лесу, стремится убить кого-то, злобно хохочет, размахивая длинным ножом — и сам умирает. Жутко и внятно видна его смерть: на коленях стоит, жалко вымаливая пощаду. Ничтожный, слабый, уродливый… захлебывается визгом. И сон приобретает угрожающий оттенок пролитой крови.
Кира плачет, тоже спешит через черный лес, спасаясь от погони, и горелые ветки тянут к ней свои закопченные когти, рвут платье, впиваются в кожу. Сестре до безъязыкости страшно, дышать она едва решается. За спиной беда — не смерть даже, нечто гораздо хуже смерти. Кира спешит, хотя ноги дрожат и подламываются, хотя нет и тени надежды.
Лорран беззвучно скользит в ночи, родной ей и ловкий. Или не Лорран, а тот, кого он обычно играет в кино? Тени прячут его, лес, даже мертвый, помогает ему. Злодей достает свои знаменитые парные мечи эльфа Тиэля из "Кровавой полуночи", клинки шипят змеями, их владелец одними губами улыбается, пристально глядя в испуганное, серое лицо матери. Потом протягивает руку маленькой Кире. Наивной крохе Кире, которая не умеет видеть в людях дурное и верит, что эльфы таковы, какими их описала бабушка Лора. Кира не смотрела ни одного фильма до конца. И ей не видно теперь, в темноте ужасной ночи, что на ладони у Лоррана темными брызгами запеклась кровь… И глаза эльфа — темные, усталые, в них только что отразилась смерть.
